ль безразличен к интересам и нуждам простого американца? Растущее прозрение в поиске ответов на эти вопросы и вело к небывалому в идейно-политической жизни США «кризису доверия» к государственной власти, к другим институтам американского общества. «Каскад разоблачений, последовавших после «уотергейтского дела», продемонстрировал миллионам американцев, которые воспринимали конституцию США как гарантию их свобод, что центром наступления на гражданские права является сама правительственная власть» 23,— обобщили происшедшее П. Коуэн, Н. Иглисон, Н. Хэнтоф в книге «Государственные секреты. Полицейский надзор в Америке».
Обостряющийся «кризис доверия» к официальному Вашингтону в условиях усиления внутреннего неблагополучия в стране обусловливал резкие перемены в социальной психологии масс. Качественно новый характер приобретали неудовлетворенность американских трудящихся своим жизненным положением, их разочарование во многих институтах капиталистического общества, в «американском образе жизни» в целом.
Еще в 1973 г. — впервые в истории опросов общественного мнения — число недовольных внутренней обстановкой в США превысило половину опрошенных. Весной 1976 г., т. е. в преддверии 200-летнего юбилея страны, такие настроения разделяли уже 61 % американцев. Институт общественного мнения Л. Харриса установил, что в 1966–1976 гг. количество американцев, чувствующих себя «отстраненными от происходящего вокруг», выросло в 4 раза24. Около двух третей американцев в 1976 г. считали, что «люди, обладающие властью, используют ее в своих интересах». По данным других опросов, лишь 11 % граждан США в том же году выражали высокую степень доверия исполнительной власти, 9 % — конгрессу. А еще раньше, в январе 1974 г., «Нью-Йорк таймс» обнаружила: по престижу профессий конгрессмены занимают последнее место. Предпоследнее — мусорщики.
В такой обстановке, конечно, уже не становились сенсацией выводы доклада профессора А. Инкеле, представленного им Американской социологической ассоциации. Между тем Инкеле обобщил данные о процессах, не имеющих прецедента в новейшей истории США. «Средний американец считает, что такие институты государственной власти, как президентство и конгресс, все меньше и меньше справляются с возложенными на них функциями… Не подлежит никакому сомнению, что прежнее исключительно высокое мнение американцев о своей государственной системе, их исключительная уверенность в том, что они способны принимать активное участие в политическом процессе страны и оказывать личное влияние на политику, — все это резко пошло на убыль»25.
Важное событие — 200-летие страны прошло в Соединенных Штатах безрадостно, вяло. Должный оптимизм официальной пропаганды не изменил, понятно, общего идейно-политического климата в США, Два столетия развития США, радикально преобразив материальные условия жизни общества, ни в чем не изменили главного: жизнь личности в этом обществе по-прежнему определяли исключительное неравенство его членов, дискриминация миллионов и миллионов трудящихся. «Равенство, которое было провозглашено Декларацией независимости и за которое сражались в революцию и во время гражданской войны, все еще не достигнуто и сейчас… Продолжается концентрация средств и власти в руках все меньшего числа лиц, в то время как миллионам американских граждан отказывают в справедливой доле национального богатства»26, — высказалась на этот счет Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов (АФТ — КПП).
Профсоюзникам вторил профессор из Калифорнии Д. Дауд, автор изданной в юбилейный год книги «Изуродованная мечта. Капиталистическое развитие Соединенных Штатов». «Экономическое неравенство, которое питает все другие формы неравенства, всегда являлось характерной чертой американского образа жизни. За последние 25 лет неравенство в распределении национального дохода не уменьшалось, а увеличивалось»27. Действительно, всего 4 % взрослых американцев владеют собственностью на сумму более 60 тыс. долл., включая всю наличность и недвижимость. Совокупная стоимость их собственности превышает 1 трилл. долл. — больше, чем совместный валовой национальный продукт десятков стран Африки и Азии. Это — наглядное опровержение утверждений американской пропаганды.
Так что прав был иностранный наблюдатель, итальянец Д. Корсини: «Спустя два столетия после подписания Декларации независимости, которая объявляла всех людей равными и провозглашала эру свободы и прогресса, американцы стремятся свести счеты с прошлым и смотрят на настоящее и будущее с озабоченностью, а на казенный оптимизм правительства отвечают глубоким скептицизмом, неся на своих плечах груз кризиса, захлестнувшего американское общество»28.
По мере того как у американцев, обнадеженных обещаниями новых хозяев Белого дома, проходили иллюзии в их способности обуздать натиск внутреннего неблагополучия, барометр идейно-политического климата в стране все более определенно указывал на рост пессимизма и разочарования. Политическому руководству США в этих условиях пришлось отказаться от наигранной бодрости и, признавая реальности, квалифицировать нездоровье в идейно-политической жизни страны как важнейшую национальную проблему. Когда президент Картер в июле 1979 г. выступил со своей известной речью о «кризисе доверия» в США, этот главный тезис главы администрации поддержали около 80 % граждан.
Между тем президент не пожалел драматизма, характеризуя меру внутреннего неблагополучия в США: «Это кризис веры — кризис, который затрагивает самое сердце, душу и дух нашей национальной воли. Мы можем видеть, как этот кризис проявляется в растущих сомнениях в смысле нашей жизни, в утрате единства целей нашего народа. Подрыв нашей веры в будущее несет в себе угрозу уничтожения самого социального и политического строя Америки». Обозреватели отмечали, что последний раз в американской истории столь тревожные ноты звучали лишь в выступлениях президента Ф. Рузвельта в разгар наиболее тяжелого для США экономического кризиса 30-х годов.
Тема «кризиса доверия» стала одной из ведущих для многих выступлений Дж. Картера во второй половине 1979 г. Однако, заметил известный журналист У. Пфафф, «сама идея морального кризиса, который признает администрация демократов, вероятно, может использоваться для прикрытия провала в практической политике…». Комментируя откровения президента, обозреватель X. Сайди вздыхал: «Снова слова без взаимопонимания, обещания без средств их осуществления». Реальность переплетения кризисов в различных областях жизни страны, фактический отказ правительства содействовать улучшению жизненного положения личности в США — все это было взаимосвязано, и одно дополняло другое. Именно «практическая политика» правящих кругов США и вела страну к тому положению, в котором она оказалась на рубеже 70—80-х годов.
Холодно, ветрено было в Вашингтоне 20 января 1977 г. Но хмурое небо и поземка с Потомака не мешали радости победителей — в этот день принимал присягу президент-демократ Джеймс Эрл Картер. Поклявшись на Библии в верности Америке, новый президент в речи у Капитолия сразу определил главное: «Наша страна будет по-настоящему сильной в мировых делах лишь тогда, когда будет сильной дома. Наилучшее средство укрепить свободу за рубежом— это показать всем жизненную силу нашей демократии»29. Энергичный призыв к действию пришелся по душе тем, кому в первую очередь адресовал его президент, — правящей элите страны. Именно ее настроение и выражал подчеркнутый оптимизм Дж. Картера.
Отражая взгляды, преобладающие в правящих кругах в середине 70-х годов, администрация Дж. Картера первоначально была всерьез убеждена, что по мере преодоления затяжной полосы трудностей (война во Вьетнаме, экономический кризис середины 70-х годов, «кризис доверия» к государственной власти, другие проявления неблагополучия во внутренней жизни, ослабление позиций США за рубежом) ход событий снова возвратится в благоприятное для США русло. А это рассматривалось как важнейшая предпосылка для возврата к привычной для американского империализма наступательной линии в мировых делах и внутри страны. Стоящие на вершине государственной власти с оптимизмом смотрели вперед: теперь, мол, расчищается дорога для быстрого укрепления внутренних и внешних позиций США.
Дорога оказалась иной — в официальном Вашингтоне недооценили масштабы и остроту проблем, надвигавшихся на американский империализм. В 1977–1980 гг. в США действительно не было такого очевидного катализатора многих кризисных явлений прошлого, как агрессивная война во Вьетнаме. Равным образом, хотя политических скандалов в связи с коррупцией в правящей элите более чем хватало, ни один из них не приближался так близко к сердцевине государственной власти — Белому дому, как «Уотергейт». Что касается экономической жизни, то и здесь, казалось бы, намечалось некоторое оживление. Вместе с тем внутреннего неблагополучия ничуть не убывало, и становилось все яснее, что конец десятилетия проходит так же, как и все оно в целом, — в переплетении сложнейших проблем, решение которых так и не было найдено.
Внутренняя жизнь США после выборов в 1976 г. сосредоточилась главным образом на вопросах, связанных с ускоряющимся ростом стоимости жизни, высоким уровнем безработицы, усилением налогового пресса, обострением энергетических проблем, кризисным положением больших городов, жилищным кризисом, пороками в социальном обеспечении, образовании, медицинском обслуживании, дальнейшим нарастанием преступности, наркомании. Объектом недовольства все в большей мере становилась государственная власть, тем более что ухудшение положения рядового американца было особенно контрастным на фоне многочисленных обещаний, данных населению победителями на выборах 1976 г.
Опыт давно научил американцев не питать иллюзий в отношении обещаний, которые щедро раздают избирателям демократы или республиканцы в погоне за их голосами, да и потом, когда Белому дому требуется мобилизовать общественное мнение на поддержку его политики. Но тогда, в 1976 г., американским трудящимся так хотелось верить, что демократы во главе с Дж. Картером постараются хотя бы затормозить нарастание кризисных процессов во многих областях жизни США, причем сделают это, не нагнетая международную напряженность, а, наоборот, содействуя развитию процесса ра