Антония поцеловала руку матери и обещала беспрекословно повиноваться.
– Чтобы не дать страсти закрепиться, – продолжала Эльвира, – необходимо запретить Лоренцо приходить сюда. Оказанная им услуга не позволяет мне прямо прогнать его; но если только я не составлю себе вполне благоприятного представления о его характере, я его отважу без обиды, если изложу ему свои резоны и положусь на его великодушие. Когда мы встретимся в следующий раз, я честно объясню ему, как неуместно его присутствие. Что скажешь, дитя мое? Необходима ли такая мера?
Антония признала ее правоту без колебаний, хотя и не без сожаления. Мать нежно поцеловала ее и ушла спать. Антония последовала ее примеру и перед сном столько раз поклялась не думать более о Лоренцо, что ни о чем другом и не думала, пока сон не сомкнул ее глаза.
Пока в доме Эльвиры шел этот разговор, Лоренцо поспешил вернуться к маркизу. Все было готово ко второму побегу Агнес; в двенадцатом часу друзья с каретой и четверкой лошадей явились к стене монастырского сада. Раймонд отпер своим ключом калитку. Они вошли и стали ждать Агнес. Наконец маркиз заволновался, опасаясь, как бы вторая его попытка не оказалась столь же неудачной, как первая, и предложил пойти на разведку. Друзья крадучись дошли до жилого корпуса обители. Всюду было темно и тихо. Аббатиса позаботилась, чтобы история не получила огласки, равно опасаясь, что преступление одной сестры бросит тень на всю общину или что влиятельные родственники вмешаются и лишат ее намеченной жертвы. Поэтому она постаралась, чтобы любовник Агнес ничего не заподозрил и не узнал, что она вот-вот будет покарана за свой грех. По той же причине аббатиса отказалась от идеи арестовать неизвестного соблазнителя в саду: это наделало бы много шума, и позор обители стал бы темой пересудов по всему Мадриду.
Она удовлетворилась тем, что посадила Агнес под замок, а любовнику предоставила возможность делать что вздумается. В итоге маркиз и Лоренцо напрасно прождали до рассвета и бесшумно удалились, обескураженные неудачей и не зная причины провала.
На следующее утро Лоренцо пришел в обитель и потребовал встречи с сестрой. Аббатиса показалась у решетки с печальным видом. Она сообщила, что в течение нескольких дней Агнес была сильно возбуждена; что монахини тщетно уговаривали ее объяснить, в чем дело, предлагая свои советы и утешение; но вечером в четверг случился такой тяжелый припадок, что ее пришлось уложить в постель.
Лоренцо не поверил ни единому слову и настаивал на свидании с сестрой; если она не может выйти к решетке, пусть его проводят к ней в келью. Аббатиса перекрестилась: ее шокировала даже мысль о том, что посторонний мужчина проникнет в ее богоспасаемые владения. Она заявила Лоренцо, что это немыслимо, но если он придет завтра, то ее возлюбленная дочь, возможно, достаточно оправится, чтобы увидеться с ним у решетки гостиной. Лоренцо, недовольный, не уверенный в безопасности сестры, вынужден был ретироваться.
Он пришел наутро пораньше и услышал: «Агнес стало хуже; врач считает, что ее жизнь в опасности, и предписал ей полный покой, поэтому принять брата она никак не может».
Лоренцо возмутил этот ответ, да делать было нечего. Он бушевал, умолял, угрожал; но увидеться с Агнес ему не дали. В отчаянии вернулся он к маркизу. Тот также не жалел усилий, чтобы узнать, что помешало его плану. Он посвятил в свою тайну дона Кристобаля, и тот попробовал что-то разузнать, улестив старую привратницу обители святой Клары, свою давнюю знакомую; но она проявила необычную сдержанность и ничего полезного не рассказала. Маркиз и Лоренцо изнывали от тревоги. Они уже не сомневались, что о замысле бегства кто-то узнал и заболевание Агнес – выдумка, но как вырвать ее из рук аббатисы, пока не могли придумать.
Лоренцо регулярно наведывался в обитель, и так же регулярно ему сообщали, что сестре его скорее хуже, чем лучше. Зная, что ему лгут, он не огорчался, но полная неизвестность касательно ее судьбы и мотивов поведения аббатисы вызывала серьезнейшее беспокойство. Он все еще не мог решить, что делать, когда маркиз получил письмо от кардинала-герцога Лермы, в которое была вложена давно ожидаемая папская булла с приказом освободить Агнес от обетов и вернуть родственникам.
Этот документ помог ее друзьям определиться с дальнейшими действиями; они решили, что Лоренцо немедленно отнесет бумагу настоятельнице и потребует, чтобы ему тут же передали сестру. Болезнь не могла быть поводом для невыполнения этого приказа, брат имел право немедленно перевезти Агнес во дворец Медина, и он решил воспользоваться этим правом назавтра.
Успокоившись в отношении сестры, он мог теперь уделить время любви и Антонии. В тот же час, что и при первом визите, он явился в дом доньи Эльвиры. Она велела его впустить. Как только слуга объявил его имя, ее дочь удалилась вместе с Леонеллой; войдя в гостиную, он застал хозяйку дома одну.
Она встретила его приветливее, чем прежде, и попросила присесть поближе к дивану. Затем без предисловий приступила к делу, как и обещала Антонии.
