е утверждались генерал-губернаторами.
На рубеже XIX–XX веков существенно возросли полицейские функции императорских наместников, оно и понятно: террористические акты следовали один за другим. Серьезно ухудшилась криминальная обстановка в стране. Мишенью террористов стали высшие чиновники империи, в том числе генерал-губернаторы. Так, в феврале 1905 года от взрыва бомбы, брошенной Иваном Каляевым, погиб бывший московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович.
В условиях ужесточения внутренней политики наиглавнейшими обязанностями генерал-губернатора стали обеспечение общественного спокойствия и охрана порядка, за которую непосредственно в городе отвечал обер-полицмейстер.
Одной из особенностей московского управления было то, что в Первопрестольной обер-полицмейстер подчинялся не губернатору, а генерал-губернатору. Как мы увидим из дальнейшего повествования, такое подчинение давало генерал-губернатору широкие возможности в достижении поставленных им целей. Все зависело от того, сторонником каких методов управления был главный начальник Москвы: либеральных или жестких. Если это был, например, Арсений Закревский, то нередко дело заканчивалось превышением полномочий со стороны полиции. При Владимире Долгорукове хватало и простого внушения провинившимся.
Гражданский губернатор же распоряжался только уездной полицией. Полномочия московской полиции простирались весьма далеко — от наведения порядка на улицах до организации благоустройства и поддержки санитарии на должном уровне. Еще в 1782 году был принят «Устав благочиния, или полицейский», согласно которому полицейские обязаны были проявлять «неусыпное старание и попечение, чтоб дороги, улицы, мосты и переправы чрез реки и воды, где есть, в таком исправном состоянии и содержании были, чтоб проезжим не было ни остановки, ни опасности»[13].
Интересно, что с января по июнь 1905 года должность московского генерал-губернатора была вакантной, в это же время вместо должности обер-полицмейстера был введен пост градоначальника, которому надлежало управлять и полицейскими, и административными делами в Москве. Именно с 1 января 1905 года Москва стала отдельным градоначальством. Тем не менее уже в апреле того же года неспокойная обстановка внутри страны вновь вернула в Москву генерал-губернатора. Им стал генерал-адъютант А. А. Козлов.
С этого времени началась чехарда новых назначений и должностей в Москве. В октябре 1909 года пост генерал-губернатора Москвы вновь оказался свободным. Функции по управлению городом оказались раздроблены между министром внутренних дел, губернатором В. Ф. Джунковским и градоначальником А. А. Андриановым, последний с июля 1914 года был назначен главноначальствующим над Москвой. А в мае 1915 года главноначальствующим над Москвой стал князь Феликс Феликсович Юсупов граф Сумароков-Эльстон.
Последним главным начальником Москвы оказался (сам того не ведая) Иосиф Иванович Мрозовский. 2 октября 1915 года именно на него, генерала от артиллерии и командующего Московским военным округом, возложили обязанности по управлению Первопрестольной. Время ему досталось неспокойное — Москва была объявлена на военном положении. Закончилось его градоначальство домашним арестом 1 марта 1917 года.
Почти 200 лет просуществовали в России генерал-губернаторы и губернаторы. За это время в Москве сменилось 50 руководителей города. Чаще всего менялись генерал-губернаторы в XVIII веке — почти 40 раз! А в XIX веке хозяев дома на Тверской было всего лишь двенадцать.
Находились на этой должности люди разные: и прирожденные начальники, вписавшие в историю Москвы незабываемые страницы, и случайные, занесенные в Первопрестольную ветром политической конъюнктуры. Были среди них и представители знатных дворянских родов, причем нередко целыми семьями (да-да, есть примеры, когда сразу несколько поколений рода оказывались на генерал-губернаторском посту в Москве), случались и люди худородные. Были и те, кто, родившись в России, до конца жизни говорили с французским акцентом и писали только по-французски. Появлялись и другие, знавшие лишь русский язык.
Далеко не каждый хозяин города достоин отдельной биографии в серии «Жизнь замечательных людей», но некоторые действительно этого заслуживают. В этой книге собраны жизнеописания московских градоначальников XIX века. Почему XIX? Дело в том, что событие, произошедшее в жизни Москвы в 1812 году, не только изменило ее, но и предвосхитило ее дальнейшее развитие на многие десятилетия. Это, конечно, французское нашествие на Москву и пожар, спаливший три четверти московских зданий.
Вся последующая жизнь второй столицы была продиктована событиями 1812-го, поэтому и деятельность градоначальников московских направлена была на восстановление Москвы, создание ее нового образа. В этой обстановке многое зависело от того, кто занимал самую высокую должность в Первопрестольной — какой это был человек, как видел он дальнейшее развитие города, готов ли был отдать Москве все свои силы и способности или вел себя как временщик. Из представленных в книге биографий естественно наибольшее внимание ввиду двухсотлетия Отечественной войны 1812 года привлекают личности Федора Ростопчина, Дмитрия Голицына и Арсения Закревского. Но и фигура Владимира Долгорукова не менее значима для Москвы. Так как последняя четверть XIX века и начало XX — предвестие тяжелых испытаний, грянувших в нашей стране в 1917-м.
