– Другие вопросы?
– Да. Например, те, которые вас по-настоящему волнуют. Я более чем уверена, что вы унаследовали кое-что от деда.
Тесс Форестье взглянула ему прямо в глаза.
«О да, – мрачно подумал Марк, – унаследовал».
– Возможно, дойдет и до этого, – уклончиво ответил он. – А пока… мы хотели бы кое-что уточнить. У Ксавье был некий друг, с которым вы враждовали, не так ли?
– Да.
– Из-за чего?
– Он опасно раскачивал нестабильную психику Ксавье. Можно сказать, планомерно сводил его с ума.
– Хм… любопытно. В чем же это выражалось? И для чего он это делал, как вы думаете?
– Как ни парадоксально – для того, чтобы Ксавье Морелль творил чудеса.
– Что вы имеете в виду? – Марк быстро глянул на Янссенс, она смотрела на Форестье с интересом.
– Я имею в виду физические проявления духовной силы, которая есть у всех в той или иной мере. То самое, что часто называют жизненной силой, витальностью или даже либидо. Хотя эти слова не отражают смысла во всей полноте. Конечно, жизненной силой обладают все люди, но некоторые наделены ею сверх обычного. – Мадам разлила чай по чашкам и подала их Марку и Алис с едва заметным поклоном. – Наше братство… мы считали, что такие люди призваны в мир, чтобы привнести в него баланс. Что они могут менять реальность вокруг себя, и другие люди, находящиеся с ними в достаточно близком контакте, тоже будут меняться и обретать гармонию, а значит, и счастье. Это возможно только за счет… собственной просветленности, если хотите. Обрети равновесие сам, и тогда на тебя смогут опереться и другие. Мы стремились почувствовать в себе равновесие энергий, развивать его, использовать для того, чтобы достичь полного баланса и ясности сознания.
– Но что-то, как обычно, пошло не так, – вставил Марк.
Он отхлебнул чая, который сначала показался ему непривычно горьким. Да, чай он не пил уже очень давно.
– Беда в том, что у любого дара есть и обратная сторона, – продолжала мадам Форестье и тоже сделала глоток. Спокойно, с достоинством, в отличие от него. – И в человеке в равной мере заложено как влечение к жизни, так и влечение к смерти. Подобная одаренность дает определенную власть… И не всякий может с ней справиться. Справиться с этим искушением. Некоторым оказалось мало возможности менять мир через изменение самого себя. Они хотели делать это напрямую. И излишне увлекались. А потом не могли остановиться. Да, не всем дано… скажем так, двигать предметы силой мысли или проникать в разум других людей, но некоторым подвластно и такое. Например, это мог ваш дед.
Марк услышал, как Янссенс еле слышно недоверчиво выдохнула.
– И выходит, этот друг хотел… чтобы Ксавье больше двигал предметы силой мысли и меньше медитировал в лесу? – вздохнул он, чуть ухмыльнувшись. Тема ему не нравилась. И меньше всего хотелось всерьез обсуждать это при Янссенс.
– Грубо, но… близко к правде, – спокойно произнесла мадам Форестье, отпив из своей чашки. – Так вот, эти чудеса стоят дорого. Помимо того что близкий контакт с чужой энергией неизбежно отражается на человеке, если этим пользоваться неконтролируемо, проникая в сознание, есть и другая проблема. Люди, способные на такое, очень чувствительны. Представьте себе, что обычный человек в среднем различает ноты до полутона, а такие люди способны слышать до одной тысячной тона при должных тренировках. Но только речь идет не о музыке, а о… человеческом звучании, если можно так сказать. О звучании энергии, мыслей и чувств. Мир кажется им какофонией, выносить такое сложно… Но, помимо этого, и само состояние, в котором возможно творить подобное… оно не возникает просто так, в него надо войти. Хотя вернее будет сказать «выйти». Выйти за рамки привычного. Как вам это описать… Пожалуй, так: это состояние разрушительной измененности, которое…
Марк сунул руку в карман и крепко намотал нить на палец. Черт. Хватит!
– Как его звали? – перебил он. – Этого друга?
Он почувствовал, как Янссенс взглянула на него с недоумением, ей явно не понравилась эта грубость, но сам хмуро смотрел на мадам Форестье.
– Антуан Леблан, – ответила та.
Марк достал блокнот и записал имя. Более распространенное придумать было сложно.
– Они встречались с Ксавье в охотничьем домике? В лесу?
– Да. Я за ним следила, – невозмутимо добавила Форестье.
– И какие отношения у этого Леблана были с Беатрис?
– Напряженные. После каждого эпизода… назовем это так, Ксавье был сам не свой. Становился злым, раздражительным, мрачным. Склонным к насилию. Он тратил себя слишком много, неконтролируемо, не соблюдая необходимую технику безопасности. От такого сильно расшатывается психика. Антуан внушал Ксавье, что с помощью своего дара он может контролировать что угодно – будь то тяжелая беременность жены, пробка на дороге или домашние неурядицы. А на самом деле попросту доводил психически неуравновешенного человека, умножал его страх и тревогу…
– Вы видели синяки на шее у Беатрис? – вдруг спросила Янссенс, и Марк был благодарен, что она взяла это на себя. Он даже не думал, что ему так трудно дастся этот разговор.
