Дед оборудовал фотолабораторию в небольшой комнате под крышей. Марк с трудом отыскал от нее ключ в старой коробке, куда мать сложила хозяйственные мелочи, которыми он не пользовался постоянно, а когда наконец открыл дверь и пропустил вперед Янссенс, то понял, что не может найти нормальный выключатель. Или его и не было? Марк поискал на стене возле двери снаружи и внутри, но рубильник был только один. Помещение без окон освещалось лишь тусклым красным фонарем, как и положено в фотолаборатории, чтобы не засветить пленку и фотобумагу.
Старая дверь со скрипом закрылась за ними. Все вдруг стало каким-то нереальным. Они с Янссенс стояли рядом в красноватой полутьме, и Марка накрыло, как хмелем, – казалось, сам воздух вдруг загустел и заискрился, наполнился предвкушением и ожиданием. И ее звучание. Темные тягучие бархатные ноты, пока тихие, но он уже отчетливо различал их и чувствовал, как внутри немедленно отвечает, вибрирует такая же тьма.
Девчонка прошла вперед, остановилась, чуть не наткнувшись на железный стол, – когда-то на нем стоял агрегат для печати. Рядом располагалась небольшая раковина с кранами и лотками для реактивов, составленными один в другой. Напротив был высокий стеллаж. Гладкое стекло и валик, чтобы разглаживать и сушить отпечатанные мокрые фото. Янссенс оглядела его, потом коснулась пальцем полки с баночками из-под пленки и тихо чихнула.
– Тут такая пылища… ну, ничего.
Марк шагнул следом за ней. Все рациональное, логичное, правильное внезапно подернулось красной дымкой вожделения и отодвинулось на задний план. Где-то краем сознания он еще ухватывал мысль, что надо включить хотя бы фонарик в телефоне, поскольку искать что-то в этой полутьме невозможно, зрение не фокусировалось. Или – что логичнее – попросить девчонку достать свой фонарик из чемоданчика, который она вроде бы оставила у двери. Но Янссенс этого не сделала. И он не сделал. Марк чувствовал, как ее походка стала влекущей и манкой, видел, ощущал, как она неуловимо покачивает бедрами, продвигаясь вперед, словно приглашая его преследовать, догнать…
– Вы говорили, что от вашего деда остались фотоаппараты? – спросила она, обернувшись, взглянула на него через плечо и улыбнулась.
– Да. Погодите, кажется, тут, на полке. В коробке.
Она кивнула и потянулась, чтобы снять с верхней полки стеллажа коробку, но та оказалась неожиданно тяжелой.
– Ой!..
Девчонка покачнулась, и Марк стремительно, едва не налетев на стол, рванулся к ней, подхватил одной рукой коробку, а другой – ее, крепко обхватив за талию. Футболка у нее немного задралась, когда Янссенс тянулась вверх, и его ладонь легла прямо на обнаженную кожу ее живота.
Она вздрогнула. И его тоже будто прошибло током. А потом она вздохнула так томно, что он сам едва не уронил коробку. Кое-как задвинул ее обратно на полку, все еще ощущая другой рукой обжигающее прикосновение обнаженной кожи. Янссенс не только не отодвигалась, не только замерла, прижимаясь к нему, а еще и подалась назад, ближе.
Время как будто остановилось.
Свободной рукой он оперся на полку, так что девчонка оказалась зажата между ним и стеллажом. Марк чувствовал, как она дрожит, как тяжело дышит, как волны желания, вожделения и жара прокатываются по ней одна за другой. Чувствовал, какая она горячая и нежная под его рукой. И черт, как же он ее хотел! Прижать сейчас к себе сильнее, втиснуть в себя и наслаждаться тем, как она вздрагивает, ощущая его до боли напряженный пах.
«А ведь спальня совсем близко, – подумал Марк, как в тумане. – Отнести ее туда, перекинув через плечо…»
Сознание плыло. Невозможно было справиться с искушением, и он наклонился над ней, почти касаясь щекой ее волос. Разглядывал сверху ее стройную шею – нежный изгиб, облитый неверным и тревожным красным светом.
Выдохнул, чувствуя, как рука словно сжалась сама собой.
– Осторожнее, – тихо произнес он на ухо Алис, сам поражаясь тому, как низко звучит его голос. – Чуть не уронили.
– Ну… – выдохнула она, и Марк чувствовал ее дрожь, не только физическую, но и внутреннюю: глубинную вибрацию, точно такую же, как у него. Слышал ее звенящий от напряжения голос и знал почти наверняка, что сейчас она закрыла глаза. Что сейчас она сама чувствует, как в ней раскрывается и нарастает темный сексуальный жар. – Вы же всегда поддержите…
– Всегда…
Она едва не застонала. У него все плыло перед глазами от возбуждения, но… Марк остановился. Он смог. И это придало сил и надежды: значит, получится и дальше.
Позже. Не сейчас. Нельзя форсировать события. Нельзя торопиться. Пока рано. Он медленно отстранился. Убрал руку. Одернул край ее футболки.
– Вам достаточно просто позвать, – серьезно сказал Марк.
Девчонка издала дрожащий вздох, тоже будто с трудом возвращаясь в реальность.
– Не так уж это просто, – наконец ответила она, покачав головой.
– Очень непросто.
Он шагнул в сторону и, сняв с полки коробку, поставил на стол.
