Лесюэр жадно глотнул обжигающий пунш, и взгляд его наполнился высвободившимся из глубин памяти ужасом:
- Я говорю про сентябрьские убийства 1792 года… Когда тридцать тысяч парижских санкюлотов в одночасье превратились в тридцать тысяч дьяволов, обмотанных человеческими кишками и несущими их над головами, как знамена революции… Одна воздетая на пике голова мадам де Ламбаль чего стоит… Знаете, что тогда распевали убийцы? Мою песнь триумфов Французской республики!
- Но это же прекрасный способ добиться популярности, и причины для страха лично я не нахожу никакой! Вы стали Орфеем революционного террора!
- Да я несколько лет после этого не мог спать спокойно, - дрожащим голосом заметил бывший капельмейстер, - все ждал, когда меня самого на гильотину потащат, как подстрекателя, зачинщика уличных убийств и тайного сторонника роялистов… Поэтому находиться в Париже, когда там нет ни императора, ни армии… Нет уж, увольте! Никто не знает, что там может произойти таким же сентябрьским днем, только двадцать лет спустя…
Неаполитанский король с удивлением развел руками и, обращаясь к Себастьяни, спросил:
- Лично вы, генерал, как восприняли историю со всеми этими уличными расправами? Говорят, что убитых освежевывали мясники и раздавали сердца врагов народа в качестве деликатесов.
- В те дни меня, как молодого офицера и патриота, больше волновало то обстоятельство, что Верден взят пруссаками. Рассказы о массовых расправах без суда и следствия почитались за страшилки и дезинформацию роялистов.
- Бросьте, дорогой Орас! Вы преувеличиваете возможность возникновения слухов из ничего! Нет, мой друг, дыма без огня не бывает. Не правда ли, месье Лесюэр?
Композитор поспешно кивнул головой, и было слышно, как клацают его зубы о кружку с пуншем.
- Хоть убейте, а я ни за что не поверю, о слухах возникающих на пустом месте! - Мюрат лукаво посмотрел на генерала и усмехнулся. - Взять, к примеру, вашу персону, генерал. Всем же хорошо известно, что вы были в русском плену и ни у кого-нибудь, а попались в лапы самому Суворову. И никто, заметьте, никто в армии не говорит, что вы теперь тайно сотрудничаете с его учеником, а ныне русским главнокомандующим Кутузовым!
- Такое предположение действительно выглядело бы бредом чистой воды!
Себастьяни ответил зло и одновременно учтиво, теперь отлично понимая, что случившийся бивак не случаен, и перед въездом в Москву, Мюрат решил добиться не только полнейшей лояльности, но и беспрекословного повиновения.
- Вот и я о том же! Ведь не успели вы освободиться из русского плена, как приняли деятельнейшее участие в перевороте 18 брюмера, который к чертям отправил законное правительство Франции Директорию, и утвердил в единовластии Наполеона Бонапарта! А может ли быть опытный заговорщик и патриот предателем и коллаборационистом?
Себастьяни не просто медлил с ответом, он впервые растерялся. Кто бы мог подумать, что этот дурень Мюрат в два счета переиграет на излюбленном поле политической интриги! Подчинит, поставит в безвыходное положение, заставит безоговорочно принять его правила…
- Боже мой! Что это?!
Истерический вопль Лесюэра прервал словесный поединок между безумным маршалом и генералом, сходящим с ума от неожиданно разворачивающихся событий.
На окраине леса, еле переставляя ноги, показалась направлявшаяся в Вороново и заблудившаяся в лесу беглянка.
- Это судьба посылает нам русскую богиню!
Торжествующе воскликнул Мюрат, живо вскочил на ноги и, не желая выслушать подбежавшего дежурного офицера, бросился навстречу обессилевшей девушке.
Глава 23. Московские странности
Всякому человеку не знакомому с верованиями, обычаями, забавами и самим образом жизни Москвы до ее трагического оставления русской армией, последовавшим после этого овладения древней столицей Наполеоновыми полчищами и пожаром первых дней сентября 1812 года, надлежит как можно скорее обратиться к трудам ее усердных историков и бытописателей. Еще лучше почитать «Прогулки по Москве» поэта Батюшкова, возлюбившего сей град как собственную душу и после ее трагического сожжения от безутешного горя помрачившегося в уме.
Тосковать и даже убиваться с горя действительно было по чему! Несмотря на бесчисленные войны, пожары и смуты прежних лет, вопреки бурно изменяющему наружность восемнадцатому веку, старая Москва к началу Отечественной войны все еще сохраняла незабываемые черты русской древности. Здесь все еще были отчетливо заметны следы, ведомые и князю Юрию Долгорукому, и первому царю Ивану Грозному, и сотрясающему русские небеса анафемой протопопу Аввакуму, и гуляющему человеку, прозванному антихристовой собакой, казацкому атаману Стеньке Разину!
Сегодня трудно вообразить, каким невероятным городом была старая Москва! Попадающий на ее улицы путешественник, да что там иностранец, если Москву посещал обитатель северной столицы или житель любого провинциального городка, то в мгновение ока не только терялся на ее причудливых изогнутых улочках, но и порою не мог даже уяснить, в какой стране и даже части Света он очутился!
Невинная прогулка тут же превращалась в блуждания по бесконечному лабиринту крестьянских изб, домов городских обывателей, помещичьих усадеб, сказочных восточных базаров, перемежаемых волчьими и медвежьими садками, а то и просто непролазными свалками да лужами, облюбованными недружелюбными семействами индюшек и гусей.
С великим трудом пробравшись через мусорные кучи и невообразимые, выросшие не за один век горы хлама, путник уже и не рассчитывал обнаружить на своем пути ничего, кроме пустыря, как по волшебству перед ним возникали поражающие роскошеством дворцы из «Тысячи и одной ночи» или ошарашивали видения аккуратных домиков и благоустроенных, геометрически выверенных парков и садов, более уместных на берегах Рейна или на живописных альпийских склонах.
Казалось, вот только что перед самым твоим носом расхаживали люди в азиатских тюрбанах и пижамах, как уже несется навстречу в своих шароварах с неизменной бутылью горилки жизнерадостный малоросс. Следом ему семенит в расшитом драконами халате учтиво кланяющийся китаец, а то неожиданно выскочит из-под земли и птицею пролетит в даль непроглядную разудалая русская тройка!
Но все эти немыслимо фантастические видения и переживания поблекнут, покажутся несущественной забавой ума, когда вы встретитесь или, чего доброго, столкнетесь с богатыми оригиналами, которыми Москва не просто заполнена, забита и даже не чрезмерно наводнена, а попросту кишит ими кишмя! Что им привычные русские забавы, такие как медвежьи да кулачные бои!
Знаменитейшая коррида, испанский бой быков может вспыхнуть прямо возле дворца сиятельного оригинала, или шествие механического оркестра в окружении актеров, выряженных античными богами, вдруг разорвет покой московских окрестностей.
Только в Москве одномоментно вы сможете стать свидетелем похорон, достойных погребения египетских фараонов, или свадебного пира с цыганами, напоминающий не то шествие безумных вакханок, не то оргию римских сибаритов.
Откуда взялись подобные причуды в Москве, вам наверняка не скажет ни один бытописатель, но московское общество к ним стало особенно благоволить со времен самодурствующей императрицы Анны Иоанновны, которая ради венчания придворных шутов и прочих так любимых ею оригинальных забав даже учредила маскарадную комиссию под председательством кабинет-министра Волынского.
И пошли по столицам разгуливать сумасшедшие ряженые рати, как грибы вырастать ледяные дворцы с пушками и мортирами, невообразимыми скульптурами сказочных чудищ, из пасти которых била горящая нефть.
С тех незапамятных и просвещенных лет в столицах Российской империи появились замечательные своими причудами влиятельные особы, чей смысл жизни состоял лишь в том, чтобы не уставать удивляться самому и не переставать поражать своими чудачествами род человеческий.
Случалось ли вам видеть карнавал, устроенный по случаю сна, привидевшегося московскому оригиналу? Уверяю вас, даже в фантасмагориях Иеронима Босха вы не найдете ничего подобного! Здесь встретятся изображающие гордыню и оттого шествующие на ходулях карлы вперемешку с чревоугодными пожирателями пирогов, едва умещающимися в телегах и готовых посрамить своим видом самого Гаргантюа. За ними следуют облеченные в маску Чумы, на чьих воздетых к небу фонарях в воздухе парят змеи и жабы. Личина за личиной перед вами явятся персонажи, олицетворяющие все семь смертных грехов с намереньем обойти всю Москву, что, разумеется, никоим образом сделать невозможно.
Никакие деньги и влиятельные связи оригинала не уберегут актеров от лихого мордобоя зевак или внезапного купеческого винопития. Оттого любой карнавал, вышедший с намереньем прогуляться по Москве, непременно теряется, истаивая на ее улицах и закоулках. Благо, если через пару недель обнаружится в добром здравии и крепком уме большая часть нанятых актеров и статистов.
Уверяю вас, что все пестрое разнообразие Парижа и Лондона немедленно меркли перед прежней Москвой, стыдливо умеряя свою спесь. Нет больше на земле подобного города, да и в прежних веках мало кто мог бы сыскаться. Разве что пестрый императорский Рим или растаявший в мифах легендарный Вавилон осмелились бы потягаться с Москвой в многообразном смешении населявших племен и архитектурных стилей, щедро представляющих все времена и народы? Бог весть! Ныне человечеством утрачены те города, впрочем, как исчезла с земного лица и прежняя Москва, одновременно ужасающая и восхищающая, составляющая в вечном несогласном единстве всевозможные стихии, явления чужеродные и никак не желающие между собой перемешаться, но каким-то образом мирно уживающиеся друг с другом.
С приходом в Москву Наполеона канула в Лету эта невообразимая живая смесь из разнообразных времен, народов и нравов, не один век любовно составляемая Судьбой.
***
В ожидании переговоров с русским царем Наполеон заметно нервничал и томился от вынужденного бездействия. Выгоревшая на две трети Москва представляла собой довольно гнетущее зрелище, отягощавшееся ежедневным разложением разношерстной Великой армии. Остановить мародерство, как и постоянные стычки с выжившим и теперь укрывавшимся в погребах и уцелевших подвалах, московским народонаселением, не представлялось никакой возможности. Однако наибольшей опасностью для армии была все нарастающая междоусобная вражда.