[89].
Но тексты Дюркгейма наглядным образом свидетельствуют о том, что он был не мнимым, а подлинным, хотя и не ортодоксальным, последователем Канта. В попытках отрицать принципиальное присутствие кантианства в дюркгеймовской теории морали можно обнаружить очевидную ошибку pars pro toto, а именно желание выдать один из аспектов его теории морали за теорию в целом, а также проекцию на его воззрения собственных воззрений интерпретатора с целью найти в нем теоретического предтечу. С этим же связано и стремление некоторых аналитиков видеть в креативности, «коллективном возбуждении» и стремлении к достижению идеала «ключ» к дюркгеймовскому пониманию морали[90].
Дюркгейм стремился преодолеть не кантианство и эвдемонизм, а дилемму, взаимоисключающий характер этих двух теоретических направлений. Кантианство, с его точки зрения, постулирует, но не объясняет долженствование, провозглашаемое в качестве базового принципа морали. «Кант не объясняет императивный характер морального закона: это эманация ноуменального мира, т. е. такого, который невозможно себе представить. Мы же, наоборот, полагаем, что моральное предписание должно обосновываться»[91], – утверждал Дюркгейм. Что касается утилитаризма, то, пытаясь рационально объяснить мораль, он, согласно Дюркгейму, лишает ее присущих ей специфических признаков, сводя ее к экономико-технической деятельности. Но выполнение долга, моральная обязанность, с его точки зрения, сами по себе могут быть объектом желания, благом, идеалом для морального субъекта. Поэтому без понимания долга как блага, отстаиваемого прежде всего эвдемонистской версией утилитаризма, понять мораль невозможно. «…Нужно предоставить определенное место эвдемонизму и можно показать, что удовольствие и вожделение проникают вплоть до внутреннего содержания обязанности…»[92], – говорил он. Таким образом, понятия «желанного долга» и «обязательного желания» для Дюркгейма совсем не содержат contradictio in adjecto и выражают характерные черты подлинной морали.
Тот же дуализм и вместе с тем неразрывное единство отмеченных признаков мы обнаруживаем не только у раннего, зрелого, позднего, но и у «позднейшего» Дюркгейма. Это касается, в частности, уже упоминавшегося выше наброска книги о морали, задуманной им в конце жизни и опубликованного посмертно Марселем Моссом под заголовком «Введение в мораль» в 1920 г. не случайно один из разделов этой книги должен был так и называться: «Единство обоих элементов (морали. – А. Г.) (идеал и долг)»[93].
Важно иметь в виду, что Дюркгейм пытался не просто механически соединить два важнейших для него подхода к морали, кантианство и эвдемонистскую версию утилитаризма, акцентировавших соответствующие аспекты моральной реальности: долг и благо. Он стремился осуществить их органический синтез на новой теоретической платформе. Формой и средством плодотворного соединения двух главных аспектов морали, по замыслу Дюркгейма, должен был стать социологический подход. Мораль в его истолковании – это базовый социальный институт, а общество в его самых разных воплощениях, включая разнообразные социальные группы – источник, субъект, объект и объяснительный принцип всей моральной жизни. С его точки зрения, «…общество есть высшая цель всякой моральной деятельности»[94]. Именно оно обладает достаточной силой воздействия на индивидов, авторитетом и уважением в их глазах, обеспечивая обязательность следования моральным правилам; оно же – средоточие блага и идеала, источник их привлекательности для индивидов.
Здесь необходимо уточнить понятие общества у Дюркгейма, которое в его интерпретации чрезвычайно многозначно[95]. Очень часто он использует это понятие как синоним социальной группы. Оно в его теории никоим образом не тождественно политическому обществу, т. е. государству, не сводится к нему. Он специально подчеркивал морально-воспитательное значение общества in abstracto и ограниченность представления о том, что «моральные достоинства общества зависят главным образом от той или иной разновидности общества, в частности»[96].
В интерпретации природы общества Дюркгейм был умеренным социальным реалистом, или холистом, следуя в своих рассуждениях на эту тему за Вильгельмом Вундтом. Он трактует общество как реальность особого рода, не сводимую к сумме составляющих его индивидов; как синтез индивидуальных сознаний и действий, образованный взаимодействием индивидов. Будучи результатом этого взаимодействия, оно существует более или менее автономно и оказывает воздействие на тех индивидов, взаимодействие которых его породило[97]. Оно представлено в самых разнообразных формах: социальных правилах, нормах, ценностях, традициях, институтах, идеалах и т. д.
