Я с облегчением рассматриваю блондинку.
Она не худая и не толстая. Нормальная. А вот грудь большая, мясистая и будто отдельной жизнью живет: волнуется, покачивается, как подтаявший холодец, который я терпеть не могу. На лицо, признаться честно, симпатичная. Правда, над губой у Нины мушка, будто бы специально выделенная черным карандашом. Это выглядит забавно.
Вырез на платье тоже интересный — все больше и больше съезжает вниз, оголяя чуть подуставшие бидоны.
— Я… Ника. Медсестра, — мило улыбаюсь. — Ставлю вот… нашему Константину Олеговичу уколы.
Взгляд соседки задерживается на моем лице чуть дольше, чем позволяют правила приличия. Я даже вижу в нем легкую женскую зависть.
Да-да, моя курочка, я видела задницу вашего мэра. Даже пощупала! И мне не нужно для этого оголяться до пупка. Хотя… Вспомнив вчерашнюю ночь, краснею.
— А зачем вам медсестра, Константин Олегович? — по-хозяйски проходит на кухню Нина. — Сказали бы мне. Я уколы тоже хорошо ставить умею, никто еще не жаловался.
— Вы ведь ветеринар, Нина, — откашливается Мороз, пряча руки в карманах джинсов.
— Никто не жаловался… — шепчу, едва сдерживая смех.
Костя предупреждающе смотрит на меня. Шутка напрашивается сама собой, но в серьезном мэрском взгляде столько закаленной стали, что я, прикусив губу, отворачиваюсь.
Больно надо.
— Или в баньку бы сходили, попарились. У меня и веничек есть… Можжевеловый. Всю хворь сразу как рукой снимает.
— А ему нельзя в баню… — сообщаю, положив ладони на колени и разведя их в стороны так, чтобы они коснулись дивана.
Растяжка у меня что надо, йогу три раза в неделю с шестнадцати лет посещаю. Разминаю шею и выгибаюсь, принимая асану.
— Это еще почему? — спрашивает Нина недовольно. — Баня — для всех хорошо. Глупость какая-то…
— А у Константина Олеговича акрофобия, — замечаю с закрытыми глазами. — Очень неприятная вещь, скажу я вам.
— Фобия? — не унимается соседка. — Жары, что ли, боится?
— Хуже, — оборачиваюсь.
Костя награждает меня фирменным, ироничным взглядом. Акрофобия — боязнь холмистой местности. А у Нины такие... мм... холмы...
Все он понял…
— Ой, а дом-то как украсили, Константин Олегович! — хлопает в ладоши Нина, крутясь по сторонам. — Даже чучело свое принарядили…
Альберт медленно поворачивает голову и выпучивает глаза.
«Сама ты чучело!» — рычит.
— Ой, мамочки! Он живой, что ли?
Тут же, не дожидаясь ответа, Нина хватает пакет и начинает один за другим выкладывать на стол свои кулинарные шедевры.
— Вы уж сильно-то не оценивайте, Константин Олегович. Я быстро тесто сообразила. Девка я хозяйственная, руки откуда надо растут. Вот пирог с капусткой и яйцом, вот с рыбой. Минтай с горбушей пятьдесят на пятьдесят, — добавляет скромно. — С мясом и ливером. И с сухофруктами...
Скатерть-самобранка какая-то. Куда столько?
Она думает, он алабай?..
— Спасибо, конечно, Нина, — вежливо благодарит Мороз. — Но не стоило так утруждаться. Это очень много, мне столько за все праздники не съесть.
— Ну-ну, вы мужчина видный. Вас, такого большого и сильного, кормить надо, — она застенчиво опускает взгляд, а мы с Альбертом в голос от банальности вздыхаем, но Нина на этом не останавливается. — А то Новый год ведь… Кто вас накормит?
Как бы невзначай осматривает кухню. Замечает мясо и порезанный салат.
— Ой, оливье! — удивляется.
Она что, думала, я пальцем деланная? Я и сельдь под шубой умею, и мимозу. Что там еще в Советском Союзе было? Холодец вот только больше не хочется…
— Ну кто же со свежими огурцами делает? — забивает Нина последний гвоздь в мое хорошее к ней отношение. — Надо ведь с маринованными, хрустящими!..
— А вы тоже в СССР родились? — спрашиваю, мило улыбаясь.
Костя вздыхает и мысленно отправляет мне: «Я же говорил — ты Скальпель!».
— В каком смысле? — нервничает. — Девяностого года рождения. Возраста своего не стесняюсь… Женщина с годами только лучше становится, как вино.
— Ясненько, — пожимаю плечами.
Тоже старая, значит.
Вдруг обиду чувствую. Может, уехать отсюда? Что мне тут с ними делать? Пусть свои пироги уплетают и вениками можжевеловыми лечатся…
Украдкой подслушиваю:
— Константин Олегович, а вы же меня помочь просили. Какую-то анкету заполнить по улицам Елкино?
— Да, — голос становится деловым. — Это для отчета надо. В область. Но сейчас, наверное, вам некогда, Нина? Скоро ведь Новый год?..
— Почему это… Я абсолютно свободна!..
Мороз останавливается чуть позади меня, и я чувствую, как плеча касается теплая ладонь. Я сразу вспоминаю, чем мы только что занимались... Сумасшествие какое-то! Еще вчера я этого мужчину не знала, а сегодня мне хочется остаться с ним наедине.
— Ника?
— Чего? — бормочу.
— Ты не против, если я немного поработаю?
