Сказал он это и почувствовал у сердца нестерпимый жар. Это подарённый ему уголёк докрасна раскалился.
Не смог вытерпеть Мунгун Гу такого жара, бросил уголёк в траву. И только он это сделал, как запылало по степи пламя и ветер погнал его прямо на цириков. Поскакали цирики прочь, только немногим от огня спастись удалось.
Когда враги исчезли, уголёк сразу же потух. Мунгун Гу спрятал его опять за пазуху, а потом поехал искать потерянную палку. Вскоре нашёл он пастушеский посох, заткнул его за пояс и опять поскакал с Оюн на запад.
Сколько времени ехали они, — не известно, только раз на опушке увидели беглецы заброшенную юрту и поселились в ней.
Хорошо зажили Мунгун Гу и Оюн. Мунгун Гу каждое утро уходил на охоту, а жена его разводила огонь и готовила пищу.
Один раз сказал Мунгун Гу жене:
— Подари мне один золотой волосок. Я буду всегда носить его на своей груди.
Оюн вырвала золотой ьолосок из своей косы и дала его мужу. Спрятал Мунгун Гу драгоценный подарок и пошёл весёлый на охоту. Два дня счастливо охотился он, на третий отправился домой. По дороге присел отдохнуть на степной камень и вспомнил о жене. Достал он золотой волосок, стал любоваться им. Вдруг налетел ураган, вырвал из рук Мунгун Гу волосок и унёс его куда-то в степь.
Долго стоял в горести Мунгун Гу, оплакивая потерю. Потом вспомнил, что у Оюн есть ещё два золотых волоска, и сказал себе:
— Попрошу у неё второй волосок.
Сказал так и, не ведая беды, пошёл домой.
А ураган тем временем принёс золотой волосок Оюн в ханский сад. Увидел хан волосок, разгневался, приказал позвать к себе тушимэла.
Прибежал тушимэл от страха еле живой. Показал ему хан золотой волосок, закричал сердито:
— Мунгун Гу украл у меня невесту, а ты не можешь сё найти! Если к исходу весеннего месяца я не увижу в своей юрте прекрасную Оюн, я прикажу вбить тебя живым в землю!
Взял тушимэл сто цириков и поехал искать ханскую невесту. Сто дорог изъездил он и нигде не мог найти следов Оюн. И уже третий весенний месяц подходил к концу, когда увидел раз тушимэл Мунгун Гу. Он сидел в степи на придорожном камне и любовался золотым волоском своей жены. Хитрый тушимэл приказал цирикам спрятаться в высокой траве, а сам притворился больным и хилым.
— Сто лет тебе жизни, храбрый батор! — сказал он, кланяясь до земли. — Ноги мои отказываются идти дальше. Дай мне отдых в своей юрте.
— Счастье живёт в той юрте, где уставший находит приют. Ступай за мной.
И Мунгун Гу повёл тушимэл а к своей юрте. А следом за ним крались цирики. И только он вошёл в юрту, как на него набросились все сто цириков. Многих побил своим мечом Мунгун Гу. Вся юрта наполнилась телами убитых врагов. Тушимэл увидел, что живым его в плен не взять, закричал:
— Стреляйте в него из лука! Всё равно хан его казнит!
Поняла Оюн, что нет для её мужа спасенья, выхватила у него меч и бросила его в очаг. И только меч коснулся очага, сразу же упал мёртвым Мунгун Гу.
Тогда тушимэл сказал Оюн:
— Поедешь со мной к хану. Милостивый повелитель хочет на тебе жениться!
Посадил он Оюн на коня и повёз к хану.
И в тот день, когда тушимэл привёз к хану Оюн, в этот день вернулся с войны храбрый Алтай Гу.
Узнал Алтай Г у, что друг его пропал без вести, вскочил на коня и поехал искать Мунгун Гу.
Много дней ездил он по тропам и дорогам, спрашивал всех встречных, не видели ли они славного батора. И никто не порадовал его желанным ответом.
Тогда Алтай Гу выпустил из рук поводья, закрыл в горести лицо руками и воскликнул:
— Если нет в живых моего друга, то и мне не для чего жить!
Так он и ехал, не глядя куда. Не известно, сколько времени он ехал, только вдруг конь остановился и тихо заржал.
Алтай Гу отнял руки от лица и увидел, что конь привёз его к чьей-то заброшенной юрте.
«Может быть, в этой юрте знают о судьбе моего друга». — Он соскочил с коня, вошёл в юрту и сразу увидел мёртвого Мунгун Гу.
Застонал от горя Алтай Гу, и от стона его горы осыпались.
Когда высохли глаза Алтай Гу от слёз, увидел он в очаге меч своего друга.
— Я найду убийцу, — воскликнул Алтай Гу, — и убью его этим мечом!
И с этими словами он схватил из очага меч. Но едва он прикоснулся к мечу, как Мунгун Гу открыл глаза и вскочил на ноги.
— Помоги мне спасти Оюн! — закричал он своему другу. — Её увезли к хану.
— Мы спасём её или умрём оба! — сказал Алтай Гу.
Друзья вскочили на коней и взмахнули нагайками.
Они мчались ночь, мчались день, ещё ночь мчались, а к утру увидели дворец хана. Не просто было попасть к ханскому дворцу, потому что перед ним протекала широкая река, такая широкая, что никакой конь не смог бы её переплыть.
Начали друзья строить плот. Три дня строили, а когда плот был готов, появилась со дна реки рыбища и проглотила плот.