Значение общества в истолковании Дюркгейма настолько велико, что в эпоху секуляризации в качестве основания, субъекта и объекта морали оно в его трактовке становится конкурентом самого Бога, который выступает как символическое выражение общества: «Нужно выбирать между Богом и обществом. Я не стану рассматривать здесь доводы в пользу одного или другого решения, которые тесно связаны между собой. Добавлю, что для меня этот выбор не столь уж важен, ибо в божестве я вижу лишь общество, преображенное и осмысленное символически»[98].
Согласно Дюркгейму, общество трансцендентно по отношению к индивидам, находится достаточно далеко и высоко от них, чтобы внушать им моральные идеи, чувства и верования[99]. Вместе с тем оно представляет собой эмпирически наблюдаемую реальность, оно имманентно по отношению к индивидам, находится близко к ним и внутри них, что позволяет им ощущать моральную реальность как близкую или свою собственную, как объект желания, влечения и любви[100].
Именно тот факт, что общество имманентно по отношению к индивидам, составляет его преимущество в сравнении с Богом как другой фундаментальной сущности, санкционирующей моральные правила и идеалы. Возражая критикам, указывавшим на то, что общество слишком несовершенно, чтобы быть источником идеала и морального авторитета, Дюркгейм утверждал, что и самого Бога можно было упрекнуть в чем-то подобном, так как созданный им мир полон всякого рода несовершенств и изъянов.
Дюркгейм всегда подчеркивал факт разнообразия и изменчивого характера моральных систем, отмечая, что существует не мораль, а морали во множественном числе, в зависимости от различий в типах обществ и институтов. Исходя из этого, он различал такие виды морали, как «гражданская мораль» (“morale civique”), связанная с такими институтами и группами, как государство, родина, демократия; «профессиональная мораль»; «семейно-домашняя мораль» (“morale domestique”); «контрактная мораль» и т. п. Помимо этого, он выделял также и «наиболее общую» сферу морали, не зависящую от связи с какой-либо групповой или иной локальной принадлежностью; она же является «наиболее возвышенной» в сравнении с другими. Существование данной сферы – характерная черта современных развитых обществ. В них «чувства, имеющие своим объектом человеческую личность, становятся очень сильными, тогда как чувства, привязывающие нас непосредственно к группе, отходят на второй план»[101].
Любопытно, что эти слова написаны примерно в то же время (1898–1900), что и «Моральное воспитание» (1898–1899), в котором «привязанность к социальным группам» трактуется как второй базовый элемент морали. Как же объяснить эту видимую противоречивость в высказываниях автора? Дело в том, что «привязанность к группам» составляет, по Дюркгейму, общий признак простейшей, элементарной морали, тогда как моральный универсализм, в его трактовке, характерен для развитых обществ. С его точки зрения, «мораль …начинается там, где начинается привязанность к группе, какой бы ни была последняя»[102]. С этого она начинается, но на этом, в дюркгеймовской интерпретации, не заканчивается! Более высокие формы морали в данной интерпретации предполагают выход за групповые рамки. Важно в данном случае и то, что для Дюркгейма, как и для многих других классиков социальной науки, человечество – это не особая внесоциальная и надсоциальная субстанция, а расширенное до предела общество или же социальная группа: он не видит между ними принципиального различия.
Сакральное религиозное и сакральное моральное
С трактовкой общества у Дюркгейма неразрывно связано его представление о сакральном. Общество в его истолковании – источник и подлинный объект сакрального. Последнее не только наследуется из недавнего и далекого прошлого, но и продолжает рождаться сегодня, и в религии, и в морали, и в других областях: в науке, праве, политике и т. д. Дюркгейм настаивал на процессуальном характере сакрального, подчеркивая, что оно представляет собой не неподвижную или завершенную систему норм, ценностей и идеалов, а сакрализацию, т. е. процесс, который продолжается и в настоящее время и продолжится в будущем. Он утверждал, в частности: «Конечно, священное вульгарно представляют себе как нечто иррациональное, мистическое, не поддающееся научному познанию. Но в действительности мы видим, как священное постоянно создается у нас на глазах. Идея прогресса, идея демократии священны для тех, кто в них верит»[103]