– Да, – кивнула мадам Форестье. – Мы с ней неплохо ладили, она часто бывала со мной откровенна. Возможно, чувствовала себя одинокой. Хотя дом всегда был полон гостей, и у нее были такие знакомства… Но для них она продолжала играть роль блестящей и неунывающей леди, с которой не может случиться ничего плохого. А вот мне… почему-то доверяла. Ей не с кем было поговорить о том, что ее волновало, а волновала ее в первую очередь семейная жизнь, хотелось хоть кому-то излить душу… Да, они с Ксавье со стороны казались очень красивой парой, но… это была лишь видимость счастья. Она тогда хотела уйти от мужа, но я уговорила ее остаться.
– Вы уговорили женщину остаться в абьюзивных отношениях? – вскинулась девчонка, тут же выставив колючки.
– Я этим отнюдь не горжусь, – вздохнула старуха. – Но тогда… я была еще юна и в самом деле считала, что они могут быть счастливы, если избавятся от влияния Антуана. Что Беатрис может помочь своему мужу. И да… я без вопросов выбрала Ксавье.
– Потому что были в него влюблены?
– Возможно, – отозвалась она спокойно. – Но это было больше, чем просто юношеское увлечение. Представьте себе, что вы с кем-то звучите в унисон…
Марк снова сжал в кулак руку с намотанной на палец ниткой.
– Это ведь останки Беатрис нашли в лесу? – вдруг спросила мадам Форестье.
– Да, – ответил он.
– Я… этого боялась. Вся эта история сильно меня подкосила. Чувство вины, беспомощность, подозрения… Мне так и не удалось убедить себя в том, что Беатрис просто начала новую жизнь где-то еще. К тому же я всегда была уверена, что она бы не смогла бросить детей. Да и мужа, несмотря ни на что.
– Кто, по-вашему, мог ее убить?
Пауза.
– Ксавье, – выдохнула она коротко, будто с усилием.
Марк еле сдержал шумный вздох и стиснул зубы. Ему хотелось встать и уйти, нет, выбежать за дверь, хотелось курить просто мучительно, хотелось вырваться из этого тесного и аскетичного пространства, вдохнуть холодный воздух полной грудью. Выбросить из головы весь этот невыносимый разговор.
– А ван ден Берг? – спросила Янссенс. – Какие у него были отношения с Беатрис?
– Берт был убежденным противником брака как такового, но понимал, что Беатрис влияет на Ксавье положительно. Она как бы его заземляла. Так что у Беатрис и Берта был… своего рода пакт о ненападении. Она принимает увлечение мужа арденнским мистицизмом, а он не пытается слишком уже напирать на идею безбрачия. И я думаю, что они уважали друг друга. К тому же Берт, до того как сюда переехал, преподавал в университете, много знал об искусстве, о политике, даже отлично играл на фортепьяно… Я помню, как они иногда играли в четыре руки, – завораживающее зрелище… Да и вообще, им с Беатрис было о чем поговорить. И они часто вели долгие беседы.
– Но Ксавье ревновал к нему жену?
– Да, он вообще был ревнив… Беатрис же была удивительно харизматичной, притягивала к себе людей, в нее многие были влюблены. Ксавье считал, что не дотягивает до такой женщины, что у нее к нему больше материнское отношение, чем на равных. Возможно, не верил в ее любовь по-настоящему. Вот с Бертом она и правда как будто неосознанно флиртовала? Кокетничала в таком… своем стиле. Платонически-интеллектуальном. Я думаю, ей было приятно, что даже такой бесстрастный философ оказался ей очарован. И Ксавье всегда воспринимал их отношения болезненно. Но особенно в последние месяцы это совсем дошло до края. Он уже был не в себе.
– А куда уехал ван ден Берг, когда исчезла Беатрис, а дед… сошел с ума? Ведь ваше… братство распалось?
– Да. Больше собираться мы уже не смогли… Мы все очень переживали, а Берт – больше всех. Для него это стало страшным ударом. Он считал, что не справился как наставник, что упустил Ксавье и напрасно не слушал меня, когда я говорила про дурное влияние Антуана. Считал, что не удержал и Беатрис… при том, что всегда выступал за свободу и за отсутствие насилия и принуждения даже во благо, за личный выбор каждого. Но где кончается желание дать свободу и начинается… нежелание помочь, вмешаться и предотвратить беду? Которое по сути своей становится потаканием злу? Очень сложный вопрос. И на него нет однозначного ответа. Но, конечно, после всего произошедшего Берт уже и думать не мог о том, чтобы продолжать кого-то учить, как учил нас. Он просто уехал, совсем удалился от мира, жил уединенно. Я потом его разыскала, установила с ним связь, мы переписывались. Некоторое время назад он умер.
Повисла пауза. Марк допил чай; казалось, что голова немного кружилась. Ему почему-то очень хотелось поскорее отсюда уйти.
– Вы случайно не помните, – вдруг прервала молчание Янссенс, – праздник Богоявления у них в доме? Точный год нам, увы, неизвестен. Но вы есть на фотографиях. Вот.
Она достала смартфон, открыла те фотографии, переснятые из семейного архива, и протянула мадам Форестье.