Выстрелили баторы в рыбу — стрелы от её чешуи точно от камня отскакивают. Лежит рыба, пасть разинула, ждёт, — не станут ли они на лошадях реку переплывать, чтобы и их проглотить.
Тогда Алтай Гу выстрелил в ближнюю гору и срезал стрелой её вершину.
Подняли баторы вершину на свои плечи, подошли к реке и швырнули вершину в раскрытую пасть рыбины. Вершина и застряла в её глотке.
Обрадовались друзья: теперь-то уж это чудище никого не проглотит.
Построили они опять плот и только отъехали от берега, — забила рыба хвостом о воду. Пошли по реке волны, точно горы огромные. Не переправиться по таким волнам на тот берег.
Загоревал Мунгун Гу, затосковал Алтай Гу. Вдруг Мунгун Гу почувствовал что-то горячее на своей груди. Сунул за пазуху руку, вытащил раскалённый уголёк. Не смог он удержать в руках горячий уголёк, выпустил его из рук, и упал уголёк в реку. Сразу же вода в реке закипела ключом. Сколько рыба ни билась — ничего не помогло ей, сварилась она заживо.
Тогда сели баторы снова на плот и переправились на другой берег. Подъехали ночью друзья к ханскому дворцу, увидели у ворот девятиголового мангуса. Сторожит людоед дворец, никого в него не пускает.
Взмахнул Алтай Гу мечом — отлетела одна голова мангуса, взмахнул Мунгун Гу мечом — вторая голова отлетела. Двух голов мангус лишился, а всё равно у него ещё семь осталось. И из каждой пасти смрад, дым и пламя извергаются.
Дрожат кони под баторами, пятятся от людоеда, на дыбы взвиваются. Ударили их всадники нагайками, снова наскочили на людоеда, снова срубили у него две головы. Пять голов теперь осталось у мангуса. Завыл страшным голосом людоед, затряслась земля под баторами, но не испугались друзья, а снова ударили своих коней и налетели на чудовище. Снова две головы мангуса покатились в траву.
Три головы остались теперь у мангуса, но сломался меч у Мунгун Гу, и не мог он дальше вести бой. Тогда Алтай Гу сказал:
— Пока я бьюсь с людоедом, скачи во дворец, выручай Оюн.
С этими словами Алтай Гу стегнул сильнее прежнего своего коня и с криком помчался на мангуса.
Пока Алтай Гу бился с людоедом, Мунгун Гу влетел во дворец и увидел Оюн. Он схватил её на скаку, перебросил через седло и с радостным криком помчался обратно.
Но рано начал радоваться Мунгун Гу. Беда стряслась с его другом. Срубил две головы он у людоеда, а третью не успел, сбил его с ног мангус, прижал лапой к земле и сожрать собирается.
Увидел Мунгун Гу, что погибнет сейчас Алтай Гу, обо всём забыл, выхватил из-за пояса пастушескую палку и ударил ею людоеда по голове. И только он это сделал, — отвалилась у мангуса последняя голова.
Счастливые и радостные вернулись Алтай Гу, Мунгун Гу и Оюн в юрту на опушке. И до конца дней жили они, не боясь никаких бед. Потому что, когда у человека есть верные друзья, то беда боится входить в юрту такого человека.
Хитрый бадарчи13
ил на свете весёлый, хитрый бадарчи. Шёл он раз по степи, встретил арата. Идёт арат печальный, в руках хвост лошадиный держит.
— Почему печальный? — спрашивает бадарчи.
— Несчастье у меня, — отвечает арат. — Волки последнюю лошадь загрызли, один только хвост оставили. Пропаду я без коня!
— Давай мне хвост, — говорит бадарчи, — и жди меня здесь. Будет у тебя конь лучше прежнего.
Отдал арат бадарчи лошадиный хвост, сам остался в степи ждать, что дальше будет. А бадарчи пошёл в один хот айл, где стояла юрта жадного и нечестного нойона. Недалеко от его юрты нашёл бадарчи лисью нору. Воткнул он хвост в эту нору, сам сел рядом, двумя руками за конец хвоста держится.
Немного посидел, — мчится мимо нойон на скакуне своем лучшем. Увидел нойон бадарчи, осадил коня, спрашивает:
— Что делаешь, зачем за хвост лошадиный держишься?
Отвечает бадарчи:
— Пустил я здесь пастись лошадь, а она ушла в эту нору. Хорошо, что успел схватить её за хвост, а то бы лишился своего коня. Вот отдохну сейчас немного и вытяну его из норы.
— А что у тебя за конь? — спрашивает жадный нойон. — Хорошо ли бегает?
— Семь раз за день обвозит меня мой конь вокруг земли! Грива у него, как снег на горных хребтах; от бега его ломаются стремена; между ушами его можно уложить десять верблюдов; когда на дыбы становится, чолкой облаков касается!
Затрясся от жадности нойон, соскочил на землю, толкнул бадарчи, сам за хвост уцепился.
— Кто тебе позволил, — кричит, — пасти своего коня у моей юрты? Убирайся отсюда сейчас же!
Говорит бадарчи:
— Я себе ноги стёр. Не могу пешком ходить…
— Ладно! Давай я подержу хвост, а ты садись на мою лошадь — и чтоб я больше не видел тебя возле моей юрты! Убирайся!
Умчался бадарчи на скакуне нойона в степь. Там он отдал коня бедному арату, а сам пошёл дальше.
В полдень встретил он одного богача. На голове у богача котёл стоял с мясом. Этот человек такой жадный был, что, уходя из юрты, всегда забирал еду с собой: боялся, что кто-нибудь съест без него.
Увидел богач бадарчи, стал над ним смеяться: