– Разумеется, – ровным тоном ответила девчонка. – Спасибо за доверие.
Черт. Впрочем, он знал, что она не отойдет так быстро. Терпение.
Марк снова поймал себя на мысли, что собирается сделать именно то, чего делать было никак нельзя. Напротив, следовало бы воспользоваться этим охлаждением и укрепить стену, которую он сам же хотел между ними возвести, а не пытаться снова ее пробить. Не пытаться снова завоевать расположение Янссенс. Он же решил! Черт! Но неожиданно ее неживая замороженность оказалась такой мучительной, что мешала, натирала, отвлекала, как камешек в ботинке, и ему отчаянно хотелось вернуть все… если не к состоянию «после вальса», то хотя бы к тому моменту, когда девчонка согласилась пить с ним кофе в кабинете.
Марк позволил ей расплатиться, взял запасную куртку, которую протянул Лоран, – рукава оказались чуть коротки, но ладно, все равно идти было недалеко.
– Пойдемте.
Янссенс тоже завернулась в его куртку, совершенно не раздумывая, не предлагая поменяться, словно так и должно было быть; и Марк на мгновение представил, как подхватывает ее на руки, вот такую – закутанную в его одежду, отмеченную его запахом, и уносит к себе домой на глазах у всего города. И не выпустит, не отпустит, пока она не согреется, не станет снова такой, какой он ее уже видел: полной скрытого жара и опьяняющей чувственности.
«Ненадолго же хватило твоего благородства, Марк Деккер, – сказал он сам себе, горько усмехнувшись. – Ты собирался ее оттолкнуть, когда она к тебе тянулась, но стоило ей отойти и отгородиться, как ты готов в нее вцепиться и не пускать…»
Черт! А она ведь не спала с Жаном. И этот факт вдруг обнажил перед ним правду, которую Марк не хотел видеть, не хотел признавать. Как сильно на самом деле Янссенс его зацепила. Не только тем, что была красивой, и не тем, что оказалась умницей и хорошим напарником и отлично знала свое дело, и даже не тем, что будила в нем настойчивое желание показать ей, на какую бурю чувств она на самом деле способна, как много в ней огня и страсти.
Она, эта Алис Янссенс, мучительно задевала и будоражила его странным… созвучием.
Марк всегда так ощущал людей – как аромат, как музыку или цвет – у каждого свой набор нот, свое никогда не повторяющееся переплетение нитей, свой аккорд. И все это время он пытался не думать о том, как все в нем отзывается на девчонку. Пытался отрицать, отгонять любую мысль о том, что она звучит в полной гармонии с ним самим, – чего он еще никогда, нигде и ни с кем не чувствовал. Равное. Схожее. Зов того, кто с тобой одной крови…
В участке его ждал ворох бумаг, связанных с Боуманом и его оружием. Марк со вздохом взял отчет Кристин. Компьютера у Боумана не было, мобильником он не пользовался, расплачивался почти исключительно наличными. Но как-то же он контактировал с продавцом! Интернет-кафе в соседнем городе? Тут Боуман бы не решился.
Марк оставил заметку для Кристин проверить интернет-кафе, а сам наконец сел составлять список доступных принтеров и просматривать записи с местных камер в поисках подходящей машины.
Ну вот какого хрена?.. Почему у него так мало людей? Так мало ресурсов? Он едва не пнул старый компьютер. Посмотрел на часы. Предлагать Янссенс кофе было пока рано. Надо выждать хотя бы час.
Марк снова погрузился в просмотр записей, которые удалось добыть быстро и без особой волокиты. Мэрия, как всегда, тормозила, но банк и несколько магазинов пошли навстречу.
«Ничего, ничего… Ага! Вот оно. Тот самый серебристый хэтчбэк. «Ситроен», отлично. Водителя, разумеется, не видно».
Он отметил дату и место.
«Вот еще одно попадание. Еще… хм…»
Ему казалось, или этот «ситроен» часто появляется рано утром в одном и том же районе? Марк открыл карту.
«Да, вот тут. Отлично. Это место надо обыскать. Поспрашивать людей. Так, а это что?»
Та же самая машина остановилась у обочины, и в нее кто-то садился.
Марк увеличил кадр. Судя по всему, подросток. Лицо скрыто капюшоном. Под мышкой скейт. Черт, надо сверить с той записью, когда подложили записку Янссенс. Одет очень похоже, насколько он мог вспомнить. Так или иначе, скейт – это зацепка. Впрочем, одно дело – вычислить подростка со скейтом, и совсем другое – его разговорить. Подростки с их неприятием авторитетов, стремлением самоутвердиться, выкинуть что-то такое, что…
Стоп. Марк попытался ухватить промелькнувшую догадку.
«Да, вот оно!» – Он удовлетворенно откинулся в кресле, улыбнулся и вытащил сигарету. Что ж, теперь можно и кофе. Черный, без сахара.
Он встал и направился к кофемашине. Глубоко затянувшись и выпустив густую струю дыма, неспешно помолол и засыпал зерна, и пока машина нагревалась и пыхтела, вытащил телефон. Надо заказать шоколад – да, вот этот, тот самый, который они тогда ели в первый раз.
