ал разнообразные подарки: оружие, торжественные одежды. В 1537 г. Герберштейн достиг высочайшей цели своей жизни: он сам и весь его род были возведены в наследственное баронство.
В Средние века и в начале нового времени иерархия чинов, званий и титулов была очень сложной и разветвленной. Барон, прежде всего имперский барон, по имперскому праву мог, чисто теоретически, быть избранным даже римским королем.
Герберштейн видоизменил свой герб, поместив в верхнем поле изображения московита и турка в память о самых сложных своих дипломатических миссиях.
Умер Герберштейн в 1566 г., оставив позади полную трудов, деятельно прожитую жизнь.
Когда естественный ход времени заставил Герберштейна признать, что должность посла стала ему не по силам, он наконец поселился в одном из своих владений и сменил сумку путешественника на чернильницу, перо и склянку с песком. На склоне лет ему стало трудно не только ездить верхом, но и подолгу неподвижно сидеть в карете, но ум оставался острым, память не слишком подводила, и энергия, которая гоняла его по свету несколько десятилетий, теперь претворялась в строки, быстро ложившиеся на бумагу.
Писать в те времена было легко и просто. Уже были придуманы чернила, в которых вместо неудобной старинной смеси сажи с маслом использовались дубильные вещества и соли железа. Они высыхали не быстро, бумагу приходилось для просушки часто посыпать песком, и его легко было стряхивать на посыпанный для чистоты песком пол в комнатах. Гусиные перья, прогретые в золе и тщательно очиненные, служили долго, особенно если подобрать перья из левого крыла, изгиб которых был более удобен для правой руки.
Герберштейн принялся за свое собственное жизнеописание. Особо торжественным шрифтом выводя буквы, он начертал: «Все люди должны жить на Земле столь добродетельно, чтобы они были в состоянии и почитали себя обязанными подвести итог своим делам и творениям, чтобы о них можно было сказать — вот жил человек. Именно это подвигло меня подвести подобный итог моей жизни, на тот случай, если кто-нибудь и особенно кто-нибудь из моего рода захочет найти в моей жизни подлинный пример для подражания, или же взять из нее для себя наилучшее, чтобы, подводя затем итог собственным деяниям, дать своим потомкам лучшие наставления».
Таков был зачин «Автобиографии», которую он писал несколько лет и никогда не предназначал для печати. Она была опубликована только триста лет спустя, в 1855 г. Это очень толстый том, в который, кроме обычных для произведения подобного жанра воспоминаний о себе, родственниках, службе, Герберштейн включил текст «Московии». Свою книгу «Известия о делах Московитских» он считал главным делом жизни.
Он объяснял, что, хотя побывал во многих странах и каждую в соответствии с пожеланиями своих повелителей, императоров Максимилиана I, Карла V и Фердинанда I, тщательно изучал, описывать их ему не интересно, поскольку они «красноречиво и подробно уже описаны другими и, кроме того, находятся ежедневно на глазах и на виду у всей Европы». Свой же досуг он решил посвятить рассказу о стране, отличной от европейских государств во всем — «в обычаях, учреждениях, религии и воинских уставах». Стране, молодой государь которой Иван IV Васильевич в 1547 г. был венчан на царство.
Автор продолжал: «Я предпочел дела московит-ские, гораздо более скрытые и не столь доступные ознакомлению с ними современников; эти дела я и решил описать, полагаясь преимущественно на два обстоятельства: на кропотливость своих разысканий и на свое знание славянского языка; и то, и другое очень помогло мне при написании этого трактата, каким бы он ни оказался».
Нет сомнений, что владение словенским, или винд-ским, языком позволяло Герберштейну со знанием дела описывать мир славянских народов. На читателей глубокое впечатление производило сделанное им в первой главе «Известий о делах Московитских» перечисление славянских земель с указанием их границ и различий. Здесь Герберштейн, бесспорно, явился истинным первооткрывателем, намного опередившим историческую географию своего времени. Это описание в совокупности с хорографией, включающей в себя не только географические, но и исторические сведения о русских землях, и характеристику народов, на них проживающих, по своей полноте, обилию подробностей и живости изложения превосходит все, что создано было прежде. Автор придерживался простого принципа: «Я приступлю к хорографии государства великого князя московского, начав с главного города Москвы. Выйдя из нее, я буду описывать прилегающие к ней и только знаменитые княжества, ибо я не мог с точностью разузнать имена всех областей на таком огромном пространстве. Поэтому пусть читатель удовольствуется именами только замечательных городов, рек, гор и некоторых местностей».
Познания Герберштейна в славянских языках часто позволяли ему достаточно точно воспроизводить не только русские имена, но и гораздо более сложные географические названия. Рассказ о землях громадного Московского государства был в высокой степени интересен читателям, с трудом представляющим, что делается к востоку от Великого княжества Литовского. Два самых известных описания русских земель, сделанные до Герберштейна, принадлежавшие Павлу Йовию и Матвею Меховскому, были созданы с чужих слов и производили на читателей меньшее впечатление. Герберштейн же многое писал как очевидец. Многое, но не все. Он и не пытался объять необъятное, и не скрывал, что очень многого не видел. К примеру, о землях, лежащих за Рифейскими горами, никто из европейцев, кроме купцов, толком даже не слышал, и конечно, никто не видел ни людей с песьими головами, живущих там, ни диковинный кустарник, который не то трава, не то зверь. На окраине мира, за границами любой карты, жили Гог и Магог, дикие и страшные народы, которых Александр Македонский запер в крепости, но которые могут вырваться оттуда, напасть на христианский мир, разорить его, и тогда настанет Страшный суд. Иногда Герберштейн специально помечал, что о том или ином слышал, но не видел сам, и не верит тому, что ему рассказали.
Эти земли были непостижимо далеко, зато Герберштейн, а вслед за ним его читатели, прекрасно поняли, как богаты эти земли, какие там леса, сколько дичи и рыбы, сколько мехов. В свое время, возвращаясь из поездок к русским, Герберштейн привозил в подаренных ему санях завернутые в холст балыки, которые он так вкусно описал в «Московии», меха, которых хватало для всех его многочисленных родственников и в которых он настолько хорошо разбирался, что мог бы давать советы купцам, как не ошибиться с выбором меха, чтобы он был прочен и долговечен.
Его «Московия» явилась для любознательных источником знаний, для торговцев — путеводителем, для королей — руководством к действию.
Над книгой Герберштейн работал долго, к ее написанию он исподволь начал готовиться сразу по возвращении из Москвы, когда в 1518 и 1527 гг. составлял доклады для Максимилиана и Фердинанда. Привезенные с собой разрозненные заметки, дневники, громадное количество выписок из русских летописей долгие годы ждали своего часа. С середины 1540-х гг. Герберштейн начал их понемногу разбирать, и к 1547–1548 гг. «Московия» была готова. Он хотел напечатать ее в Вюртембергском герцогстве, где при тюбингенском университете была одна из лучших типографий Европы и где в 1525 г. было издано «Послание о религии или догматах московитов» Иоганна Фабра, духовника эрцгерцога Фердинанда. Но то, что было допустимо в начале Реформации, на излете религиозных войн оказалось невозможно. В протестантском Тюбингене не захотели издавать католика Герберштейна. Книга вышла в Вене в 1549 г. на латыни.
При создании латинского текста у Герберштейна были определенные трудности. Он прекрасно владел латинским языком, но это была дипломатическая латынь, латынь живой речи и специальных форм международного общения. Автор же хотел видеть свой труд написанным на особой, ученой, латыни, которую он знал не так хорошо. Герберштейн долго искал какого-нибудь небогатого философа, который согласился бы за маленькую плату перевести большой текст с одной латыни на другую. Но отличных знатоков было мало, они все были заняты своими делами или требовали более значительной оплаты.
Но так или иначе книга была написана и опубликована. Она была прекрасно иллюстрирована. С Герберштейном работали известные художники и граверы, больше всех знаменитый немец Августин Хиршфо-гель. Страницы книги были украшены изображением самого автора в разных одеждах и позах верхом, в повозке, на корабле, в санях; карт Руссии, планом Москвы, батальными сценами, портретами великого князя Василия III. Значительная часть гравюр переходила впоследствии из издания в издание.
Книга имела невиданный успех. Современники высоко оценили ее. Швейцарский поэт-гуманист и музыкант Генрих Глареан, к примеру, образно сравнил творение Герберштейна со светом, который рассеет киммерийскую тьму, распространявшуюся древними авторами. Суровое суждение по отношению к Геродоту и Птолемею было крайне лестно для Герберштейна. Автор «Московии» был настолько признателен просвещенным читателям за благоприятные отзывы, что многие из них поместил на страницах следующих изданий своей книги. Он прекрасно понимал, что написать произведение — это полдела. Главное — издавать и переиздавать его. В преамбуле к очередному изданию он помечал, что предыдущее уже распродано. Так, издание 1557 г. предварялось словами: «Я свои заметки… предал печати, снискав похвалы многих ученых. Вскоре они были переведены на итальянский язык и напечатаны, латинский же текст, кое в чем расширенный и улучшенный мной, был еще дважды напечатан в Базеле и в большом количестве продан на Франкфуртской ярмарке, так что во многих местах их ищут и не могут достать». Великолепный, точно продуманный подход к выпуску книги!
Издания «Московии» были далеко не идентичны. В каждое автор вносил дополнения, исправления, сокращения, уточнения. Издания на разных языках требовали особой работы автора, который, используя свои знания полиглота, мог выверять перевод на любой европейский язык. Каждое новое издание было, по сути, новой книгой. Герберштейн очень заботился о широком распространении своего труда. В предисловии к немецкому варианту 1557 г., одному из самых полных, автор написал, что он свои «Записки» решил «перевести на немецкий язык для простых немцев, не сведущих в латыни, н