– Похожа, – не удержавшись, тихо ухмыльнулся Марк.
Янссенс обернулась.
– На ежа? У меня виноград в волосах застрял? О ужас, какое нарушение приличий в этих славных стенах!
– Нет, – Марк продолжал улыбаться.
Он хотел добавить, что разглядывает этого ежика каждое утро, когда варит кофе, и вспоминает ее, но вместо этого просто все так же с улыбкой смотрел на нее сверху вниз. А девчонка смотрела на него, тоже не отводя взгляда. Без всяких колючек. Без настороженности и готовности тут же свернуться клубком. Смотрела так, как он хотел, так, как будто… как будто ждала следующего шага? Она вдруг опустила взгляд на его губы и тут же вообще поспешно отвела глаза.
– Что это у вас? – На лице у нее отразился неподдельный восторг. – Шоколадный торт? Вы смерти моей хотите. Я же лопну.
– Десерт проходит по отдельной статье. – Марк поставил торт на стол и достал из шкафа бутылку ликера и рюмки. – Как насчет дижестива? Мараскино, м? Вишневый ликер.
– Давайте, – вздохнула она. – От вишневого отказаться точно не могу!
Они выпили, помолчали. Марк любовался ее лицом, ее опущенными ресницами, этим так трогающим намеком на улыбку. Заводящим? Пожалуй. А еще очаровывающим. Все время хотелось коснуться пальцем приподнятого уголка губ, как будто так он сможет поймать ускользающую полуулыбку, разгадать ее секрет.
Он вдруг подумал, что если сейчас ее поцеловать, то можно почувствовать на ее губах сладкий вишневый вкус. Да, ей бы подошло – вкус вишни с миндалем, одновременно сладкий и глубокий, с затаенной горчинкой. Что-то в этом было такое… только ее. Как и ее взгляд. И горечь, и нежность, и невинность, и знание… Черт! Не хватало еще, чтобы его сейчас развезло от алкоголя. Чтобы он и в самом деле притянул ее к себе, особенно когда так остро чувствовал, что она… тоже этого желает.
– Вы думаете, это ван ден Берг? – спросила Янссенс, и Марк был рад, что она заговорила о работе, потому что в этом тянущемся ликерном молчании мысль о поцелуе становилась слишком навязчивой.
– Не знаю. Надеюсь, Эва выложит еще хоть что-то. Впрочем, вопрос о том, зачем хоронить тело вместе с орудием убийства, которое легко опознать, остается открытым. Да, люди часто совершают глупости, и все же… если бы он просто бросил нож рядом с телом и убежал – это одно. Но закопать… был так уверен, что тело не найдут?
– Я не уверена, что причиной смерти стало именно ножевое ранение.
– Я знаю. Именно поэтому нам надо найти остальные кости.
Она кивнула.
– Завтра обещают хорошую погоду, можно поехать на место. Пойдемте к мадам Дюпон?
– Да, пока она не прибежала сюда сама.
– Так где в то время был Ван ден Берг? – спросил Марк, ставя перед Эвой рюмку ликера. От кофе она отказалась.
– Кажется… тут? Не помню. Он как-то быстро уехал… Вроде бы до того, как уехала Беатрис. Или сразу после? Какие слухи ходили, сами можете догадаться. Его и вправду нет на фотографиях? Дайте посмотрю…
Эва начала перебирать старые снимки, заглянула в альбом и нахмурилась.
– И правда, нет… Думаете, это Ксавье их уничтожил? Знаете, я не уверена, что ему было до просмотра фотографий после того, как Беатрис сбежала. Он ушел в лес… Не то считал, что она там, не то просто… Он часто в лес ходил. И его прямо оттуда увезли в больницу.
– Он мог убрать фотографии до ее исчезновения, – заметила Янссенс.
– Ну… вы же сами говорили, что фотография аккуратно переклеена. Это совсем не в его стиле! Дед нашего инспектора был очень вспыльчивым, – вздохнула Эва. – Берт, кстати, его всегда в этом упрекал. Сам ван ден Берг был… буддистом или что-то в этом роде. Какая-то восточная религия.
– И мой дед тоже ее придерживался?
– Да. И не только он. Это был такой модный клуб для избранных. – Она залпом выпила ликер и подсунула Марку свою рюмку, ясно давая понять, что хочет еще. Он налил снова.
– Уверен, что вам есть что рассказать.
– С чего бы? – Эва небрежно пожала плечами. – Положа руку на сердце, мы не были особенно близки.
– Разве? Я думал, вы с ними дружили, – нахмурился Марк.
Старуха поджала губы.
– В круг особо избранных я не входила. Как видите, на фотографиях с той вечеринки на Богоявление меня тоже нет.
А Янссенс вдруг понимающе кивнула. Марк почувствовал, как ее это… задело.
– Впрочем, из этого все равно бы ничего не вышло. – Эва засмеялась и подмигнула ей. – Из католического пансиона я, слава богу, выпустилась убежденной атеисткой. И скептиком. Поговорите лучше на эту тему с Лораном, он тогда с ними общался. А вот знаете… я вдруг вспомнила. Я сидела здесь, вот в этом кресле, только оно было чуть повернуто, и фикус такой стоял огромный, меня не заметили. И вот Беатрис жаловалась кому-то на некоего друга своего мужа, который постоянно лил ему в уши яд и пытался их рассорить. Возможно, она имела в виду Берта с его религией, не знаю.
– Вы знаете, кому она жаловалась?
– Нет. Мне стало очень неловко, что это услышала, и я не стала высовываться и смотреть. Не хотела, чтобы Беатрис меня заметила и смутилась.
– У вас есть еще фотографии тех лет? – прервала молчание Янссенс. – Вы можете принести их в участок?
– Могу. Если вы наконец займетесь моим сараем!
– Первым делом утром в понедельник! – заверил Марк. – Обещаем!
– Так и быть, – смилостивилась Эва. – А теперь танцы!
– Танцы? – Он закатил глаза. – Мадам Дюпон, какие танцы, вы же понимаете…
– Да, танцы! – уверенно перебила она. – Раньше у Беатрис всегда танцевали. ни один вечер без этого не обходился. Давайте. В память о бабушке. И, может быть, я вспомню потом еще что-нибудь.
Марк глянул на явно стушевавшуюся Янссенс. В глазах у нее была паника. Еще бы – танцевать с инспектором! Для нее это, без всякого сомнения, уже слишком. Марк выругался про себя. Господи, от старой перечницы следовало ожидать чего-то такого! Было же ясно, что вечер не пройдет гладко.
– Или… я могу вообще все забыть, – продолжала вредная старуха. – Мне нужно разбудить воспоминания!
Марк вздохнул, понимая, что надо спасать положение.
– Хорошо. Разрешите вас пригласить, мадам Дюпон.
Та оперлась на его протянутую руку, встала, а потом вдруг живо ринулась к проигрывателю.
– Подождите! Надо выбрать… так… это не годится… это тоже… О! Вот он! Брель, конечно же! Как я, помнится, раньше…
Но ее слова уже заглушила бодрая музыка, и Эва, схватив Марка за руку, тут же закружилась, вскидывая ноги, принялась смешно выплясывать что-то похожее на чарльстон. Или как назывался этот танец? Линди-хоп? Что-то из тех времен, Марк не особенно в этом разбирался, но, слава богу, Эва все делала сама: достаточно было как-то двигать ногами в такт и давать ей прокручиваться под рукой.
C`était au temps où Bruxelles rêvait…[14]
Это оказалось неожиданно весело: Янссенс улыбалась до ушей, глядя на них. Марк и сам веселился, потому что Эва – и откуда в ней взялось столько прыти? – крутилась и вертелась, словно ей было двадцать лет, и при этом зажигательно голосила вслед за Брелем. Да и он не заметил, как уже подпевал игривой песне:
Il y avait mon grand-père.
Il y avait ma grand-mère.
Il avait su y faire.
Elle l’avait laissé faire.
Ils l’avaient donc fait tous les deux,
Et on voudrait que je sois sérieux![15]
Наконец Эва, подпрыгнув и схватившись за него, чтобы не упасть, выкинула последнее отчаянное коленце, и они уже втроем, дурачась, проорали заключительную строчку:
– C`était au temps où Bruxelles bruxellait![16]
– Браво! – захлопала Янссенс.
Эва поклонилась, обмахиваясь салфеткой. Марк хотел галантно проводить ее к креслу, но она шустро метнулась к проигрывателю, подняла иглу, остановив следующую песню, и взяла конверт из-под пластинки.
– Что у нас там… – Эва изучала список песен. – Да, вот оно. Что я хотела… Вы умеете танцевать вальс?
– Что? – воскликнули Марк с Янссенс одновременно. – Нет!
– Сейчас научу. Вставайте.
Он взглянул на девчонку, щеки у нее горели. Черт! Не хватало только, чтобы ее тут что-то стриггерило.
– Мадам Дюпон, – начал Марк серьезно, – мы так не договаривались! Я выполнил ваше желание, но…
– Никаких «но», – отрезала старуха. – Обижусь! Во-первых, вы тут у нас один кавалер и, значит, должны уважить обеих дам. А во-вторых, без вальса вечер не вечер! Но я уже с вами танцевать не смогу, устала.
«Да, конечно, – фыркнул про себя Марк. – Устала она, ага».
– Поэтому наша дорогая Алис…
– Только если она согласна! – снова вставил он.
– Что вы решаете за девочку? Пусть сама скажет!
– Хорошо, но о моем позоре не должна узнать ни одна живая душа, – сказала вдруг Янссенс, и Марк удивленно на нее взглянул.
Она улыбалась как ни в чем не бывало, хотя он чувствовал ее смущение и волнение. Даже больше – панику, которую она изо всех сил пыталась подавить.
Неожиданно. Впрочем, в том, что у девчонки найдется достаточно мужества, чтобы держаться даже в очень непростых ситуациях, он не сомневался.
– Клянусь, – торжественно произнесла Эва. – Инспектор тоже. На своем… пистолете. Значит, так. Сначала каждый по отдельности, чтобы я посмотрела. На счет раз-два-три шаг вперед, поворот, потом приставляете ногу. Теперь шаг назад, под ноги не смотреть.
Марк выполнил команду, краем глаза наблюдая за девчонкой, – она тоже хорошо справилась.
– Отлично! – похвалила Эва. – Теперь вставайте лицом друг к другу.
Марк обернулся к ней… к Алис. Что-то внутри дрогнуло, когда он понял, что назвал ее про себя по имени. Алис. Она взглянула на него снизу вверх – чуть растерянно, испуганно и вместе с тем как будто с ожиданием и надеждой, и он вдруг понял. Понял, что с ней происходит. Понял и ужаснулся, ощутив сбивающую с ног лавину ее эмоций.