ФЕДОР РОСТОПЧИН О МОСКВЕ:«ДВА ГОД А Я МУЧИЛСЯ В НЕЙ»[14]
РАСТОПЧА (растопила) — об. тамб. ротозей, разиня, олух.
Фигура Ростопчина относится к той весьма распространенной у нас категории исторических деятелей, оценку которых с течением лет невозможно привести к общему знаменателю. Казалось бы, что за 200 лет, прошедшие с окончания Отечественной войны 1812-го, на многие трудные вопросы должны быть даны ответы, причем довольно определенные и точные. Но чем больше времени проходит с той поры, тем значительнее становится водораздел между противниками и сторонниками взглядов и деятельности графа, генерала от инфантерии Федора Васильевича Ростопчина.
Как только не называли его — «крикливый балагур, без особых способностей», «предшественник русских сотен», вредитель, победитель Наполеона, саботажник, борец с тлетворным влиянием Запада, писатель-патриот, а еще «основатель русского консерватизма и национализма». Последнее определение стало популярным уже в наше время.
Порой сам Ростопчин удивлялся, насколько разнообразным и красочным выглядит калейдоскоп мнений современников о нем: «Что ж касается именно до меня, то и конца бы не было, если бы я хотел говорить о всех глупостях, сказанных на мой счет: то иногда я безызвестного происхождения; то из подлого звания, употребленный к низким должностям при Дворе; то шут Императора Павла; то назначенный в духовное состояние, воспитанник Митрополита Платона, обучавшийся во всех городах Европы; толст и худощав, высок и мал, любезен и груб. Нимало не огорчаясь вздорами, столь щедро на счет мой расточенными кропателями историй, я представлю здесь мою службу. Я был Офицером Гвардии и Каммер-Юнкером в царствование Императрицы Екатерины II; Генерал-Адъютантом, Министром Иностранных дел и Главным Директором Почты в царствование Императора Павла 1-го; Обер-Каммергером и Главнокомандующим Москвы и ее Губернии при нынешнем ИМПЕРАТОРЕ. Что же касается до моего происхождения, то, не во гнев господам, рассуждающим под красным колпаком, я скажу, что родоначальник нашей фамилии, поселившейся в России назад тому более трех столетий, происходил по прямой линии от одного из сыновей Чингис-Хана…»[15]
Попробуем разобраться. Рождению столь противоречивых характеристик Ростопчина отчасти способствовал и сам герой нашего повествования, приложивший руку к «изваянию» своего образа в собственных сочинениях, в которых напустил немало словесного тумана, создавшего определенные трудности для потомков.
В 1839 году увидели свет его не лишенные остроумия «Мои записки, написанные в десять минут, или Я сам без прикрас». Согласно этим запискам родился Ростопчин 12 марта 1765 года, причем появление на свет произошло следующим образом: «Я вышел из тьмы и появился на Божий свет. Меня смерили, взвесили, окрестили. Я родился, не ведая зачем, а мои родители благодарили Бога, не зная за что»[16]. А вот биографы Ростопчина считают по-другому, ссылаясь на дату рождения, выбитую на надгробном камне, — 12 марта 1763 года. (На восстановленном в конце XX века надгробии графа стоит только год — 1763-й.)
Относительно места рождения Ростопчина также существуют разные мнения. Официальная биография в энциклопедии гласит, что родился граф в селе Козьмодемьянское Ливенского уезда Орловской (в то время Воронежской) губернии. Сам же Ростопчин на одном из своих портретов написал о себе: «Он в Москве родился и ей он пригодился».
В истории Москвы было немало потомственных градоначальников, происходивших из одного рода, — одних Салтыковых было пятеро, Ромодановских — трое, а уж о Долгоруковых и Голицыных и говорить не приходится. А вот Ростопчиных не было ни до, ни после. Потому как знатностью фамилия эта не отличалась. Есть две гипотезы ее происхождения. Свой вариант толкования слова «растопча» приводит Владимир Даль в толковом словаре, его-то мы и вынесли в эпиграф. Но олухом Ростопчина никак нельзя было назвать. Ближе к истине, по-моему, другая версия, согласно которой в основе фамилии Ростопчина было название одной из самых древних профессий — растопник, растопщик, то есть тот, кто зажигает огонь. Вот и не верь после этого в предначертания!
Ведь недаром авторитетный языковед Б. Унбегаун, автор словаря русских фамилий, отмечает, что русские фамилии обычно образуются от «прозвищ, даваемых человеку по его профессии, месту проживания или каким-либо другим признакам». Правда, фамилии Ростопчин в этом словаре нет, что неудивительно, ведь Ростопчин был тем русским, которого не надо долго скрести, чтобы обнаружить в нем татарина. Как-то император Павел спросил его: