Мы оба друг друга рассматриваем.
Взгляд холодных голубых глаз слишком надолго задерживается на моей груди, и я ужасно пугаюсь. Тут же пуговицы родненькие проверяю.
Выдыхаю.
Ложная тревога!..
Морозко, как по географической карте, едет дальше. Без пробуксовок осматривает мою шею, кудри, шапку Снегурки и лицо. Хмурится. Будто бы понимает, что свернул где-то не туда, и отправляется в обратный путь: лицо, шапка Снегурки, кудри, шея, грудь. Буксует.
Я краснею.
…Далее — талия, бедра.
Наконец-то сапоги.
Снова подвисает и почесывает двумя пальцами подбородок.
— Просил же Виолетту: только без ее путан, — ворчит и сразу тянется к телефону.
Меня будто в колодец с холодной водой бросают.
Это я путана?!
— Что? — пищу, вытягиваясь струной и расставляя руки на поясе. — Никакая я не путана. Вы о чем? Это вы, вообще, про меня?
— Можешь быть свободна, — поднимается он со стула и отворачивается. — Я свяжусь с Виолеттой и отменю заказ.
— Заказ? — как попугай повторяю.
Я от такой наглости в шоке. Про дорогу, пуговицы, оргазм — про все забываю.
Осматриваю мощную спину и затылок, а потом не выдерживаю такого оскорбления. Хватаю со стола пустое алюминиевое ведро и одеваю мэру на голову!
Глава 3. Снегурочки нет! На зачатии!
— Я не путана!
Вообще, я очень воспитанная. Даже слишком.
Поэтому сама дурею от своей выходки.
Пугаюсь страшно!..
С ужасом наблюдаю, как Константин Олегович обхватывает широкими ладонями ведро и снимает. Поворачивается ко мне. Густые брови съезжают к переносице, а полные губы кривятся.
— Вы всегда так на отказы клиентов реагируете? — спрашивает он, приглаживая густые светлые волосы. — Зачем вы это сделали?
Сжимаюсь в комок и облизываю пересохшие губы. Единственный мужчина, с которым я общалась близко и долго, — мой отец. Он обычно орет так, что у меня уши от страха закладывает.
— Это… прием такой. Сурдологический… — тут же придумываю.
— Что?
— Ну… Я же вам русским языком сказала: никакая я не путана! А вы будто не слышите. Вот я и решила перекрыть вам зрительный канал, чтобы острота слуха усилилась. И вы наконец-то услышали — не путана я!
Мэр осторожно возвращает ведро на стол, с силой потирает покрасневшую щеку. Садится на скрипучий стул и смотрит на меня как на душевнобольную. Чуть с опаской. Если бы у него красная кнопка под столом была — лупанул бы по ней от души, уверена.
Потом морщится и задевает пальцами висок.
— Боже. Вам больно? — тут же вспоминаю о своем профессиональном призвании.
Я шла в медицину осознанно. Закончила училище, а вот в Медакадемию по определенным причинам в этом году не поступила, но обязательно буду пробовать в следующем.
Сейчас работаю процедурной медсестрой в больнице и уверена, что это даже больше, чем просто призвание. Ведь первое, что человек слышит, когда рождается, — это наш голос. Голос медицинской сестры.
— Я думал, ты от Виолетты, — поправляет он снова барсетку.
Подзарядка у него там, что ли?.. Трогает постоянно.
Я одергиваю пальто. Встряхиваю кудри ладонью, чтобы придать им объем, и набираю в легкие воздух, решив высказать о сотрудниках мэра все, что вот уже десять минут грузом лежит на сердце.
— Я так понимаю, с ней вы не знакомы? — опережает он. — Это совпадение?..
Я сникаю и кисло отвечаю:
— Ну смотрите. Последняя Виолетта, которую я знала, была из моей начальной школы. Как-то она крупно меня подставила перед учительницей с поделкой из шишек, поэтому, если вы говорите именно про ту Виолетту, я даже рада, что она в итоге пошла не по той дорожке.
— Да вы сама опасность.
Константин Олегович усмехается и, опустив голову набок, смотрит на меня с промелькнувшим в глазах интересом. Что примечательно — вообще не злится. Будто все равно, что ему ведро на голову одели.
— Почему вы сказали про совпадение? — откашливаюсь.
Он смотрит на экран телефон и сухо отвечает: — Я попросил отправить ко мне актрису. Можно студентку, для роли Снегурочки сегодня вечером. А тут вы заявляетесь, да еще в сапогах…
— Можно подумать, в сапогах только путаны ходят!
— У Виолетты разный контингент девочек. Поэтому я и ошибся. Простите.
— И вы простите, — улыбаюсь. — Ну… За ведро.
— Ерунда. Я административный работник, со мной чего только не делали…
Я тихо посмеиваюсь и еще раз рассматриваю его по-мужски симпатичное лицо.
— Ладно, — в его глазах пропадает всякий интерес. Они становятся пустыми. — Кто вы и зачем вы здесь?
Наконец-то!..
— Я приехала сюда из города и сейчас не могу уехать. А ваш... — киваю на окно, — дорожник… отказывается чистить трассу.
— Что? Опять замело? — равнодушно спрашивает, поглядывая на улицу.
— А вы как думаете? Такой снегопад. Прикажите своему работнику, чтобы срочно поехал туда… Немедленно!
— С чего вдруг? Рабочий день окончен. У нас тут не город. Бывает заметает.