– Давайте посмотрим, что тут есть.
Они снова встали рядом, вытаскивая старые фотоаппараты. Уже как напарники. Но Марк вдруг поймал себя на том, что ощущает произошедшее не как упущенный момент, а наоборот, словно… шаг вперед?
– Смотрите-ка, тут пленка! – радостно объявила Янссенс. – Непроявленная, но явно отснятая до конца. Любопытно будет взглянуть, что там. Отправлю ее завтра в лабораторию, заодно поговорю с Анжеликой. А пока надо как следует обыскать тут все. Погодите, я уберу пленку и достану фонарик.
– Я не специалист по почерку, к тому же в доме на стене писали… явно навесу, наверняка дрожащей рукой. И скорее всего, в измененном состоянии, взвинченном, возможно, на грани нервного срыва… Но похоже. Очень похоже. Палочка на «и» c одинаковым наклоном, и петля у «у» тоже такая же, как в письмах. Я отправлю все завтра на экспертизу для сравнения.
Алис отложила старую, заполненную рукой Ксавье Морелля квитанцию и откинулась в кресле. Они с Деккером давно уже сидели в гостиной и разбирали бумаги, занимаясь делом, но в теле все еще ощущалась странная истома, и голова чуть кружилась, словно она слишком много выпила. Этот красный свет, эта жаркая полутьма, как в ее сне, словно до сих пор придавали всему вокруг чувственность и зыбкость. Алис не могла перестать думать о том, как его ладонь оказалась на ее обнаженном животе, – это место до сих пор горело. Не могла не вспоминать снова и снова, как на нее будто что-то нашло в той комнате, как она неожиданно почувствовала в себе силу, власть и уверенность одновременно с желанием… сдаться? Позволить ему все? Стать податливой, нежной, отзывающейся на его прикосновения. Кажется, если бы Деккер в тот момент шепнул, что хочет унести ее в спальню, она бы согласилась. И сам он – все еще в одной рубашке, перетянутой ремнями кобуры… Как же ее к нему тянуло! Невозможно было смотреть на него и думать о деле, а не о…
Вам достаточно просто позвать.
И Алис внезапно ему поверила. Именно тогда, когда он отстранился. Как будто говорил, что готов ждать. Как бережно он одернул на ней задравшуюся футболку – словно показывал, что не воспользуется минутной слабостью в красной комнате. Показывал, что хочет четкого и уверенного «да». Как будто все понимал про нее, чувствовал, что ей нужно. Это было невозможно, это сбивало с толку!
– Ну что ж… вроде бы основное мы разобрали. Мне, наверное, пора.
– Да, конечно. Уже поздно. Я вас подвезу.
Уже у гостиницы – Деккер решил проводить ее до дверей – Алис вдруг обернулась на пороге. Сама не знала почему, но стояла и смотрела снизу вверх, разглядывая его лицо, освещенное неверным светом фонаря над входом. Глаза у него были темные, непроницаемые, и смотрел он внимательно – как всегда. Словно… ждал?
– Вы же знаете, что вам тоже достаточно просто позвать? – вдруг произнесла она, не понимая даже, почему это вдруг вырвалось.
– Просто? – усмехнулся Деккер и чуть наклонился к ней.
Как будто снова не пытался действовать, а ожидал действий от нее.
А Алис… вдруг сделала шаг вперед и, приподнявшись на цыпочки, слегка коснулась щекой его щеки.
– Спокойной ночи, инспектор, и до завтра.
– Спокойной ночи.
Глава 15
Несмотря на прохладный бодрящий душ, Алис все еще чудилось, будто она находится во власти сна. Того зыбкого, дымно-красного, жаркого, отчего все казалось немного нереальным, а в теле по-прежнему ощущалась странная истома. Расслабленность. Тепло. Словно исчезли напряжение и зажатость, с которыми она так свыклась, что уже даже не замечала, но которые на самом деле мешали, стесняли ее движения. Словно она наконец начала жить и чувствовать в полную силу. Расправляла сложенные крылья. Еще осторожно, еще только пробуя, но начало уже было положено.
Снова посмотревшись в зеркало – нет, сегодня никаких строгих причесок, – Алис потянулась за расческой. Черт, куда она ее вчера… или не вчера? Точно, вот она. Почистила на автомате и забыла. Впрочем, в том состоянии, в каком она вернулась от Деккера…
На щеках до сих пор горел румянец, а глаза сияли. Даже завтракать не хотелось – Алис взяла у Вивьен сэндвич и, жуя его на ходу, уселась в машину.
Сумрачное серое утро казалось не тоскливым, а уютным – сейчас можно было бы валяться в постели с чашкой кофе и ноутбуком и не испытывать из-за этого чувства вины.
А еще можно было бы…
Алис улыбнулась – еще неделю назад она бы, наверное, с ужасом попыталась отогнать этот образ, а сейчас хотелось представлять, да еще и в деталях: кого-то в постели с ней рядом. Теплые руки, запах ветивера и сигарет…
Радио в машине тоже неожиданно поймало волну.
I wanna be loved by you
And nobody else but you,
I wanna be loved by you, alone!
Boop-boop-be-doop!
В другой раз она бы поморщилась – эти нарочито кокетливые интонации, этот тон, эти слова звучали почти неприлично, – а теперь Алис сделала погромче, с удовольствием подпевая и чувствуя, как внизу живота расцветает сладкое тепло.