Обернувшись, я закатываю глаза, а затем, задев победным взглядом Нинку, выпрямляюсь и задираю подбородок.
— Ой, да делайте что хотите!..
Глава 12. Арбуз или дыня?
Константин
Йога — это пиздец как сексуально, да простит меня Патанджали[1].
Ширинка вот-вот лопнет, а если подключить мою даже не самую живую фантазию и вспомнить, что там у Ники под футболкой, становится вовсе туго.
Потираю глаза ладонью.
Кажется, жар возвращается.
Бесстыдно прикрывая мощный стояк скатертью, из-за экрана ноутбука наблюдаю, как гибкое, стройное тело принимает новое положение.
Охуи… просто прекрасно!
Вырисовывающиеся, по-женски рельефные мышцы на руках и ногах смотрятся о-очень аппетитными. Как и округлые ягодицы, которые то и дело выглядывают из-под свободных шорт.
В голос сглатываем слюну с Альбертом.
«Костик, ты балбес!» — закатывает он выпученные шары.
«Сам такой. Чучело из тебя сделаю… На опыты отдам…» — мысленно мрачно отвечаю.
«Просто гони Айболитиху домой. И начни с того, на чем вы тут закончили… Я чуть попкорном не подавился».
«Надо сначала отчет доделать…»
«Говорю же — кре-тин!»
В завершение Альберт по-совиному гавкает то же самое.
«Кре-тин!..»
Три раза.
Да сам знаю…
Выдохнув, пытаюсь сфокусироваться на таблице, а повернувшись, сразу упираюсь взглядом в два подсдувшихся футбольных мяча.
Ого-о!..
Знаю, что многие мужики мечтают о таких на постоянной основе, но я на чисто философский вопрос: «Арбуз или дыня?» всегда выбирал второе.
Только дыня!..
Упругие, небольшие дыньки дают фору самым спелым круглым арбузам. По версии Константина Мороза, конечно. Я на истину не претендую.
— Так, дальше улица Фролова, — произносит Нина. — Это где пятиэтажка.
— Понял.
— Освещение там есть, вчера с работы шла и заметила. А вот дороги не почищены. И летом вечно грязно. Ливневка, видимо, забилась.
— Хорошо, — фиксирую для себя.
Жизнь научила меня не верить никому на слово. Когда приступил к работе в Елкино, по отчетам прошлого главы администрации все было прекрасно. Только вот реальность с этими сказками никак не билась, хоть сотрудники и выгораживали своего бывшего начальника.
Тогда начал выяснять, как обстоят дела у простых жителей. Таких, как моя соседка.
Взгляд снова привлекает Ника.
Интересная она. Привык к тому, что обычно нравилось девушек пощупать, а на такую и смотреть в радость. Губы мягкие кусает, дышит часто, «дыньки» плавно вздымаются. Чего-то хмурится Мандаринка, ушко правое потирает.
Всхлипывает жалобно.
Не могу, блин.
— Что такое? — рукой останавливаю поток льющейся информации от Нины.
— Сережку потеряла, — хнычет.
Показывает мне вторую, слева. Стекляшка вроде обычная. Вряд ли у простой медсестры бриллианты в половину уха?..
— И что так переживать?.. Подумаешь! — хмыкаю.
Ника с помощью одного только взгляда четвертует мое лицо.
Скальпель, блин.
— Переживаю — значит, есть из-за чего… Вы… Ты не помнишь… Вчера… — теперь смотрит на Нину выжидающе, словно пытается сделать так, чтобы она исчезла. — Сережка вчера была?..
Вспоминаю прошлую ночь. Ощущения ее тела, касания, мягкую, податливую влажность. Смотрю вниз, поправляя скатерть, которая уже не справляется с масштабом трагедии.
— Насколько я помню, вчера была… — хрипло отвечаю.
— Блин… Значит, здесь где-то потеряла…
Ника оглядывается по сторонам. Недоверчиво, даже с подозрением смотрит на Альберта. Тот, обидевшись, отворачивается к стене.
— Продолжим, Константин Олегович? — чуть нервно спрашивает моя соседка.
— Да, — с неохотой отвечаю, быстро вытряхивая из головы образы вчерашней ночи.
Это все гребаный трудоголизм.
Был бы алкоголиком, как Левка подумал, давно бы расслабился и потрахался.
— А в центре? Расщелина посреди дороги!..
— Что? — хмурюсь.
— Расщелина…
— А… — киваю, представляя возбужденным мозгом совсем не то.
— И на Ленина. Константин Олегович, видели, что молодежь вытворила? Лавочки все снесли, остановку поломали. Теперь осенью в дождь даже укрыться негде…
— А зонты вам на что? — психует Ника. — И лавочки… Нашли проблему. Вы бабка старая?
— В смысле бабка? — с агрессией переспрашивает Нина. Возраст для нее — больная тема, а Скальпель ее который раз цепляет.
— Давайте успокоимся, девушки, — предлагаю примиряюще. — Пирогов поедим…
«Только попробуй», — предупреждающе смотрит Ника и решительно поднимается с дивана.
— Пироги на ночь есть вредно. Я устала, — капризно сообщает, будто мы с ней здесь одни. — И вообще…
Молча наблюдаю, как она тянется к футболке и... стягивает ее.
Альберт делает поворот головой на девяносто градусов, Нина от такой наглости сопит справа, а я, как идиот, снова и снова смотрю на тонкое кружево, едва прикрывающее загорелое тело. Две полоски ткани с красными крестами.
— И вообще, у нас время укола, Константин Олегович. Жду вас наверху.