влении». Однако пять проповедников публично усомнились в правдивости рассказанной королем истории; после тщетных попыток примирения самый упрямый из них, Роберт Брюс, был отправлен в изгнание.
Семья Гоури пользовалась репутацией ярых сторонников пресвитерианской веры, и случившееся стало новым поводом для нападок воинственных проповедников на короля. Тогда Яков в прямом противоречии с решениями ассамблеи в Монтрозе назначил в ноябре трех епископов, которые тут же заняли места в парламенте, но были отвергнуты большинством церкви. Одновременно продолжились репрессии против семьи Гоури: две сестры покойного графа были изгнаны из свиты королевы, а двое братьев бежали в Англию. Но Якова больше всего занимало не это, а судьба английской короны. Елизавете было уже 67 лет, она страдала от многочисленных недугов, но упорно отказывалась умирать. Однако соперников у шотландского короля практически не было, и ему оставалось только сидеть и ждать. Параллельно он старался заручиться поддержкой всех сколько-нибудь влиятельных партий в Англии, в том числе католиков. В 1599 году, когда шотландец Уильям Чизхолм был избран кардиналом, король даже подписал письмо к папе, которое начиналось обращением «святой отец». Правда, сам он впоследствии уверял, что эту подпись у него чуть ли не на коленях вымолил секретарь Эльфинстон. Он завел переписку и с влиятельными сановниками английского двора, в том числе и с могущественным Робертом Сесилом, обещая им все возможные награды в случае своего восшествия на трон.
Наконец 24 марта 1603 года Елизавета скончалась, и в тот же день Яков был провозглашен королем Англии, хотя он предпочитал называть себя королем Великобритании — так впервые появилось это слово, официально признанное только в 1707 году. Спустя три дня в спальню короля ввалился усталый и грязный Роберт Кэри, который за шестнадцать лет до того сообщил ему о казни Марии. Теперь он привез радостные вести. Уже 5 апреля новый монарх покинул Эдинбург и отправился в долгий путь на юг. В Бервике состоялось, может быть, самое важное событие его царствования — переход границы, на которой столетиями кипели кровопролитные войны. Теперь границы не стало, хотя этого еще не осознали собравшиеся англичане и шотландцы, кидавшие друг на друга полные враждебности взгляды. По пути Яков отказался от кареты, чтобы во всей красе предстать перед любящими подданными. Однако вскоре он пожалел о своем решении — вокруг него собирались сотни людей, и все желали потрогать монарха не очень чистыми руками. Он удивлялся тому, как много народу в Англии, и начал осознавать, что ненавидит толпу.
В новых владениях его ждало еще много открытий. Из своей нищей страны английский королевский двор казался ему гораздо богаче, чем на самом деле, поэтому на первых порах он с неслыханной щедростью раздавал деньги, титулы и земли. В Ньюарке он велел без суда повесить воришку — ему представлялось, что королевская власть, столь ограниченная в Шотландии, в Англии должна быть безграничной. На самом деле положение в двух странах было в корне различным. В Шотландии с ее вечными феодальными раздорами многие еще мечтали об абсолютной монархии французского типа. В Англии этот этап был давно пройден, и общественное мнение все больше склонялось к ограничению королевской власти. Непонимание этих отличий стало роковым для династии Стюартов, пытавшейся осуществить на английской почве свои шотландские мечты.
Да и великая Глориана оставила своему наследнику больше проблем, чем богатства. Ее войны разорили казну, а твердая политика умножила число недовольных. Знаменитый флот порядком обветшал и с трудом защищал от пиратов даже берега самой Англии. Страна богатела, но королевская власть беднела — этот парадокс омрачил последние годы Елизаветы и стал настоящим проклятием для ее преемника. Он не понимал, как подданные могут требовать от короля финансового отчета; по его мнению, монарх и его страна составляли единое целое и все у них было общим — точнее, королевским.
Первым испытанием способностей Якова в качестве короля Англии стал подбор советников. При дворе Елизаветы существовало множество партий — Говарды, Кэри, Дадли, Сидни, Саквиллы, — и она старалась привлекать к власти всех понемногу. Яков оставил только тех, чье мнение совпадало с его собственным. Он выступал за мир с Испанией и сместил тех, кто выступал за продолжение войны, а знаменитый путешественник, авантюрист и поэт сэр Уолтер Рэли был даже заточен в тюрьму. В то же время опытный царедворец Сесил сохранил свою должность, мгновенно сделавшись миротворцем. Король повелел прекратить враждебные действия против Испании, хотя мирный договор был заключен только в 1604 году. Многие английские каперы, недовольные таким решением, ушли в пираты; с этого начался золотой век морского разбоя.
