– Хорошо, – отозвалась Кристин.
Девчонка сидела в подсобке, сосредоточенно разглядывая какой-то листок бумаги. Услышав, как открылась дверь, она тут же обернулась. Ее взгляд был напряженным, пожалуй, настороженным, но колючки на сей раз она не выставила. Тут было что-то другое, и Марк внутренне напрягся от нехорошего предчувствия.
– Мне положили это под дворник машины, – пояснила она, рукой в перчатке протягивая листок. – Отпечатков нет.
«Вам нравится работать с убийцей, Алис Янссенс?»
Его словно ударили под дых. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Оттого, что ее вовлекают в это; оттого, что придется сказать ей правду, хотя бы в общих чертах; оттого, что его кошмары вдруг стали ощущаться как… дурное предзнаменование.
Марк машинально сунул руку в карман, нащупал нитку. Он мог сейчас соврать своей криминалистке, но понимал, что нельзя. Чутье обострилось до предела, как всегда в минуты крайней опасности, все внутри буквально кричало, что так он навсегда сломает только-только начавшее возникать доверие, разорвет эту тонкую, хрупкую связь.
– Я… – Марк, все так же держа руку в кармане, с силой намотал нитку на палец. – До того как меня… перевели сюда, я работал в DSU[11]. Одна из операций, которой я руководил, закончилась провалом. Погибли люди. Я…
Он запнулся, увидев, как вдруг засияли ее глаза. С лица исчезла серьезность, оно стало по-детски доверчивым, словно он сообщил ей, что святой Николай и правда дарит детям подарки шестого декабря.
– В DSU? В спецназе?
– Да, – подтвердил Марк, понимая, что это почему-то для нее важно. – Собственно, поэтому теперь я здесь… в должности старшего инспектора.
Янссенс смотрела на него внимательно, вглядывалась ему в глаза, как будто хотела понять, что же именно случилось. Но не спрашивала и даже не ждала, что он сам расскажет. У них были не те отношения, чтобы говорить о таком, – да, разумеется, она соблюдает субординацию, они просто временно работают вместе, а не…
Но, черт, Марк вдруг отчетливо это услышал. Песнь лабиринта. То же звучание, что и в нем самом. Пазл сложился. Что-то случилось у нее в прошлом, и это было связано с DSU; что-то не менее темное и страшное, чем его собственный лес, – что-то, что сделало ее такой. И он неожиданно поймал себя на странной мысли, что, наверное, только ей и мог бы рассказать. Где-нибудь в другом мире, в параллельной вселенной, где они были бы кем-то друг для друга, рассказать о роли, которую сыграл во всем этом его святой дядя. О своем собственном срыве, о падении в темную пучину безумия. О том, что он никогда и не был нормальным, что в нем всегда жила тьма. А еще о девушке в красных туфлях. Да, даже об этом.
– Мы его найдем, – твердо пообещала девчонка.
Марк кивнул.
– Я быстро съезжу в гостиницу и вернусь, – продолжила она. – Когда увидела записку, сразу проверила ее и позвонила вам, поэтому не успела. Но теперь хочется умыться и переодеться.
– А я пока посмотрю запись с наших камер, – зачем-то сообщил он. Возможно, чтобы увидеть этот намек на улыбку.
В кабинете Марк сделал себе кофе и, чувствуя, как голова постепенно проясняется, достал печенье, которое притащила Эва. Хоть в чем-то жизнь в этой дыре пошла ему на пользу: он был в норме. Почти как раньше. Никаких… побочных эффектов. Отлично. День обещал быть напряженным.
Марк включил свой допотопный компьютер и почти успел допить кофе, когда тот наконец загрузился. Пожалуй, именно в такие моменты он больше всего жалел, что уже не работает на DSU, где в его распоряжении были самые современные технологии. И практически неограниченный бюджет.
Еще столько же времени заняло подключение к камерам. Вот она, машина Янссенс на парковке. Фигура, появившаяся в кадре, различалась плохо, и Марк увеличил изображение – свободные спортивные штаны, куртка с натянутым на голову капюшоном, лицо закрыто медицинской маской. На руках перчатки. Рост небольшой, и все настолько среднее и безликое, что невозможно угадать, кто это мог бы быть. О расположении камер, кажется, этот кто-то знал, поэтому старался не засветить ничего определенного. Мужчина? Женщина? Подросток?
Марк просмотрел еще раз и еще, наблюдая за движениями незнакомца. Как тот спокойно спрыгнул на землю, подбежал к машине, сунул записку и снова вскарабкался на стену. Невозможно точно определить, но все же… все же он чувствовал – это не мужчина. И не взрослая женщина. Вообще не взрослый человек. Судя по быстроте, легкости и в то же время угловатой резкости движений – подросток. Но пацан или девчонка…
Да чтоб тебя!
Следовало ожидать, что сталкер не полезет самостоятельно подкладывать записку. Кого-то наймет. Подросток – самый удачный вариант. Но это и зацепка.
Марк сделал несколько стоп-кадров, подождал, пока принтер соизволит их распечатать. Что теперь?
Кости или нападение на Матье? Словно отвечая на его мысли, за окном ливануло так, что в один миг в кабинете потемнело. Значит, Себастьян, смерть Боумана и… если получится, попросить Эву опознать на фотографиях ван ден Берга.