Смотрит на часы, чем безумно меня раздражает. Я, словно в кресле у зубного, издаю какие-то нечленораздельные звуки. Слова вымолвить от такой халатности не могу.
— Завтра с утра все почистят. Раз уж экстренная ситуация…
— Экстренная? Вы все издеваетесь?
Все-таки у медицины и административных работников абсолютно разное понятие экстренности. Так и вижу, как наш врач, Олег Палыч, философски произносит: «У пациента кровотечение? Хорошо… завтра утром экстренно прооперируем».
— Вы же к кому-то приехали? — спрашивает мэр.
— Вообще-то, к дяде на…
— Вот у него и переночуйте, — перебивает.
— Я не могу у него, — растерянно произношу, вспоминая кладбище.
А потом в памяти всплывают вечерние планы. Щеки стыдливо потираю и руки на груди складываю.
— Мне сегодня надо в город, — настаиваю. — Пожалуйста!
Константин Олегович еще раз на меня смотрит. Глаза снова едут не по маршруту — грудь, плечи, лицо. Задерживаются на шапке.
— Я могу вам помочь, если вы поможете мне, — сухо предлагает, деловито потирая запястье.
— Помочь? Вам? И чем же?
Желваки у него на скулах играют. Видимо, просить Его Величество Елкино не привык.
— Мне надо съездить в дом престарелых. Поздравить стариков с Новым годом и вручить подарки от администрации, — показывает на алюминиевые ведра. — Снегурочкой должна была быть моя помощница, но она именно сегодня отпросилась на зачатие…
— Что? — прикрываю рот ладонью. — Куда?
Он недовольно кивает.
— Отпросилась на зачатие. Ребенка они, видите ли, планируют, и не получается, а сегодня нужный день.
— Капец. Вы бы дороги-то почаще чистили, Константин Олегович…
— В смысле?
— За полтора часа, что нахожусь в Елкино, я, можно сказать, лично встретила человека, который умер от секса. Теперь вот еще одна с зачатием. Люди у вас от скуки с ума сходят!..
— У нас с досугом все в порядке. Но спасибо за сигнал. Так по рукам или нет? — уточняет.
— По рукам, — вздыхаю удрученно. — Только отправьте своего сотрудника трассу чистить. Поздравим — и сразу рвану в город.
Не на зачатие, конечно, но тоже важно.
— Хорошо, сейчас я оденусь, и едем.
Он поднимается и идет к шкафу, а я кошусь на барсетку. Прошлый век какой-то. Умру, но на улицу не выйду с человеком, который ТАКОЕ носит.
Мэр надевает костюм Деда Мороза голубого цвета, по оттенку практически совпадающий с моим пальто. Крепит бороду.
Пока натягивает шапку, я решаюсь.
Оп — и вуаля!
Отхожу от стола и изображаю скучающий вид, разглядывая маникюр и перекатываясь с пяток на носки.
— Поехали, — ворчит Морозко, оборачиваясь ко мне.
С подозрением на меня смотрит.
— А где моя сумка?
— Я откуда знаю? С ума сошли? — с возмущением закатываю глаза. — У меня ее нет, — развожу руки в стороны и делаю оборот.
— Странно…
Лезет в ящик стола — пусто.
Смотрит на шкафы.
На кулер.
На ведра…
Дышит тяжело в своем обмундировании и психует, кажется.
— У меня там документы и ключи…
— Ничего страшного, Константин Олегович. Можем поехать на моей, — мило улыбаюсь и, прихватив два ведра со стола, круто разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к выходу.
Глава 4. Гарант удовольствия, если цензурно!
— Привет, — машу рукой парню-дорожнику. Открыв дверь, аккуратно ставлю одно ведро в другое и убираю на заднее сиденье. — Вот щас тебе твой Морозко все и скажет.
Победоносно смотрю, но тут же оборачиваюсь и краснею от строгого взгляда.
— Простите, Константин Олегович. Он сам вас так назвал, я тут ни при чем.
Мэр в костюме Деда Мороза и в окружении пролетающих снежинок смотрится довольно экзотично. Особенно его плечи. Будто была пандемия и дедушка перезанимался в качалке. Он из-под белых искусственных бровей, прикрепленных к шапке, без энтузиазма осматривает мою ярко-красную малышку, купленную на свои кровно заработанные деньги.
— Праворульная?.. — вздыхает недовольно.
— Ага.
— И… красная…
— Ага.
— И маленькая вдобавок.
— И легковая, если вам нужны еще какие-то прилагательные, — закатываю глаза. — У вас, кажется, выбора нет, — припоминаю.
Сама себя одергиваю. Ну и тучка же ты, Солнцева.
— И откуда ты на мою голову свалилась? — ворчит мэр, открывая заднюю дверь с другой стороны и закидывая ведра.
— Из города, Константин Олегович. Из города. Говорила же, — мягко напоминаю и киваю на парня. — Скажите ему, чтобы дорогу почистил!
Видя, как в голубых глазах вырастает протест, проверяю, застегнуто ли пальто, и продолжаю уже не так уверенно: — Будьте так добры. Мне в город надо!..
— Сейчас договорюсь, — деловито произносит «дедуля».
Я сажусь в машину и завожу двигатель. Тут же врубаю печку на полную мощность. Ну и что, что так нельзя? Машина дана, чтобы ею пользоваться! Живем один раз!
Молча наблюдаю, как Морозко разговаривает с парнем, который затем прячется в кабине снегоуборочной машины и тут же уезжает.