Впрочем, если бы он так ничего и не узнал, изменило ли бы это его жизнь? Стал бы он кем-то другим, смог бы сбежать из своего лабиринта? Даже будучи невидимыми, стены все равно оставались стенами, и Марк блуждал бы в них точно так же, как сейчас. Даже ничего не зная о безумии деда, он все равно был похож на него, все равно унаследовал это… проклятье.
И сейчас, вновь поднятное из глубины на поверхность, в мыслях вспыхивало то, о чем он не хотел думать: были ли у Ксавье такие же провалы в памяти? Приступы агрессии? Диссоциация? Желание схватить Беатрис вот так и…
Марк стиснул руку в кулак, отгоняя мучительный образ, пытаясь сосредоточиться на настоящем, заземлиться.
– Некоторое время назад я узнал, что моя бабушка не умерла при родах, как мне всегда говорили, а уехала. – Он снова вздохнул. – Вскоре после появления детей на свет. Оставила записку, что не может больше жить с мужем-тираном, что их брак с самого начала был ошибкой и что нежеланных детей она оставляет ему. Или что-то в этом роде. Вот, собственно, и все. Потом пришла еще телеграмма. Кажется, из Индии. Что Беатрис счастлива и просит ее не искать. С тех пор никаких вестей от нее не получали.
Это, разумеется, было далеко не все, но ворошить прошлое в присутствии Эвы и девчонки не хотелось. И вообще не хотелось.
– Значит, надо сравнить ДНК, – произнесла Янссенс ровным деловым тоном, который его внезапно резанул. Марк буквально ощутил воткнувшиеся в него ледяные колючки. – Я сейчас возьму у вас пробу, подождите.
Она быстро вышла из кабинета. Марк уставился ей вслед. Почему? Что случилось? Отчего такая мгновенная перемена настроения, ведь только что она ела шоколад и была такой…
– Ну, я пойду, – вдруг сказала Эва. – Поздно, Ребельон уже успел соскучиться. А ты, молодой человек, не веди себя как твой дед.
– Как мой дед? – неожиданно для самого себя рявкнул Марк. – Не сходить с ума? Не носиться за людьми с ножом?
– Не молчать, когда можно поговорить. И не повышайте на меня голос, инспектор, пока я не обломала о вас свою клюку. Спокойной ночи.
Старая ведьма схватила еще одну конфету и направилась к двери. Марк раздраженно вздохнул. В этом официальном «вы» и «инспектор», на которые иногда подчеркнуто переходила мадам Дюпон, было что угодно, но только не уважение.
Янссенс вернулась, все такая же суровая и деловая, уже в перчатках и с каким-то пакетиком в руках. Сосредоточенно нахмурившись, достала ватную палочку. Марк стоял, прислонившись к столу, и наблюдал за ее действиями. Он не шелохнулся, когда девчонка подошла ближе и встала прямо перед ним. Черт возьми, что не так? Откуда этот холод? Что такого он сделал или сказал? Он не будет ей подыгрывать, пусть сама его просит, пусть подойдет еще ближе, пусть…
– Присядьте, – велела она холодно.
– Неудобно тянуться? – спросил он с едва заметной ухмылкой, глядя на нее сверху вниз.
Янссенс это должно было выбесить – и пусть. Пусть лучше злится, чем снова этот холод и колючки. Только что пила кофе и мило общалась, а теперь вот это?
Она равнодушно пожала плечами и вдруг смело шагнула вперед, почти прижавшись к нему вплотную.
– Откройте рот.
О, эта бескомпромиссная дерзость ему определенно нравилась. Девчонка старалась сражаться с ним на равных, и от ощущения ее близости и такой отчаянной храбрости в нем вспыхнул опасный огонь.
Марк открыл рот, все так же глядя на нее сверху вниз, а она привстала на цыпочки и потянулась, чтобы сунуть палочку.
Тепло ее дыхания касалось лица. Он отлично чувствовал, как ей неудобно, как она еле справляется с волнением, как у нее дрожат руки, как она случайно коснулась пальцем его губы и вздрогнула, как она попыталась было, но так и не рискнула опереться на него другой рукой. И пока она сосредоточенно водила палочкой по внутренней стороне его щеки, Марк не сводил с нее взгляда. Он знал, что девчонка сознательно на него не смотрит сейчас, что она смутится и вспыхнет, зальется краской до ушей, если взглянет ему в глаза. И да, именно этого он хотел. Хотел ее злости, смущения, хотел вывести ее из себя, чтобы она снова приоткрылась – хоть так!
Он еще немного отклонился, вынуждая ее чуть ли не улечься на него и… Янссенс вдруг оступилась, потеряла равновесие. Марк инстинктивно подхватил ее под руку и почувствовал, как сильно она вздрогнула.
Не так, как ему бы хотелось. Не с тем ощущением, которое бы ему хотелось. Не по той причине.
Черт.
Она уже отступила, убрав палочку с пробой в контейнер.
– Результаты будут через несколько дней.
– Езжайте в отель. Уже поздно, с конвертом разберетесь завтра.
Янссенс кивнула.
– До завтра.
– До завтра.
Марк стоял у окна и курил, вглядываясь в темноту. Янссенс уже должна была добраться до отеля. Написать ей или нет? Спросить, как доехала. Удостовериться, что все в порядке.
Две мысли никак не давали ему покоя.
