– Мы тебя допечем! — погрозил он кулаком. — Беглый огонь бронебойными!
– Есть беглый, — весело откликнулся наводчик.
Скорострельные «сорокапятки» посылали снаряды вдвое быстрее, многие попадали в цель, рикошетили, каждый удар отдавался зловещим звоном. Из-под расшатанных клепок сочилась вода.
На мелкие «сорокапятки» немцы внимания не обращали. Орудие главного калибра и зенитный автомат скрестили прицелы на отважной трехдюймовке — она являлась главной угрозой для лодки.
Трасса зенитного автомата разбилась о щит орудия, разбросав веер мелких осколков. Наводчика ударило лицом о прицел, из носа и разбитого рта текла кровь. Он с руганью поправил прицел и выпустил очередную бронебойную болванку.
Два зенитных снаряда взорвались рядом, наводчика хлестнуло градом осколков, он свалился рядом с орудием. Его мгновенно оттащили, к прицелу встал командир орудия, тоже получивший несколько осколков. Краснофлотца, спешившего со снарядом к орудию, пробило прямым попаданием. Из страшного отверстия хлынула кровь, артиллерист упал на палубу, сжимая мертвыми руками снаряд.
Но и немцы несли потери. Скорострельные «сорокапятки» сбросили с площадки возле носового орудия сразу двоих комендоров. Один мгновенно исчез в прозрачной ледяной воде, другой тянул руку за помощью. Но лодка не стояла на месте, а очередной снаряд с тральщика ударил в тумбу и рикошетом оторвал руку командиру орудия.
Тральщик был обречен. В него попало уже несколько тяжелых фугасов и не менее трех десятков мелких, но смертельно жалящих зенитных снарядов. В огромную пробоину на уровне ватерлинии с ревом хлестала вода, крен судна увеличивался на глазах. В глубине корабля горела солярка, в дыму задыхался контуженный механик. Один из помощников был мертв, второй с трудом поддерживал работу перегревшегося двигателя. Механик по звуку угадал, что через несколько минут двигатель заклинит и, тяжело дыша, приказал парню:
– Выбирайся наверх.
– А вы, дядя Игнат?
– Что я? По трапу ты меня не вытащишь.
«Дяде Игнату» исполнилось весной двадцать семь лет, тогда в его семье родился второй ребенок. Вода, покрытая масляной пленкой, заливала машинное отделение. Тральщик вздрагивал от попаданий тяжелых снарядов. Механик мучительно тосковал о семье, пытаясь найти хоть какую-то возможность спастись. Если только помощник приведет сюда одного-двух человек, то вместе они смогут вытащить его по трапу.
– Иди, может, приведешь кого-нибудь.
– Я щас, — обрадовался помощник, карабкаясь вверх по крутому трапу.
Наверху творилось невообразимое. Носовую мачту с корзиной для наблюдателя перебило у основания, она волочилась вслед за кораблем, удерживаемая растяжками и проводами. Рубку разнесло вдребезги, изрешетило и смяло трубу. Одна шлюпка была разбита, другую спускали на воду. На покосившейся пулеметной площадке возле спаренного «максима» лежало мертвое тело. Матрос, залитый кровью, с оторванной ногой, тянулся руками к помощнику машиниста. Наверное, он просил о помощи, но изо рта вырывалось лишь мычание. Еще два трупа лежали возле разбитой «сорокапятки».
Трехдюймовку вместе с тумбой сковырнуло на палубу, массивный ствол погнуло, как спичку. Возле дыры в палубе лежали исковерканные тела артиллеристов.
– Чего застыл? — окликнули парня. — Не видишь, что тонем. Помоги плот сбросить.
– Там внизу дядя Игнат. Помочь надо.
Очередной взрыв забил уши тягучим звоном. На воду, которая подступала к палубе, сталкивали излохмаченные осколками пробковые плоты. В машинном трюме на уровне верхних ступеней плескалась вода с мазутом. Помощник механика понял, что спасать там некого, и полез на плот.
Все это происходило не так далеко от наших берегов, у краснофлотцев имелся шанс спастись. Но все они понимали, что немецкие подводники, которые сами не ждали пощады, не пощадят и уцелевших моряков. Парни в подлодках, запертые в тесные отсеки, ощущая давящую массу воды и зная, что рано или поздно останутся навсегда в этих гробах-отсеках, свихивались от жестокости.
«Сорокапятка» на гибнущем тральщике сделала последние выстрелы, когда вода плескалась у ног артиллеристов. Один из этих снарядов изрешетил осколками пулеметный расчет, но крики смертельно раненных утонули в торжествующем реве остальных моряков подлодки.
Хотя над поверхностью торчал лишь кусок днища, по нему продолжали стрелять, пока, не выпустив огромный пузырь воздуха, смелый корабль стремительно пошел ко дну. Зенитный автомат несколькими снарядами разнес спасательную шлюпку. Из пулеметов и автоматов добивали плоты и цеплявшихся за обломки советских моряков.
Пожилой боцман, держась одной рукой за спасательный круг, погрозил кулаком капитану подлодки.
– Далеко не уйдешь с дырой в рубке. — И добавил что-то еще, наверное, матом.
Пулеметчик не пожалел для дерзкого русского боцмана длинной очереди. Голова старого моряка разлетелась от ударов бронебойно-зажигательных пуль, и это видел молодой помощник механика, лежавший на плоту.
– Сволочи, какие сволочи! — бормотал он.
Пулеметы с рубки несколько раз прошили плоты и самые крупные обломки, среди которых пытались спрятаться уцелевшие матросы с тральщика. Большинство погибли, но молодой помощник механика сумел выжить и наблюдал, как подбитая подлодка скользила между скал в темное нутро Чертовой горы.
– Нет там никакой базы, — доказывал комбриг Юшин начальству. — В крайнем случае, что-то вроде временного укрытия для немецких подлодок. Больше одной-двух туда не войдет, слишком мало места.
– Но одна там точно засела, — говорил разведчик из штаба, — и если не поторопимся, то залижет раны и уйдет, как в прошлый раз.
Проникнуть в подводный грот на катере было невозможно, просить небольшую подлодку и пускать ее вслед было слишком опасно. Встретят торпедой — и каюк. Каждая подлодка на счету, заводить разговор бесполезно.
– Завалим выход минами и постараемся проникнуть внутрь горы через вершину, — сказал Юшин. — Используем ребят из «Онеги», там шустрые парни.
На том и порешили.
Отряд «Онега» проводил боевые учения и пополнялся людьми. Небольшие группы уходили на патрулирование, обшаривали заливы и места, где могли скрываться вражеские наблюдатели. В одном месте схватились с тремя егерями. Окружили их со всех сторон, но прижатые к скалам «белые волки» не сдавались.
Может, и подняли бы руки, но лежали перед ними два убитых морских пехотинца, кого-то тяжело ранили, и на пощаду никто из троих не рассчитывал. Будут пытать, ломать кости, а потом живьем утопят или сожгут для развлечения из огнемета. Так часто поступали с пленными сами егеря и вполне логично ожидали такого же обращения.
– Может, все же сдадимся, — несмело предложил один из них. — Может, не расстреляют, а в лагерь отправят.
– Накормят, напоят, — в тон ему ответил старший. — И вспомнят, как ты пленным гранаты за пазуху совал. Ржал, когда кишки по перрону разлетались. То же самое и ты получишь.
– Откуда они это знают?
– Все узнают, когда яйца между досками зажмут. В общем, держимся до темноты, а затем попытаемся прорваться.
Стреляли все трое метко, и когда нетерпеливый капитан-лейтенант Маркин, прибывший на катере к месту боя, приказал идти на штурм, еще двое морских пехотинцев легли на камни, убитые разрывными пулями.
– Вчера четыре человека пополнения получили, а завтра четверых хоронить будем, — сказал политрук Слобода.
– Иди и сам прикончи фрицев, если ты такой жалостливый, — огрызнулся Маркин.
Вызвались Слава Фатеев и Антон Парфенов. Под прикрытием пулеметного огня подползли ближе и бросили «лимонки». Расстояние оказалось великовато, бросали с задержкой, гранаты взрывались в воздухе, осыпая егерей осколками. Мощности «лимонок», чтобы прикончить «белых волков», не хватило. Но все трое были ранены, оглушены. Пока приходили в себя, вскочившие десантники добежали до них и прикончили в упор. На крики Маркина «Живьем брать!» никто не отреагировал, гибель четверых товарищей озлобила людей.
В отношении подлодки, спрятавшейся в глубине Чертовой горы, Маркин был настроен скептически. Сказки какие-то: подводная пещера, спрятавшаяся субмарина — Жюль Верн, да и только. Скорее всего лодка зализала раны и убралась потихоньку восвояси.
Но начальство требовало заняться поисками срочно и всерьез. У наших берегов пошел ко дну транспорт с ценным военным грузом и тральщик, погибло более ста человек, в том числе американские и наши матросы, авиаспециалисты.
Маркину приказали срочно формировать две группы, а тем временем сторожевик сбросил у входа в пролив, ведущий в глубь горы, десятка полтора донных мин. Сброшенные на глубине исчезли в темной воде. На мелководье просматривались металлические корпуса с рожками-взрывателями.
Десантный корабль «Касатка», закрепленный за «Онегой», был снаряжен за несколько часов. На корму осторожно загрузили две глубинные бомбы, командир саперного взвода Костя Веселков получил на складе 120 килограммов взрывчатки, а к «сорокапятке» подвезли бронебойные снаряды.
Вряд ли «Касатка» справится с подводной лодкой (если она существует), но внушал надежду на поддержку сторожевой корабль, покачивающийся на якоре неподалеку от берега. С его трехдюймовыми пушками и запасом глубинных бомб он вполне мог противостоять субмарине. Однако, едва «Касатка» заняла боевую позицию, со сторожевика пришла шлюпка, с которой сообщили, что они уходят по заданию командования на охрану очередного конвоя.
Штурман с усмешкой оглядел пузатые дубовые борта «Касатки», мелкую пушку, пулемет с залатанным кожухом, глубинные бомбы на корме:
– Главное, на своих бомбах не взорвитесь или на наши мины не наскочите.
В то, что внутри горы скрывается немецкая подлодка, штурман также не верил. Но лейтенант Веселков, относящийся к любому заданию со всей ответственностью, спросил:
– Сумеет ли лодка проскользнуть через ваше минное заграждение?
– Вряд ли, — почесал затылок штурман. — Проход узкий, мины тесно натыканы. Но фрицы могут выслать водолазов, перерезать тросы и освободить проход. Так что держите свое орудие заряженным, а если будете сбрасывать глубинные бомбы, сматывайтесь подальше, иначе ваше корыто развалится.