Месяц, прошедший со дня «венчания на царство», как это называла Лидия, постепенно всё расставил должным порядком: два-три дня в неделю князьтархан проводил в ставке, наблюдая за совместным ратным обучением дарпольской и кутигурской хоругвей, два-три дня находился в Дарполе по городским делам и день-два разъезжал по дальним вежам и кочевьям, где главным образом устраивал брачные игрища между холостыми ратниками и кутигурскими вдовами и молодицами. Самое удивительное, что даже в этой постоянной круговерти всегда находилось время и для такой приятной отдушины, как скрытые в тугаях поединки «ближних».
После хорошего мужского развлечения можно было и о делах поговорить.
— Десять молодых женатых абориков хотят перебраться к нам в Дарполь, — сообщил Сигиберд. — Просят княжеского слова, что их никто обижать не будет.
«Вот они, мои первые подданные!» — замер от удовольствия Рыбья Кровь.
— Здорово! — обрадовался Ратай. — Раз перебираются, значит, уверены в своих силах и хотят достичь чего-то большого. Каким ремеслом владеют? Ведь не в ратники они к нам с жёнами собрались?
— Видно, тесно им на своём острове стало, — усмехнулся Корней. — Только пусть платят за свою защиту.
— А куда их селить? В юртах точно не захотят. В Петлю, что ли? Так не знаем, каким там ещё половодье весной будет, — принялся вслух размышлять тысяцкий.
— Они мастера-бочкари, — терпеливо выслушав замечания советников, продолжал Сигиберд, — уверены, что у нас их бочки пойдут нарасхват. Готовы оплатить свой переезд сорока уже готовыми бочками. Два Длинных дома им вполне хватит, они готовы их сами строить. Мои тервиги могут потесниться и принять их к себе хоть сейчас.
Высказавшись, советники ждали княжеского решения.
— Предложение подходящее, но город и Петля не для них, рядом с кутигурами тоже не поселишь. Остаётся Левобережье. Туда могут селиться хоть сейчас.
Послышался отдалённый конский топот, ехало не меньше десяти всадников. Это была Калчу с двумя тарханами и десятком стражников. Спрыгнув с коня, она направилась к поднявшемуся с земли князьтархану:
— Тюргеши пришли!
Ещё никогда не видел Дарник у степной воительницы столь испуганного взгляда. Тюргешское гурханство находилось где-то далеко на востоке, именно из-за их враждебности кутигуры вынуждены были откочевать в Яицкие и Итильские степи. Долго воюя с Империей Тан, тюргеши до сих пор оставляли в покое западные земли, и вот теперь их длинная рука, похоже, дотянулась и до Яик-реки.
— Вот так взяли целой ордой и пришли? — недоверчиво проговорил князь.
Корней рассмотрел среди кутигуров своего дозорного и гневно набросился на него:
— Это ты тут кликушество устроил?!
— Я просто про бунчуки сказал, что синего цвета, — виновато оправдывался тот.
Дозорный был из левобережной сторожевой вежи. Ночью там вдали увидели отсветы костров, послали лазутчиков и вместо обычного кочевого пастушьего стана обнаружили отряд в сто конников с оружием и лёгкими двуколками, запряжённых верблюдами. Гонец, посланный в Дарполь, отыскивая князя, натолкнулся на ристалище на воевод с Калчу, и тарханша первым делом спросила о цвете бунчуков, ну гонец и сказал.
Теперь нужно было решить, что делать.
— А может, это посольство от них? — высказал предположение Корней.
— С ними нельзя вступать в переговоры, лучше сжечь и вежу, и мостки на тот берег! — настаивала Калчу. — Они потребуют, чтобы ты, князьтархан, признал их власть над собой, будут оскорблять и издеваться над тобой.
— Зачем им это? — не поверил Рыбья Кровь. — Они разве не знают, что за грубое поведение послов могут и казнить?
— Так им это только и надо. Убийство послов у них главный повод к войне.
Князю стало ещё интересней:
— Выходит, их послы настоящие жертвенники? Ну как таких молодцов не принять! — Он посмотрел на Гладилу: — Собирайся давай на переговоры.
— А почему не я? — обидчиво возразил воевода-помощник.
— Когда отрастишь такое брюхо, как у Гладилы, тогда в главные послы и попадёшь. — Тысяцкий довольно ухмыльнулся от столь высокого признания своего ранга, лишь очень немногие поняли, что так Дарник лишь оберегает Корнея от излишнего риска.
Некоторое затруднение вызывало собственное положение князя: выдавать себя за кагана Малой кутигурской Орды, явиться пришельцам только в качестве словенского князя или представиться им тудуном Большой Хазарии? Да и где их принимать: в Дарполе или в ставке? Как одеться? Как пиршеские столы накрыть? Устраивать пышный воинский смотр или прикинуться мирными землепашцами и рыбаками? Собранный в тот же вечер Воеводский Круг добавил и другие вопросы.
— Нужно ли кроме кутигуров прятать ещё ромеев, хазар, луров и тервигов?
— Или, напротив, пригласить на встречу ещё и абориков в их стальных белых латах?
— Если дойдёт дело до подарков, надо быть щедрыми или прижимистыми?
— Вдруг захотят ехать в Хазарию: давать им прокорм и провожатых или нет?
— Как быть, если пригласят к себе в Суяб дарпольских купцов с товарами?
— Что собирается сказать князь о числе своего войска и размерах своей земли?
Было действительно над чем поломать голову. Чуть позже в Дарполь пожаловал Малый Совет и вместе с Калчу стал просить князьтархана не пускать посольство на правый берег, встречаться с ним лишь на левом берегу — незачем послам-соглядатаям видеть, что у них тут есть и как всё устроено.
— Вы хотите, чтобы наши собственные воины думали про меня с воеводами как про последних трусов? — осадил кутигуров Рыбья Кровь.
Ночью в Дарполь вернулся торжествующий Гладила, его переговоры прошли весьма успешно. Толмачом у тюргешей оказался ромейский священник, хорошо знающий хазарский и даже словенский языки. Это в самом деле оказалось посольство тюргешского гурхана, желающее говорить с правителем Яицких земель.
— Что ты им про нас говорил? — ревниво придрался к тысяцкому Корней. — Про кутигуров не хвастал?
— Ничего не говорил, — сердито отвечал Гладила. — Спросил только, сколько человек хочет попасть к нашему князю. Сказали, что их будет пять человек.
— Очень хорошо, — похвалил Дарник. — А самих тюргешей сколько?
— Они расположились двумя станами, один ближе, другой за версту поодаль, примерно по сто человек и десять повозок в каждом.
— Ты это сам сосчитал? — съязвил Корней.
— Зачем сам? Лазутчики из вежи всё сосчитали.
Два стана в видимости друг друга могло означать лишь одно: при нападении на них какой-нибудь десяток конников обязательно должен был вырваться, чтобы сообщить в столицу гурханства Суяб об уничтожении их посольства, понял князь.
На следующий день по мосткам на правый берег Петли перешли пять тюргешей и ромей-толмач — все в расшитых шёлковыми нитями ватных халатах и собольих малахаях.
Дарник принял послов в специально выставленном в Петле княжеском шатре. Чтобы не затрудняться, кому как сидеть, всех рассадили по кругу на мягких подушках. Кроме «ближних» позвали также Калчу с двумя тарханами.
Главный посол бек Удаган выглядел внушительно: плоское лицо с широко расставленными щёлочками колючих глаз, надменно откинутая назад голова, неподвижно лежащие на коленях толстые кисти рук — всё выдавало в нём человека высокородного и бывалого. Не менее занимательна была и персона толмача-ромея: худой, чернобородый, мудро-смиренный, из тех бесстрашных проповедников, что издавна несли варварам Божье слово, невзирая ни на какие опасности.
Речь посла была предельно самоуверенна, как и его вид:
— Гурхан Таблай призван Вечным Небом объединить все равнинные земли для достойного отпора ханьцам Империи Тан и южным магометанам. Кутигуры прежде всегда были нашими подданными. Однако, когда в нашей стране начались распри, они решили, что свободны от союза с нами. Это было очень неверным шагом с их стороны. Но Гурхан Таблай милостив, он вновь протягивает руку дружбы и предлагает князьтархану Малой Орды Дарнику стать его младшим союзником.
Священник без затруднений переводил его гортанную речь на словенский язык.
«Откуда они про нас уже всё узнали?» — с досадой думал Дарник.
— Что нам надо сделать, чтобы стать верными союзниками Гурхана Таблая? — учтиво отвечал он послу.
— Вы должны принести гурхану клятву верности и принять на себя обязательство воинами и имуществом участвовать в нашей войне с ханьцами и магометанами.
— И каковы размеры наших обязательств?
— Для этого нам надо лучше ознакомиться с твоими владениями и людьми. Но не меньше пяти тысяч воинов и трёх тысяч мешков зерна, — добавил Удаган, чтобы сразу пресечь желание обмануть его ссылкой на дарпольскую бедность.
На том первые переговоры были закончены. Три дня пробыли послы в Дарполе, три дня ездили по ближним и дальним кочевьям, осматривали стада, вооружение (не всё, разумеется), ставку, стены Хемода, верфь с биремами и лодиями, дельту Яика. Дарник гнул свою линию, выторговывая у послов более щадящие условия союзничества. И Удаган постепенно уступал: да, действительно, пяти тысяч конников с полным вооружением с Малой Чёрной Орды не набрать, да и обилия зерна пока не предвидится. На предложение князя поставлять тюргешам коней отвечал, что у них и своих коней много. Оба склонялись к тому, что нужные дары гурхану удобнее выдавать золотом и серебром. «Вот только, — говорил князьтархан, — оно может быть собрано лишь к осени после торговли с персами и хазарами». — «Хорошо, — соглашался бек, — тогда мы возьмём у вас сорок мальчиков-заложников из воеводских семей и то серебро, что у вас есть».
Присутствующие на переговорах советники помалкивали, но стоило послам удалиться, как на Дарника обрушивалось праведное возмущение.
— Что ты, князь, делаешь?!
— Мы что, пришли сюда, чтобы быть чьими-то данниками?
— Ты так даже в Дикее, в окружении ромейского войска, не уступал!
— Воины уже над твоей робостью смеяться стали.
Калчу и та возражала:
— Что хочешь делай, но кутигуры своих детей в заложники тюргешам не дадут.