Другим шагом Якова стало ослабление репрессивных мер против католиков, введенных Елизаветой (так называемые «законы о нонконформистах»). Король не отменил эти законы, но высказался за их смягчение — в частности, за отмену специального налога с католиков. Однако эти меры открыто саботировались министрами, особенно Сесилом. А скоро и сам Яков был разозлен открытым сопротивлением католиков. Все началось с заговора католического священника Уотсона, решившего свергнуть короля и восстановить «истинную веру». О заговоре, как ни странно, Якову сообщили иезуиты, которые хотели тем самым побудить короля улучшить положение католиков. Первоначально их надежды оправдались; 17 июля король встретился с депутацией католиков и торжественно пообещал им отменить дискриминационный налог. В ответ папский нунций обещал, что папа Климент VIII примет все меры, вплоть до отлучения от церкви, чтобы удержать католиков Англии в повиновении королю. Но тут в процесс примирения вмешались личные обстоятельства. Королева Анна была тайной католичкой, и в январе 1604 года некий Стэнден привез ей реликвии и какие-то письма из Рима. Вскоре Яков узнал, что на самом деле папа вовсе не собирается отлучать католиков за их выступления против «еретика». Ему также донесли, что после отмены налога число католиков и их священников в стране сильно возросло. Все это воскресило в нем привычную боязнь заговоров, и он начал действовать. Хотя налог пока не был восстановлен, указ 22 февраля предписал выслать из Англии всех католических священников.
Не меньшим, чем католики, преследованиям подвергались при Елизавете и пуритане — радикальные сторонники протестантства. Эту публику Яков хорошо знал по Шотландии и не питал к ней никакого сочувствия. Он с раздражением говорил: «Пресвитеры согласуются с монархией не больше, чем Бог с дьяволом. Этак любые Джек и Том могут собраться и начать указывать мне и моему совету, что нам делать да как поступать»[96]. По пути в Лондон представители пуритан поднесли ему так называемую «Петицию тысячи», прося позволить им устраивать церкви в соответствии с нормами их вероучения. Первоначально король склонялся к их требованиям, которые к тому же поддерживал его советник Бэкон, но на совещании в Хэмптон-Корте пуритане проявили такую агрессивность, что Яков прогнал их, сказав: «Раз они так себя ведут, пусть подчиняются правилам, иначе я выгоню их из страны»[97]. Он по-прежнему глубоко интересовался церковными делами и прежде всего — новым переводом Библии, предпринятым группой ученых по инициативе короля и при его живом участии. «Библия короля Якова» стала одним из важнейших итогов его царствования; сам он придавал ей такое важное значение, что даже советовался с парламентом в отношении отдельных трудных мест.
Однако Библия стала единственным вопросом, по которому король и парламент смогли договориться. В целом абсолютистские замашки Якова были глубоко чужды большинству членов парламента. Борьба Генриха VIII и Елизаветы с феодалами и церковью усилила роль мелкого дворянства — джентри, которое постепенно вступало в союз с торговой буржуазией и юристами из лондонского Сити. Объединившись в стенах парламента, эти силы могли блокировать чуть ли не все решения короля. Его, как и Елизавету, особенно раздражали покушения депутатов на те вопросы, которые ранее считались исключительно монаршей прерогативой — международные отношения, браки королевских родственников и церковную политику.
Собравшийся 19 марта парламент отклонил все предложения короля; он удовлетворил все требования пуритан и отверг окончательный союз с Шотландией, на котором настаивал король. На открытии король произнес напыщенную и как обычно путаную речь, сказав: «Я муж, а весь остров — моя жена. Я голова, а это — мое тело; я пастух, а это — мое стадо. Никто ведь не будет столь неразумен, чтобы думать, что я, христианский король, буду мужем двух жен одновременно»[98]. Однако парламентарии предпочли оставить Шотландию отдельным государством, чтобы она не сделалась бастионом консерватизма, оплотом английских противников реформ (заметим в скобках, что это все равно произошло). 7 июля король лично явился в парламент, чтобы повлиять на него, но в итоге вступил в перебранку с депутатами и в конце концов закрыл заседание. После этого меры против пуритан были ужесточены — все проповедники, отказавшиеся подчиниться официальной церкви, высылались в другие графства.
В отношении католиков какое-то время репрессии не применялись; даже указ о высылке священников король велел придержать. Только что был заключен мир с Испанией, и Яков надеялся добиться окончательного примирения двух враждующих стран и религий. Хотя в «Базиликоне» он и осуждал браки между приверженцами разных конфессий, но считал, что на государей это не распространяется, и вел переговоры о женитьбе принца Генри на дочери Филиппа III Испанского. Более того — король говорил с посланцем герцога Лотарингского о возможном объединении католической и англиканской церкви на условиях, выгодных для обоих. Однако католики продолжали устраивать заговоры против него, а число священников и их паствы росло, как на дрожжах. В конце концов Яков был вынужден все же ввести в действие указ о высылке, а заодно и обложить налогом самых богатых католиков — королевская казна почти опустела. В ответ папа отверг его идею объединения церквей и потребовал личного обращения Якова, «в каковом случае ему простятся все грехи»