После этих слов у меня все перед глазами поплыло… Не верю! До сих пор не верю! Ведь Левушка нигде, кроме нашего района, памятники себе не ставит! Нигде! Ни в одном городе!..
Позавчера я сидел дома и с изумлением читал в местной газете статью «Телепортация: миф или реальность?», которая начиналась словами: «Они росли в одном дворе…» Хлопнула входная дверь, и передо мной возник Мишка, бледный и решительный.
– Папа, – сказал он, – ты должен пойти со мной!
«Однако тон…» – удивился я, но все же отложил газету и вышел за ним на площадку. Возле лифта стояли Мишкины одноклассники. Я вопросительно посмотрел на сына.
– Папа! – звонким от обиды голосом воззвал он. – Вот они не верят, что ты дружил со Львом Недоноговым!
Мальчишки ждали ответа.
– Дружил? – недоуменно переспросил я. – А почему, собственно, в прошедшем времени? По-моему, мы с Левой и не ссорились. Еще вопросы будут?
Больше вопросов не было и я вернулся в квартиру, оставив сына на площадке – пожинать лавры. Да-а… Докатился. «Мы с Левой…» Ладно. Будем считать, что я выручал Мишку.
Такое вот теперь у нас ко Льву Недоногову отношение. Еще бы – после всех его подвигов! После того, как он дверь соседу статуей припер!..
Да! Я же о старушке забыл рассказать! Но это, скорее всего, легенда, предупреждаю сразу.
У некой старушки несколько лет протекал потолок. Старушка писала заявления, ходила по инстанциям, а потолок протекал. И вот однажды на скамеечку возле старушкиного подъезда присел отдохнуть некий мужчина.
– Не горюй, бабуля, – утешил он. – Я тебе помогу.
И пошел в домоуправление.
– Здравствуйте, – сказал он. – Я – Лев Сергеевич Недо-ногов. Вы почему старушке квартиру не ремонтируете?
Сначала управдом очень испугался, но, выяснив, что пришли не от газеты и не от народного контроля, а всего-навсего от старушки, успокоился и якобы ответил:
– В текущем квартале – никак не можем. Да и старушка-то, между нами, не сегодня-завтра коньки отбросит…
– Дорогой вы мой! – в восторге закричал посетитель. – Именно такого ответа я от вас и ждал! Дайте я вас обниму, родной!
И обнял.
Дальше, я думаю, можно не продолжать. На этот раз Левушка использовал чугун, и пока у статуи отпиливали руки, старушкина квартира была отремонтирована…
Ну и как вам история? Неплохо, правда? Повесть о бедной старушке, негодяе управдоме и благородном Левушке. Я не знаю, кто придумал и пустил гулять эту байку, но цели своей он достиг – с некоторых пор все заявки граждан панически быстро выполняются.
А на днях я услышал нечто куда более правдоподобное. Якобы дочь Левушки Маша и еще несколько десятиклассников, рассудив, что последний звонок бывает раз в жизни, решили отметить это дело в баре, откуда их немедленно попросили. Ребята, конечно, клялись, что они студенты, а не школьники, но бармена не проведешь.
И, можете себе представить, выходит вперед эта соплячка Маша и якобы заявляет:
– Вы еще об этом пожалеете! Мой отец – Недоногов!
В отличие от мифического управдома бармен был живой человек и, работая в нашем районе, просто не мог не знать имя и фамилию «каменного гостя»…
Однако не будем отвлекаться.
Субботним утром я сполоснул трехлитровую банку и вышел на улицу. Статуй за ночь не прибавилось, и это вселяло надежду, что ни следователь, ни ученые беспокоить меня сегодня не будут. Я прошел мимо гранитного Левушки, пожимающего руку Левушке мраморному, и наткнулся на группу приезжих.
Вообще-то их в городе мало – к нам теперь не так просто попасть. Те немногие, кому это удалось, чувствуют себя здесь туристами – бродят по району, глазеют. А роль гида вам охотно исполнит любой местный житель.
В данном случае гидом был губастый сантехник Витька из первой квартиры.
– Вот, обратите внимание, статуя, – с удовольствием говорил он, подводя слушателей к очередному изваянию. – Стоит, как видите, прямо на асфальте и улыбается. А между тем она жизнь человеку сломала… Вы заметьте, куда она смотрит. Правильно, вон в то окно без занавесок. Проживал там мой знакомый, завсклад Костя Финский. Как он эту статую увидел – занервничал. Ох, говорит, Витек, не нравится мне эта статуя. Неспроста она сюда смотрит. Ты гляди, какая у нее улыбка ехидная – словно намекает на что-то… А жена у Кости ушла год назад, так что с этой стороны все чисто… Я ему говорю: плюнь. Ну, статуя, ну и что? Трогает она тебя? Стоит – и пускай себе стоит… Но это легко сказать! Сами подумайте: выглянешь в окошко, а она – смотрит. Да как!.. Короче, недели хватило – сломался Костя Финский, пошел сдаваться в ОБХСС. Сам. Не дожидаясь… Теперь в эту квартиру никто вселяться не хочет. История известная – вот земляк может подтвердить…
Трехлитровая банка выпала у меня из рук и разбилась об асфальт. Все повернулись ко мне, в том числе и полный лысеющий мужчина, которого Витька только что назвал земляком.
Это был Левушка Недоногов. Собственной персоной.