Во-первых, он поступил как конченый мудак. Играть в такие игры с девушкой, которая, возможно, пережила насилие, – мерзко. Заставлять ее подходить так близко и почти прижиматься к нему, намеренно так смотреть на нее, фактически раздевая взглядом, зная, как ей трудно, как она смущена и как неуютно себя ощущает…
Да чтоб тебя!..
Он же хотел быть с ней бережным, быть внимательным, а снова пошел на поводу у собственной злости, снова сделал то, из чего выгоду получит его пресвятой дядя.
А во-вторых, эта проклятая фотография в конверте! Чутье подсказывало, что все касалось – или коснется – не только его. И при этом Марк знал, что нельзя вовлекаться, нельзя делать то, что его сталкер мог бы истолковать как слишком личное отношение. Хотя сообщение… сообщение едва ли повредит. Он вытащил телефон и напечатал:
Поколебавшись, все же нажал «Отправить».
Все так внезапно перемешалось, сдвинулось и пришло в движение – и в этом сонном городке, и лично вокруг него, – как будто приезд криминалистки послужил неожиданным триггером, как будто один брошенный кем-то камешек обрушил целую лавину. Но в то же время это движение было странным, хаотичным, отдельные детали не складывались друг с другом, словно кто-то высыпал на стол кусочки пазлов из разных наборов.
Семейная история, все эти старые призраки, которым давно пора было упокоиться; новые призраки, уже его собственные; и эта проклятая Янссенс – тоже с какой-то своей историей, со своими скелетами в шкафу. И какого черта, будто сначала оттаяв, она потом почему-то снова ощетинилась колючими иглами?
Марк вспомнил ее коленки, чуть задравшийся подол вязаного платья, как она села, закинув ногу на ногу, как ела шоколад. Какие от нее исходили расслабленность и тепло. Она словно приоткрылась, развернулась, как успокоившийся ежик. Даже не просто приоткрылась, Марк увидел в ней чувственность, способность наслаждаться, отдаваться ощущениям, снова почуял ее огонь, на мгновение вспыхнувший так ярко, и… вдруг страстно захотел раскрыть это еще больше. Она словно боялась себя, боялась потерять контроль, слишком сильно отдаться чувствам, и так хотелось показать ей, что в этом нет ничего страшного. Что это… красиво. Что она может себе это позволить. Марк вдруг понял: на самом деле он хотел бы, чтобы Янссенс стала доверять настолько, что…
Телефон прогудел, пришло ответное сообщение.
Янссенс:
Марк, нахмурившись, сунул телефон в карман. Иного тона он, впрочем, и не ожидал – разумеется, она не только не убрала колючки, а выставила еще один дополнительный ряд после того, как он попытался ее разозлить.
Но все же первой начала она, это она закрылась без всякой причины. Почему? Едва ли из-за истории с Беатрис. Впрочем, даже если Янссенс не следила за тем скандалом, то Вивьен уже точно доложила ей про деда Ксавье, которого держали в психушке.
Все эти ожившие призраки прошлого…
Если найденная женщина действительно Беатрис, то эта присыпанная пылью история начинала выглядеть еще более жутко. Под подозрение попадал, конечно, дед. Потом ван ден Берг, его «лучший друг», о котором с тех пор никто ничего не слышал и чей нож нашли рядом со скелетом. Как он с этим связан? Какие отношения у него были с Беатрис?
Однако все это касалось его, Марка Деккера, и его семьи. Что здесь могло задеть Янссенс настолько, что она снова ощетинилась? «Нежелательные воспоминания может вызвать что угодно», – напомнил он сам себе. Звук, жест, запах. Он прекрасно знал это на собственном опыте, и вот теперь…
Да чтоб тебя!.. И что теперь делать?
Хватит. Марк с трудом прервал эту бесконечную карусель нежеланных мыслей и чувств. Слишком много, слишком сложно, слишком глубоко – как всегда у него.
На самом деле, все просто.
«Ты ведь уже все про нее понял. Хочешь трахнуть эту девчонку – начни все сначала».
Ей снились приглушенные крики снаружи, шум, звуки выстрелов, синие отблески полицейской мигалки на стенах, когда она осторожно выглядывала в щель между створками шкафа, в котором пряталась. И это был хороший сон. Огромная темная тень, стремительно и бесшумно скользнувшая к ней, сначала испугала, но тихий голос шепнул: «Не бойся, я из полиции», – и Алис перестала бояться. Сильные руки вытащили ее из укрытия, бережно подняли, а она свернулась клубочком, прижавшись к чужому человеку, который был ее спасением. Чувствовала плечом и коленкой твердость бронежилета, а щекой – грубую ткань формы, пахнущей табаком и ветивером, видела снизу лицо, закрытое черной маской. А потом… он поставил Алис на землю.
Она огляделась – все было не как тогда, не как в привычном сне: вокруг оказался лес, высокие темные ели уходили в небо. Он, тот неизвестный спаситель, смотрел на нее сверху вниз, и Алис – теперь уже взрослая – потянулась снять маску с его лица.
А под маской вдруг оказался… инспектор Деккер.
«Не бойся».
Алис, очнувшись, открыла глаза, коротко выдохнула и от досады прикусила губу. Нет, ну почему? Почему Деккер буквально все готов ей испортить? Даже ее детский сон про спасение из ада, который всегда приносил утешение. Даже образ ее героя, который теперь…