В гробовой тишине Ника подхватывает футболку и, виляя задницей, поднимается на второй этаж.
— Я, пожалуй, пойду, — с обидой произносит Нина, наконец-то заправляя вырез на груди.
— Ага.
— Тарелки завтра заберу.
— Конечно.
— До свиданья.
— С Новым годом, Нина.
Блядь.
Вздыхаю и дожидаюсь оглушительного стука двери.
Взглянув напоследок на черно-белые таблицы на экране, со спокойной душой шлю их на хрен и жму на крестик, не забыв сохранить.
Работа ведь не член, всю жизнь простоит!
Задвинув шпингалет на входной двери, стягиваю футболку и расстегиваю пуговицу на джинсах. Вприпрыжку поднимаюсь по лестнице.
«Эй... Так нечестно. Не по справедливости!» — орет Альберт мне в спину.
Оборачиваюсь. Голова уже не варит...
— Ла-адно, — сжалившись отвечаю. — Можешь сожрать мясо!..
[1] индийский философ, являющийся автором «Йога-сутры» — базового текста философской школы йоги (прим. авт.)
Глава 13. Мэр умеет и на бис
— Ну и где ты? — слышу из коридора.
Затаившись за дверью, сжимаю в руках футболку.
С ума сошла!..
Сердце бьется как у трусливого зайчонка. Вот-вот вовсе выпрыгнет или протаранит грудную клетку. Просто поверить не могу, что решилась на такое. В моменте порой слишком смелая, но потом, как волной, обратно откатывает. Сейчас особенно. Глупо ведь: еще вчера утром я и знать не знала, что где-то в этом мире топчет снег такой красивый мужчина — Мороз Константин Олегович, а сегодня в его присутствии и вдобавок наглого, грудастого ветеринара разделась почти догола.
Что с тобой происходит, Ника... мм... Солнцева?
— Я тебя нашел!..
Выдохнув, задираю голову, чтобы посмотреть в ироничное лицо с горящими, ледяными глазами. Вы когда-нибудь видели, как полыхает лед?
Я — уже да.
— И чего ты тут стоишь? — подцепив мой локоть, выводит из убежища.
Закусив губу, отмечаю обнаженный торс и наполовину развороченную ширинку. Бесстыдно вздувшуюся.
Боже. Он сейчас заниматься сексом собрался? Со мной, да?
Я не хочу. Или… хочу?
У меня от него мороз по коже и тут же жаром с ног до головы окатывает.
Так тоже бывает? Да?
Костя забирает у меня футболку и пялится на мою грудь. Скулы слегка краснеют, глаза уже не ледяные, а янтарные. Яркие, живые. Таким я Морозко еще не видела. Внутри снова диссонанс: одновременный восторг от его чисто мужской, обезоруживающей реакции и… стыд.
Позорный стыд.
Моим первым парнем стал Марк Гордеев. Мы дружили с детства, вместе познавали этот мир и росли. Наверное, наши зарождающиеся еще подростковые чувства были кому-то выгодны, во всяком случае нас в этом никто не останавливал.
Первый секс вышел ужасным.
Хуже, наверное, только колоноскопия без наркоза.
Мне было больно и до слез обидно, потому что я просила Марка остановиться, а он, сказав, что у девственниц всегда так, продолжал елозить своим черенком внутри. Когда все закончилось, обозвал меня бревном. И сам так и не кончил, это подтвердило, что сказанное оскорбление похоже на правду.
— О чем это ты думаешь? — спрашивает Костя, словно ножом перерезая провод с неприятными воспоминаниями.
— Я… — в горле пересыхает.
— Ты меня боишься?
— Я? Боюсь? — хорохорюсь. — С чего бы это?
Откинув мою футболку на кровать, он снова поворачивается ко мне и, ухватившись за широкую резинку шортов, резко стягивает их с бедер.
Одним коленом опускается на пол прямо передо мной.
— Поможешь?
Я послушно поднимаю ноги.
Шорты тоже отправляются на кровать.
— Ты где это взяла? — хрипит, кивая на мой эротический костюм. Аккуратно поправляет рюши на полупрозрачных трусиках.
— В секс-шопе, — шепчу.
— Че ты там делала?
Пожав плечами, хватаюсь за сильную шею, чтобы не шлепнуться, потому что в этот момент Костя привлекает меня к себе и упирается лицом в живот.
От горячего дыхания на коже мурашки рассыпаются.
Интересно, мой ответ еще нужен?
Зачем я ходила в секс-шоп?
Просто подумала: если натянуть на бревно развратный чехол, может быть, во второй раз не так все страшно будет?
— Тебе нравится? — спрашиваю зачем-то.
Губы Кости отлипают от моего пупка, а глаза выстраивают равнобедренный треугольник: с одной острой груди переходят на другую и достигают моего лица.
— Я, блядь, в восторге. Даже болеть перехотел…
— Не обольщайся, — смеюсь довольно. — Это укол действует шесть часов…
Тянусь ладонью ко лбу и смахиваю с него короткую челку. Проверяю на температуру — чисто профессиональное.
Затем ласково оглаживаю пальчиками широкие, густые брови, покрытые светлой щетиной щеки и подбородок — это уже личное.
— Ты девственница, Ника? — спрашивает Костя, видимо, так расценивая мою медлительность.
Хмурится.
— Нет… — мотаю головой.
Еще больше мрачнеет.
— Просто не умею это все… — смущаюсь.
— Что?
— Кончать… — откашливаюсь.
Я это вслух сказала?.. Зачем? На психотерапевта он не похож.
— Все ты умеешь. Ночью же кончила…
Между ног что-то вспыхивает.
— Я этого почти не помню…
— Так давай повторим.
— Если можно, — скучающе соглашаюсь. — Думаю, вряд ли у вас сегодня получится.
Он смеется.
— Расслабься, Скальпель!.. — хрипит поднимаясь и грубовато накрывает мои губы своими.
И я пытаюсь расслабиться, тем более остатки мозга меня покидают. Подтолкнув к кровати, Костя ложится рядом и, не переставая целовать, гладит мое тело: ребра, живот, бедра, ягодицы.
Касается промежности. Там слишком скользко.
— Думаю, ты кончишь раньше, чем я думал.
— Костя… — сжимаю ладонями широкое запястье, там внизу.
— Хочешь, чтобы я остановился? — тяжело дышит, но пока держится на периферии общего сумасшествия.
— Нет, — мотаю головой и стыдливо прикрываю веки. — Этого не хочу.
— Тогда не думай ни о чем, — шепчет мне на ухо и проезжается губами по моему виску, щеке, подбородку, спускаясь к шее.
Да!..
— Констан-тин Оле-е-егович… — тело под напором сильной ладони выгибает взбесившейся дугой.
— Ш-ш…
Сдвинув зубами полоску кружевной ткани с мягкого полушария, обхватывает губами острый сосок, удваивая, а затем и утраивая мои головокружительные ощущения.
— О-ох…
Сдаюсь.
Мои руки тянутся к его волосам. Мягким на макушке и жестким на затылке. Мэр расценивает это соответствующе и принимает незамедлительные административные меры — вводит в меня два пальца, продолжая ритмично терзать чувствительный клитор.
Его ладонь утопает во влаге.
— А-ах… — пытаюсь цепляться ногтями за мышцы на его спине.
Тело взрывает такой космической силой, что голова отлетает. Я кричу, цепляюсь ногтями за бугристые мышцы на крепкой спине, одновременно пытаюсь оттолкнуть Костю и тут же обнимаю. Мысли — калейдоскопом, чувства — вихрем, дыхание — стоп-краном. Все вниз живота сваливается и расцветает там, будто яркие красные маки на снегу.
Костя продолжает поглаживать сокращающуюся плоть и облизывать мою грудь. Мычит от удовольствия. Упирающийся в ногу бугор тоже становится влажным. Пугаюсь, что это все от меня и привстаю, опершись на локти.
Джинсовая ткань потемнела кляксами.
— Пиздец, — шумно дышит.
Он тоже кончил?.. Просто оттого, что это сделала я?
Смотрю на это произведение искусства и шепчу: — Не такое уж я и бревно, получается…
Глава 14. Не старый, а... винтажный
— Какое еще бревно? — хмурится Костя. Взгляд такой тяжелый, что в руках не унесешь. — Кто тебе такое вообще сказал?
— Никто не сказал… — смущаюсь, возвращая красные медицинские кресты на маленькие соски.
Пытаюсь вырваться из огромных лап, но мэр не дает. Сильный такой, хоть и расслаблен.
— Давай немного полежим, Ника… — просит умиротворенно и крепко меня обнимает.
Аккуратно разместив голову на его плече, привыкаю. К обстановке, к нему рядом, к себе такой послушной.
Тут же злюсь.
А может, и не надо привыкать? Ни к чему это?
— Все-таки боишься меня?..
— Вот еще, — задиристо. — Я никого и ничего не боюсь.
Кроме секса…
— Зажатая вся, — хрипит мне на ухо, кусая мочку. — Хоть к Владимиру Владимировичу беги. За «Томом и Джерри». Ты после него меня вчера мандаринами кормила. По дольке в рот засовывала. Помнишь?..
Костя смеется и упирается подбородком в мой висок, а я пыхчу недовольно.
— А… Кстати… Ну… Откуда у тебя сова?
То, как во мне проснулась раскрепощенная львица, я смутно припоминаю, но настоящая леди должна сделать вид, что не было такого. Наветы завистников все.
— В лесу нашел…
— Ого.
— У Альберта крыло было подбито, один он просто не смог бы выжить.
— Боже… Как жаль! Хорошо, что он тебя встретил.
И я тоже…
Подняв лицо, веду ладонью по небритой щеке.
«Морозное» дыхание становится частым и сбивчивым. Пальцы, гуляющие туда-сюда по моей ноге, предательски дрожат.
— Я тебя хочу, — Костя хрипит и трется об меня раскаленным пахом.
Снова?..
Кусаю губы и смотрю на часы. Скоро полночь.
Делаю умоляющие глаза и виновато улыбаюсь: — Мм… Давай в следующем году?..
*
Слетаю на первый этаж. Сразу к холодильнику.
Вскрыв банку с маринованными огурцами, быстро нарезаю их мелкими кубиками и отправляю в миску с оливье.
Костя появляется сразу, как я смываю следы преступления с разделочной доски.
— Это что? — хмурится.
— Альтернативный Советский Союз, — не поднимая глаз, сообщаю.
— Такой бывает?..
— Ни тебе, ни мне…
Он тоже идет к холодильнику. В тех самых «моих» шортах для бега и с голым торсом. На мне — только полотенце после душа. Наряды для новогодней ночи так себе, но мы будто не замечаем. Альберт тоже тактично молчит в своем углу. Выглядит, кстати, подозрительно довольным.
— В общем, вот. Сок. Мандариновый.
— Для меня? — ахаю.
Восторг Восторгович!..