Марк глянул на часы – можно съездить домой, принять душ и переодеться. После беспокойной ночи у Себастьяна хотелось немного освежиться. Да, лучше так, чем постоянно отвлекаться на неудобство.
Он схватил куртку и быстро вышел на парковку. На всякий случай проверил, все ли чисто. Надо взять за правило проверять и машину Янссенс. Если тот, кто подложил фотографию и записку, как-то связан с DSU, добыть и подложить взрывчатку особой проблемы для него не составит.
– Что-то потеряли, инспектор? – раздалось сзади. – Голову или сердце?
– Терпение я с вами потерял, мадам Дюпон!
Марк встал, отряхнул джинсы. Оглянулся. Эва стояла под огромным старомодным зонтом с цветами, держа в другой руке трость и пакет из пекарни.
– Если вы опять по поводу сарая, то… у Янссенс были другие дела.
– Нет, я просто шла из булочной и решила заглянуть. А у вашей девочки, между прочим, очень красивое имя. Только вы как будто избегаете…
– Мадам Дюпон!
– Что?
– Ничего, – вздохнул Марк. Меньше всего ему сейчас хотелось обсуждать с Эвой имя своей криминалистки. И вообще, разговор сворачивал на опасную тему. – Точнее… у меня к вам просьба. Мне нужно, чтобы вы опознали на фотографиях ван ден Берга.
– Хм… – Мадам Дюпон изобразила задумчивость.
– Будьте так любезны, если вас это не затруднит! Приходите ко мне посмотреть все материалы прямо на месте? Может, еще что-то вспомните. Вы же бывали в доме моего деда.
– Ну… сегодня вечером я свободна, – наконец выдала она после недолгого загадочного молчания, – так что с удовольствием приму ваше приглашение зайти в гости. Приготовьте что-нибудь. Но только чтобы не все эти ужасные готовые закуски из магазина. Совершенно без души. У вас есть эндивий? Если есть, сделайте гратен. Только с нормальной ветчиной! Не справитесь – льежский салат[12] тоже сойдет. А на десерт я чего-нибудь принесу. И выпить.
Марк тяжело вздохнул. Льежский салат «тоже сойдет», черт возьми!
– До вечера, инспектор, – добавила мадам Дюпон, явно довольная его озадаченностью. – Надеюсь, и девочка ваша тоже будет. Раз уже она про все это знает. Ну и вообще… приятный вечер вдвоем в такую погоду, с вкусной едой и в старом доме, м-м-м… Как ваш дед любил слушать пластинки, о!.. У вас остался его проигрыватель? Ладно, езжайте уже, куда вы собирались, а то промокнете совсем.
– До вечера, мадам Дюпон, – вздохнул Марк.
– До вечера.
Следовало ожидать, что старая перечница просто так не согласится. Где он ей в воскресенье возьмет эндивий? Впрочем…
Марк сел в машину и достал телефон.
– Лоран? Я хочу кое-что заказать… на вечер, да.
Пропустив мимо ушей все подколки вредного деда, который не упустил шанса поехидничать и повыделываться, прежде чем принять заказ, Марк закурил, блаженно затянулся и выпустил струю дыма в приоткрытое окно.
А вот теперь можно было наконец подумать о расследовании. И о том, что второго шанса вот так просто позвать девчонку к себе домой может больше и не представиться.
Я работал в DSU…
Сердце снова радостно подпрыгнуло, а на лице наверняка появилась глупая восторженная улыбка.
Алис думала об этом всю дорогу до гостиницы, и когда принимала душ и переодевалась, и на обратном пути тоже. Не могла не думать. Черт! Она повторяла себе, что Деккер не имеет никакого отношения к тому человеку, который тогда вынес ее на руках из ада, но после его признания в голове словно что-то щелкнуло: она просто не могла теперь смотреть на него прежними глазами. Теперь стало понятно и заметно то, о чем раньше Алис даже не думала: откуда у него такая молниеносная реакция, откуда эта пружинящая походка, эта отточенность и выверенность движений. Несмотря на комплекцию, на кажущуюся медвежью громоздкость, Деккер словно все время был готов к броску, к нападению или защите, как дикий зверь. Таким человека делают только долгие годы профессиональных тренировок, и теперь… теперь Алис смотрела на него будто сквозь радужное стекло, будто вернулась в детство и видела в нем героя. Она не могла отделаться от мысли, что ему можно довериться. Что он мог бы защитить ее, рискнуть ради нее жизнью, спасти ее от чудовища – достаточно только ему это позволить.
«Неправда! – повторяла она себе. – Неправда, просто самообман, детская травма».
Но как, как теперь было справиться с этим опасным притяжением, с этим желанием шагнуть вперед и упасть в темноту, ожидая, что внизу ее кто-то подхватит? С влечением к мужчине, который… если и узнает правду о ней, то посмотрит разве что с жалостью, хорошо, если не с презрением.
Алис даже боялась снова его увидеть. Снова взглянуть ему в глаза. Понимала, как это глупо, но отчего-то волновалась. Как будто он больше не был мрачным инспектором, который время от времени вел себя как мудак, а стал… Черт!