Алис помнила его смутно, все время по-разному дорисовывая его внешность уже в воображении, потому что толком и не увидела лица, наполовину скрытого спецназовской маской. Тогда ей, девочке-подростку, он казался огромным и таким взрослым, а теперь Алис понимала, что ему было как раз около тридцати. Пружинящие точные движения сильного зверя, наработанные за годы тренировок. И этот запах. Ветивер и сигареты. Черт! Далекий светлый образ теперь был как будто припечатан другим – реальным, живым человеком, который…
За завтраком кусок не лез в горло. Алис снова и снова проигрывала в голове ту сцену, которая вчера вечером никак не давала ей уснуть. Деккер, опершийся на стол, насмешливо смотревший на нее сверху вниз так, будто знал ее секрет, знал в какое место бить. Читающий ее, как открытую книгу, видящий все ее страхи и смущение. И она – такая жалкая в своей попытке держаться равнодушно и профессионально. Такая нелепая в своем желании выиграть там, где просто не могла. Какого черта? Какого черта он снова вел себя как последний мудак? Неужели это просто мерзкая игра в «ближе – дальше», садистское желание раскачать ее, подманить поближе всем этим вниманием? Кофе и шоколад, боже, как дешево, на самом деле, как примитивно, и как она могла купиться на такое? Подманить, да, а потом вот так взять и осадить, словно окатить с ног до головы ледяной водой.
Алис как будто провалилась назад, в прошлое, снова ощутила себя беспомощной, ничего не понимающей девочкой; словно не было всех этих лет, за которые она научилась хотя бы внешне казаться такой же нормальной, как все. Почему ее это так задело? Почему поведение какого-то мудака настолько глубоко цепляло? Потому что… потому что…
Потому что, черт побери, она уже умудрилась… увлечься?
Деккер был воплощением того, чего она боялась, от чего отгораживалась, убеждая себя, что этого в ее жизни просто нет и никогда не будет. Деккер был слишком мужчиной. С этой кобурой, ремнями, перетягивающими черную рубашку, с этим запахом ветивера и сигарет, с закатанными рукавами, с сильными предплечьями, с этим непроницаемым взглядом темных глаз – вечно сверху вниз. Огромный, самоуверенный, опытный во взрослых играх, привыкший, что ему никто не может отказать. Наверняка меняющий женщин как перчатки. Видящий их насквозь. Умеющий и любящий соблазнять и настаивать. Но при этом…
Деккер ее волновал, глупо отрицать очевидное. Волновал как раз потому, почему и пугал. Своей силой, своей такой очевидной, читаемой, исходящей от него сексуальной искушенностью, своей уверенностью. Своим низким голосом, своей мощью, запахом. Волновал на всех уровнях. И Алис не могла видеть в нем просто мудака, который пытается показать, кто тут главный. Когда Деккер становился… нормальным, у нее уже не получалось отгородиться. И дело было вовсе не в кофе и шоколаде. В его присутствии, при общении с ним в ней словно пробуждалось что-то глубоко запрятанное, подавленное, мучительно отвергаемое. То самое темное, неправильное, но так сладко, греховно влекущее, что она уже неожиданно ощутила однажды, стоя под душем. И вместе с этим тут же вспыхивала и былая уязвимость. Навязанные страхи снова становились ее страхами, чужие установки – ее собственными. Вся эта сторона, эта часть человеческой жизни, которую Алис для себя закрыла раз и навсегда, вдруг начала настойчиво проступать в ее реальности.
Алис Янссенс и эти… отношения.
Что делать? Как держаться отстраненно и профессионально? Если Деккер встретит ее сейчас этой своей волчьей усмешкой, а у нее предательски перехватит дыхание? Если она опять смутится, покраснеет, отведет взгляд, не в силах смотреть ему в глаза? Прекрасно понимая, как ему смешно за этим наблюдать…
Надо выполнить свою работу здесь как можно скорее. Работать по выходным. Как только она закончит со скелетом, экспертиза тут больше не понадобится. Можно будет уехать.
Алис вдруг вспомнила его тепло, когда подошла к нему совсем близко. Его запах. То, как случайно коснулась пальцем его губы, когда брала пробу. И даже сквозь латексную перчатку ее тогда будто обожгло огнем. А еще вспомнила, чуть ли не снова ощутила, как уверенно Деккер ее подхватил, когда она едва не упала…
И как же это подло с его стороны – вести себя так, так смотреть на нее, разглядывать ее ноги, играть с ней во все эти игры, практически флиртовать, – если у него была какая-то девушка, на которой, очевидно, его так давно хочет женить мадам Дюпон?
Слава богу, на этот раз инспектор Деккер не стал подкрадываться. Дверь распахнулась, он вошел, кивнул Вивьен и попросил завернуть с собой пару сэндвичей.
– Ну что, вы готовы?
Алис подняла голову и встретила его спокойный взгляд. Даже вежливый. Он не буркнул это раздраженно, как раньше, а просто спросил. Как нормальный человек.
– Да. – Она отставила чашку и встала.
Вышел из гостиницы он тоже нормально, не стал уноситься вперед, заставляя ее бежать почти вприпрыжку. И чуть помедлил у машины, закуривая, словно дал Алис самой определиться, хочет ли она, чтобы ей открыли дверь, или нет. Она предпочла сделать это самостоятельно.