– Хорошо еще, что пустая, – заметил Витька. – А сейчас я, если хотите, покажу вам памятник Крылову. Он ему там цветы возлагает…
И вся группа, за исключением одного человека, двинулась в сторону площади – туда, где каменный Лев Недоногов возлагал скромный каменный букетик к ногам гениального баснописца.
Мы остались у статуи вдвоем.
– Здравствуй, Лева… – сказал я растерянно.
Он смотрел на меня словно бы не узнавая. Словно бы прикидывая, а стоит ли узнавать.
Светлый выходной костюм, знакомые туфли, рубашка… Великий человек был скромен – ходил в своем. А между тем мог проникнуть в любой универмаг планеты и одеться во что пожелает.
– А-а, Павлик… – проговорил он наконец. – Здравствуй…
Я шагнул вперед. Под ногами заскрипели осколки.
– А я вот… прогуляться…
Оробел… Как в кабинете большого начальника. Стыдно вспомнить – я даже не решился подать ему руку.
Но Левушка, кажется, и сам был смущен нашей встречей.
– Ты слышал? – отрывисто спросил он, мотнув головой в ту сторону, куда Витька увел приезжих. – Что он им тут про меня плел? Какое окно? Какой Финский? Я, собственно, проходил мимо… ну и поинтересовался, о чем он тут…
Левушке очень хотелось уверить меня, что среди слушателей он оказался случайно.
– Нормальная улыбка, искренняя… Что в ней ехидного? – Левушка замолчал, часто моргая на статую.
– Лева, а ты…
Я хотел спросить: «Ты идти сдаваться не думаешь?», но спохватился и пробормотал:
– Ты домой-то как… собираешься возвращаться?
Великий человек нахмурился.
– Не сейчас… – уклончиво ответил он. – Не время пока…
Он что-то увидел за моим плечом, и лицо его выказало раздражение.
– Слушай, – сказал он сквозь зубы. – Будь другом, кинь ты в него чем-нибудь! Замучился уже в них кидать…
Я оглянулся. Метрах в десяти от нас по тротуару разгуливал голубь.
– За что-ты их так?
– Гадят, – ответил он просто и устало. Подумав, добавил: – Собак тоже развели… Никогда столько собак в городе не было…
– А собаки-то что тебе сделали? – удивился я, но тут же сообразил, что может сделать собака, если памятник стоит прямо на асфальте.
Левушка сосредоточенно разглядывал свободный карниз ближайшего здания.
– Левка! – сказал я с тоской. – Что с тобой стало! Чего ты всем этим достиг? Татьяна тебя ищет – с ног сбилась… Милиция розыск объявила…
– Ничего, – жестко ответил он. – Пусть знают! А то привыкли: Недоногов!.. Что с ним церемониться? Можно прикрикнуть, можно настроение дурное на нем сорвать – все можно! За что его уважать, Недоногова? Подвигов не совершал, карьеры не сделал, зарабатывать как следует – не научился! А теперь… Ишь, засуетились! Ро-озыск…
Он повернулся ко мне, перестав на секунду моргать.
А глаза-то ведь, как известно, зеркало души. Этой секунды мне вполне хватило, чтобы понять: Левушка врал. Не обида – другое мешало ему вернуться к людям.
Левушка, мраморный Левушка, Левушка-легенда, «каменный гость» боялся встречи с Татьяной!.. И, похоже, не только нс ней. Вот почему он так растерялся, увидев меня. Ясно же: стоит ему появиться на людях не в бронзе и не в граните, стоит ему произнести первую фразу, как все поймут, что никакой он, к черту, не монумент, а прежний Левушка, вечно теряющийся в спорах и робеющий перед женой.
– Лева, – твердо сказал я. – Давай честно. Тебя ищут не потому, что людям делать нечего. Ты нам нужен, Лева! Татьяне, ученым…
– Следователю, – мрачно подсказал он.
– Следователь вчера сравнил тебя с Колумбом.
– Оригинально… Это что же, общественное мнение?
– А ты, значит, уже выше общества? – задохнувшись от злости, спросил я. Робости моей как не бывало. – А для кого, позволь узнать, ты натыкал кругом все эти памятники? Не для общества? Кому ты доказываешь, что не ценили тебя, не разглядели? Кому?
– Себе! – огрызнулся он.
– Врешь, – спокойно сказал я. – Врешь нагло. Если в один прекрасный день люди перестанут замечать твои статуи, тебе конец!
Левушка молчал. Кажется, я попал в точку. Теперь нужно было развивать успех.
– Лева, – с наивозможнейшей теплотой в голосе начал я. – Прости меня, но все это – такое ребячество!.. Да поставь ты себе хоть тысячу монументов – все равно они будут недействительны! Да-да, недействительны! Монументы ни за что!.. И неужели эти вот самоделки… – Я повернулся к Левушке спиной и широким жестом обвел уставленную изваяниями улицу, – неужели они дороже тебе – пусть одного, но, черт возьми, настоящего памятника!.. За выдающееся открытие от благодарного человечества!
Левушка молчал, и я продолжал, не оборачиваясь:
– Ну хорошо. Допустим, ты в обиде на общество. Кто-то тебя не понял, кто-то оборвал, кто-то пренебрег тобой… Но мне-то, мне! Лучшему своему другу – мог бы, я думаю, рассказать, как ты это делаешь!..
Я обернулся. Передо мной стояла мраморная Левушкина статуя и показывала мне кукиш.