– Прошу вас, дон Лоренцо, не думать, что я забыла о важной услуге, оказанной вами, – знакомстве с маркизом. Я чувствую, как обязана вам, и ничто в этом мире не заставило бы меня поступить так, как вы сейчас узнаете, кроме интересов моей доченьки, моей любимой Антонии. Здоровье мое слабеет; одному Богу известно, как скоро призовет он меня к своему престолу. Дочь останется сиротой, без родителей, а если она утратит покровительство дома Ситернас, то и без друзей. Она молода и простодушна, ничего не знает о мерзостях мира, но достаточно хороша, чтобы привлечь соблазнителей. Судите же, как я боюсь за ее будущее! Как должна я стараться держать ее подальше от общества, в котором могут быть разбужены страсти, пока еще дремлющие в ее душе! Вы привлекательны, дон Лоренцо; Антония впечатлительна. Ваше присутствие страшит меня: а вдруг в ее любящем сердечке вспыхнут чувства, которые отравят всю ее будущую жизнь или зародят надежды, неосуществимые и напрасные в ее положении?
Простите меня за то, что я так откровенно делюсь с вами своими страхами. Я не могу отказать вам от дома; могу лишь обратиться к вашему великодушию с просьбой пощадить чувства встревоженной, любящей матери. Поверьте, меня удручает необходимость прервать знакомство с вами; но другого выхода нет, и ради Антонии я вынуждена просить вас более не появляться у нас. Исполнив мою просьбу, вы подниметесь еще выше в моем мнении, а ведь я и сейчас восхищаюсь вами и вижу, что вы заслуживаете уважения.
– Ваша откровенность меня покоряет, – ответил Лоренцо. – Вы убедитесь, что не зря доверились мне; но я могу кое-что возразить и надеюсь, что вы снимете запрет, соблюдать который я буду крайне неохотно. Я люблю вашу дочь, люблю всей душой; не будет для меня большего счастья, нежели убедиться, что она разделяет мои чувства, повести ее за руку к алтарю и стать ее мужем. Правда, я сам небогат, после смерти отца мне досталось не так уж много, но достаточно, чтобы я мог претендовать на руку дочери графа де лас Ситернас…
Эльвира перебила его:
– Ах, дон Лоренцо, вы забываете, что за этим пышным титулом кроется мое простонародное происхождение. Вы забываете, что я прожила четырнадцать лет в Испании, отвергнутая семьей мужа, существуя на пособие, которого едва хватает на прожитие и воспитание дочери. Меня бросила и собственная родня, из зависти не желающая признать даже законность моего брака. Со смертью свекра выплата пособия была прекращена, и я оказалась на грани нищеты. И тогда сестра моя отыскала меня. Несмотря на причуды и слабости, сердце у нее горячее, любящее и щедрое. Она поделилась со мной небольшим состоянием, унаследованным от нашего отца, уговорила переехать в Мадрид и поддерживала нас с моей девочкой все время после того, как мы уехали из Мурсии. Посему не стоит считать Антонию отпрыском графа де лас Ситернас; она – бедная и беззащитная сирота, внучка ремесленника Торрибио Дальфа, дочь нищей вдовы. Что может быть у нас общего с племянником и наследником могущественного герцога Медина? Нельзя надеяться на то, что дядя одобрит ваши намерения, а потому я предвижу, что ваше ухаживание приведет к роковым последствиям для моей дочери.
– Простите, сеньора, но у вас неверное представление о герцоге Медина. Он необыкновенный человек! Ему свойственны широта взглядов и бескорыстие; он любит меня, и нет никаких причин опасаться, что он запретит мне жениться, когда поймет, что мое счастье зависит от Антонии. Но если бы он и отказал, что с того? Мои родители умерли; своим маленьким состоянием я распоряжаюсь сам, и его хватит, чтобы содержать Антонию. Да я без малейшего сожаления отдам герцогство Медина за ее руку!
– Вы молоды и горячи; для вас естественно думать так. Но опыт научил меня, что неравный брак всегда проклинают. Я вышла замуж за графа де лас Ситернас против воли его родных; многими страданиями заплатила я за этот неосторожный шаг.
Куда бы мы ни направлялись, проклятие отца преследовало Гонсальво. Мы были бедны, и не было рядом друга, чтобы помочь нам в нужде. Увы! Мой муж, привыкший к достатку и комфорту, плохо переносил эти перемены. Он сожалел о положении, которое оставил ради меня; и в моменты отчаяния попрекал меня за то, что я навлекла на него нужду и несчастья. Он называл меня своим проклятьем, своим бременем! Боже! Он даже не подозревал, насколько острее были мои сердечные муки! Он не понимал, что страдаю я втройне – за себя, за детей и за него! Правда, гневался он обычно недолго, и его искренняя любовь вновь проявлялась, он раскаивался в том, что довел меня до слез, однако этим мучал меня еще сильнее. Он умолял о прощении, осыпал сам себя проклятиями…
Именно этот опыт и заставляет меня спасти дочь от несчастий, которые я перенесла. Без согласия вашего дяди она никогда не будет вашей, пока я жива. Его власть огромна, и я не допущу, чтобы Антония подверглась его гневу и преследованиям.
– Мы легко можем избежать преследований! В ху