Что на него нашло? Как же она ненавидела эти качели, эти внезапные перемены настроения, эту эфемерную человечность, которую так хотелось удержать! Хотя понятно же: это ненадолго. Обольщаться не стоит.
Он тоже сел в машину, завел мотор, но почему-то не трогался с места. Как будто о чем-то думал. Сбил с сигареты пепел в приоткрытое окно, снова затянулся и вдруг сказал:
– От бабушки остались письма, фотографии, одежда. Моему дяде это было неинтересно, он поручил все моей матери. Она многое раздала, когда приводила дом в порядок, но что-то… видимо, то, что Беатрис больше всего любила, оставила как память. Свадебное платье, кажется, еще что-то. – Деккер помолчал. – Не хотите поучаствовать? Мне нужен взгляд со стороны. И чтобы не привлекать никого из местных, иначе уже к вечеру об этом будет знать каждая собака.
– Хорошо, – осторожно сказала Алис.
Ей не хотелось выдать тут же вспыхнувшую радость и возбуждение от этого внезапного предложения. Участвовать в расследовании – она всегда об этом мечтала. Как будто проклятый Деккер угадал и это ее желание. И против воли она уже предвкушала совместную работу с ним, потому что с ним было хорошо работать, она помнила это чувство окрыленности, вдохновения, чувство команды – что на совещании, что при поисках в лесу.
– Я принесу все в участок, – сказал он. – По крайней мере, фотографии и письма. С одеждой и прочим будет сложнее.
– Трудно сказать, во что она могла быть одета, – заметила Алис. – Если это все же она… За пятьдесят-шестьдесят лет натуральные ткани успевают разложиться, но нейлон, например, мог остаться.
– И вы его не нашли?
– Нет. Даже волокон. Подошв от обуви тоже.
– Значит… велика вероятность, что женщина исчезла босая и без чулок?
– Что ее похоронили без чулок. И без обуви.
Деккер помолчал.
– Да… так или иначе, надо посмотреть ее письма и фотографии. Даже если найденная женщина не моя бабушка, я все равно хочу понять, что происходило с Беатрис, когда они с дедом жили в этом доме. Моя мать всегда считала, что Беатрис не виновата в том, что не выдержала. Я тоже думаю, что нельзя исключать и послеродовую депрессию. Да и вообще. Женщине тогда было непросто получить помощь… в таких обстоятельствах.
Алис нахмурилась. Он говорил так, как будто и в самом деле сочувствовал женщинам. Как будто видел в них людей. Как будто не был преисполненным мачизма и самоуверенности мудаком, свысока подглядывающим на «слабый пол», годный только для удовлетворения его потребностей.
Она украдкой бросила на Деккера взгляд, пытаясь по выражению лица прочитать, искренне он говорит или просто хочет произвести на нее впечатление. Черт, да какая разница? Почему ее это должно волновать?
«Это просто взлет качелей», – напомнила она себе.
За взлетом неминуемо последует падение. И не надо так постыдно радоваться, что инспектору есть до нее какое-то дело. Что он смотрит на ее коленки и задерживает взгляд на губах. Не надо очаровываться тем, что иногда он ведет себя как нормальный человек. Что, кажется, действительно ценит ее профессионализм и даже попросил помочь в личном деле.
«Вспомни, что у него есть какая-то девушка, на которой его уговаривает жениться мадам Дюпон, – одернула себя Алис. – Вспомни и остынь, не веди себя как дура».
– Надо сначала удостовериться, что это именно Беатрис, – сдержанно ответила она. – Я как раз планировала поскорее отправить пробы. Завернете на почту? Чем раньше отправим, тем быстрее получим результат.
Он кивнул, затушил в выдвижной пепельнице докуренную сигарету и наконец стартовал – на этот раз совсем не так резко, как обычно. Уже приготовившись было к рывку, Алис снова изумленно на него взглянула. Нет, как-то слишком уж долго держится его нормальное поведение. Наверное, следующее явление мудака будет… впечатляющим.
После почты, где Анжелика поздоровалась с Алис уже как с хорошей знакомой, они быстро добрались до места раскопа. Небо хмурилось, лес казался особенно неприветливым и мрачным, но инспектор Деккер, как ни странно, продолжал вести себя по-человечески. Разве что был задумчив чуть более, чем обычно.
Алис внимательно изучила склон. Вот тут сошел пласт земли, нарушив анатомическое расположение костей. Большой камень повредил череп и отнес его еще дальше. Скорее всего, вместе с подъязычной костью и первыми шейными позвонками. Но то место и траекторию движения камня она тщательно обыскала. Можно было, конечно, еще раз просеять землю, но…
Алис подняла голову и оглянулась. На лицо упали первые капли дождя.
Дождь! Ну конечно же!
– Тут ведь шли дожди и довольно сильные! – вырвалось у нее. – Помните, как размыло следы бульдозера, которые были не под навесом?
Деккер стоял рядом и курил, наблюдая за ее работой.
– Да, помню, – кивнул он.
– Значит, мелкие кости могло смыть!
Алис спустилась на дно оврага и быстро прикинула, в какую сторону должна была течь вода.