Еще одна мысль никак не давала покоя, и Марк сам не заметил, как уже зашел на какой-то парфюмерный сайт. Бездумно набрал в поиске «вишня». Красный флакон – с таким двусмысленным названием, что Марк невольно хмыкнул про себя, – буквально сам заставил его нажать «подробнее». Среди нот оказался еще и горький миндаль. А потом Марк уже почему-то вводил адрес в форме заказа. В конце концов, скоро Рождество. Надо что-то подарить матери. Он ткнул в кнопку «Купить». Да, матери или даже Эве. Хотя старая перечница, наверное, не оценит. Ни названия – потому что не знает английского в достаточной мере, чтобы понять пикантную игру слов, – ни запаха. А то и скажет, фыркнув: «Подарили бы лучше своей девочке».
И Марк на мгновение вдруг представил этот запах. Запах сладости вишневого ликера и скрытой, едва заметной миндальной горечи утрат. Как он мог бы его чувствовать на Алис, когда обнимал бы ее сзади, зарываясь носом ей в волосы или шепча на ухо «умница». На ее запястьях, когда она сама обхватывала бы его за шею. На ее ключицах. На внутренней поверхности бедра, когда он…
Да чтоб тебя! Стараясь отогнать эти неуместные образы, Марк постучал в дверь подсобки и вошел.
– Я смотрел записи с камер наблюдения. – Он протянул Янссенс распечатанный снимок. – Судя по всему, именно этот человек подложил вам записку под дворники.
– Подросток?
– Именно. Наверняка считает себя невероятно крутым. Плюющим на закон бунтарем. Супергероем. И знаете, что еще укладывается в ту же схему? Глупая выходка, не имеющая смысла, но при этом…
– Угон бульдозера? – выпалила она и азартно прикусила губу.
Умница, Янссенс!
Вот что еще невероятно в ней возбуждало – это способность соображать одновременно с ним, быть на одной волне.
– Именно! И покушение на сарай.
– Да вы гений, инспектор Деккер! Раскрыли преступление века.
Она улыбнулась. Пусть сдержанно, не так открыто и радостно, как раньше, но все-таки… Черт, да! Все-таки лед тронулся. И глаза загорелись. Хотя все равно в ней чувствовалась усталость. Ничего, кофе должен помочь.
– Я гений, да, чертовски приятно, что вы это отметили! – Он тоже улыбнулся. – Не только же мне говорить вам, что вы умница. И раз так… то предлагаю перейти к кофе. Уже сделал. Сейчас принесу прямо сюда.
Янссенс открыла дверь, и он вошел в подсобку с двумя чашками кофе в руках. На столе уже было убрано. Марк протянул ей чашку, отметив про себя, что его криминалистка еще чуть-чуть потеплела.
– Нам повезло, что некоторые купюры новые, – сказала Янссенс, отпив кофе. – Даже с последовательными серийными номерами. На одной, например, было всего две пары отпечатков. Принадлежащие Боуману я исключила. Оставшихся, увы, в базе нет.
– Значит, деньги Боуману давала не Вивьен. Ее отпечатки у нас есть. Но это, разумеется, не исключает ее из подозреваемых окончательно. И все же… Я склонен думать, что на Матье напал тот, кого Боуман шантажировал. Или один из тех, кого он шантажировал. Их могло быть несколько.
Девчонка кивнула.
– Нужно добыть отпечатки оставшихся троих.
У нее вдруг зазвонил телефон.
– Янссенс, слушаю. О! Спасибо что позвонили. Уже готово? Прекрасно. И? – Она закусила губу. – Двадцать два процента? Спасибо. Да… буду ждать официальных результатов. До связи.
Она стала такой серьезной, даже мрачной, и Марк уже понял, в чем дело.
– Инспектор Деккер… мне сейчас позвонили из лаборатории… Мне очень жаль, но… найденная в лесу женщина – ваша родственница.
Янссенс вскинула на него глаза. Снова прикусила губу.
– Беатрис? Это точно? – Он слишком поспешно хлебнул кофе, так что обжег язык.
– Да. Судя по результатам, ваша бабушка. Логично предположить, что именно Беатрис Морелль, а не другая.
Марк вздрогнул, вдруг отчетливо представив, что это за собой повлечет. Приезд матери. И Жана. Новый скандал в прессе. И самое страшное – отъезд Янссенс, которую прислали сюда, чтобы помочь опознать череп. Она сделала свою работу, значит…
Он не хотел себе в этом признаваться, но… уже понял, что сделает. Главное, чтобы хватило сил.
Ей было легче. Удивительно, но ей уже было легче. Обычно после таких напоминаний ее трясло дня по три, когда она то беспорядочно ела все, что могла найти в холодильнике, то не могла проглотить ни кусочка, чувствуя только отвращение – к еде, к себе, ко всему миру. А тут не понадобился даже душ, даже согреться горячей водой или теплой постелью.
Деккер словно встал между ней и ими. Именно тогда, когда Алис ощутила привычную сосущую тошноту одиночества, звенящую пустоту и обступившую ее полукругом толпу. Лица, всегда сливающиеся во что-то невнятное, в которых она различала только раскрытые в насмешливом хохоте рты. Тыкающие в нее пальцы. Посмотрите на нее, посмотрите на Янссенс, посмотрите, какое ничтожество… Но теперь ее вдруг закрыл он. Как самая надежная в мире стена. Словно их слова ударялись о преграду и падали, так и не достигнув цели. Как странно. Алис ожидала, что в его присутствии будет только хуже, но Деккер как будто укутал ее одеялом. Таким, как ей дали тогда, в машине с мигалками, когда неизвестный спаситель вынес ее из ада наружу, к своим. Одеяло и чай с липой, и она до сих пор помнила это ощущение жестяной кружки от термоса в руках.