По словам современников, Лист родился с умением потрясать публику. Стоило ему выйти на сцену, как слушатели вмиг забывали обо всем и падали в обморок от восхищения. Русская публика была шокирована не только блестящей игрой пианиста, но и его оригинальным обликом: он носил длинные волосы (в России это было запрещено), которые постоянно падали ему на лицо, коллекцию орденов на лацкане фрака и орден Золотой Шпоры на шее. Играл он тоже со спецэффектами: сопровождал исполнение активной мимикой, высоко поднимал руки и резко бросал их на клавиатуру, качался всем телом. И, главное, он играл без нот, а наизусть в то время играть было не принято. Сам Лист был в восторге от русской публики, русских друзей и русской музыки. Россию он называл страной величайших духовных и музыкальных перспектив, а Глинку – гением.
Санные гонки в Петровском парке. Неизвестный художник, 1830–1840-е годы
Популярным и любимым местом гуляний Петровский парк стал в 1830-х годах, здесь бывали Пушкин, Лермонтов и Аксаков. Лакомые земли парка Дворцовое ведомство стало охотно сдавать под новую дачную застройку. Здесь было огромное владение самого Башилова, который позже отдал его Транквилю Яру под ресторан. Здесь находились дачи писателя М. Загоскина, актера Михаила Щепкина, дачи князей Щербатовых, Трубецких, Апраксиных, Барятинских, Голицыных, Волконских, Оболенских, Толстых, Талызиных и Нарышкиных.
Местная дачница Анна Дмитриевна Нарышкина, о которой до сих пор напоминает Нарышкинская аллея, построила рядом со своим владением Благовещенскую церковь. Здесь, на даче в Петровском парке, умерла ее тринадцатилетняя внучка Анна Булгари, а перед тем она похоронила свою единственную дочь, графиню Марию Булгари. Скорбящая бабушка дала обет построить на месте смерти девочки церковь и подала соответствующее прошение святителю Филарету и государю Николаю I. Вскоре разрешение на строительство храма недалеко от Петровского дворца было получено, архитектором стал знаменитый архитектор Федор Рихтер.
Освятили храм в 1847 году, но уже через девять лет в церкви был произведен ремонт в связи с тем, что в 1856 ожидали на коронацию государя Александра II, и для него подготавливали Петровский дворец, который был любимым местом пребывания Александра Освободителя. По свидетельству современников, государь каждое утро один без охраны совершал по аллеям Петровского парка прогулки с собакой. Кстати, при нем было разрешено допускать во дворец для осмотра всех желающих, кроме тех дней, когда здесь пребывала императорская семья.
На дачах в Петровском парке жил и писатель А.Ф. Писемский, и И.С. Тургенев, и даже «прощеные» декабристы, вернувшиеся из ссылки в конце 1850-х годов, которым в Москве было жить запрещено – среди них был Иван Пущин, друг Пушкина. Жили в Петровском парке и поэт Велимир Хлебников, и композитор Сергей Рахманинов, который, будучи студентом консерватории, поправлялся здесь в доме своего отца после тяжелой болезни.
По аллеям неспешно прогуливались дамы и господа, молодежь каталась на лодках по Башиловским прудам. Играл полковой оркестр. Кстати, именно в Петровском парке открылся один из первых приютов для животных. В основном, здесь доживали свой век старые лошади, больные и искалеченные, и все те, от кого отказались хозяева: здесь их не только кормили, но и ухаживали и оказывали медицинскую помощь.
Во второй половине XIX века Петровский парк оставался излюбленным местом как для дач, так и для увеселений, только теперь здесь появились другие дачники и другие увеселения. Так, в бывшем здании «воксала», появилась летняя загородная дача Немецкого клуба. Здесь устраивали «сельские» балы, представления фокусников и различных артистов. В парке стали строить виллы богатые промышленники и разбогатевшие купцы, они и принесли сюда свои развлечения в виде ресторанов с цыганскими хорами и кутежами. Теперь в Петровском парке по вечерам зажигались огни, и допоздна, а порою и всю ночь напролет кипела бурная жизнь разгульных загородных ресторанов.
Желающих жить на дачах, гулять и кутить в Петровском парке было так много, что летом в парк ездили линейки, а зимой сани с кондуктором. В 1899 году сюда отправился со Страстной площади первый электрический трамвай. Незадолго до революции появился даже проект провести сюда ветку наземного метро.
Первым из всех ресторанов в Петровском парке обосновался знаменитый ресторан «Яр», который занял бывшее владение сенатора Башилова. Среди купечества «Яр» пользовался наибольшей популярностью, позднее появились «Стрельна» и «Мавритания», попавшие на страницы Лескова и Льва Толстого, а также «Аполло» и «Эльдорадо». В них с большим удовольствием ездили московские кутилы и любители цыганского пения, которое было невероятно популярным в первопрестольной.
Знакомством с цыганским искусством москвичи обязаны графу А. Г. Орлову-Чесменскому, который, услышав цыган во время Русско-турецкой войны, был ими очарован и при первой же возможности приобрел в Молдавии для себя хороший хор. В Москве цыгане быстро освоились, выучили русский язык и получили русские имена. Выступая сперва на праздниках и маскарадах у графа Орлова, цыганские исполнители скоро вошли в моду. Репутация цыганских хоров была настолько достойная, что считалось вполне приличным приглашать «чавал» в уважаемые семейные дома. Послушать цыганский хор ездили не только мужчины, но и женщины-аристократки. Это считалось немного эксцентричным, но вполне в рамках приличия. Гостьями цыганского хора были, к примеру, княгиня Зинаида Волконская и поэтесса графиня Евдокия Ростопчина.
Переселившиеся в Москву цыганские хористы расселились компактной группой в Грузинах – на Большой и Малой Грузинских улицах, на Медынке (ныне – Зоологическая улица), на Живодерке (ул. Красина) и за Тверской заставой. В городских ресторанах, с целью поддержания «чистоты нравов», цыганам петь запрещалось, а за заставами они имели полное право жить и выступать. Так, в Петровском парке появились: Цыганская улица, Цыганский переулок и даже Цыганский уголок, ставший в дальнейшем 4-м Эльдорадовским переулком. Здесь останавливались цыганские таборы, а цыгане делились на зыковских и масловских, названных так по расположению на территории деревни Зыково и улицы Верхней Масловки. На этих улицах даже в наше время еще живут потомки цыган, которые некогда пели в цыганских хорах близлежащих ресторанов.
Московский цыганский хор под рук. Ивана Лебедева
Богатые цыгане из хористов на паях владели ресторанами, имели собственные дома, держали русских кухарок, горничных, дворников, посылали детей в частные гимназии. Их родственники победнее жили во флигелях этих домов. Цыганский хор вплоть до конца XIX века воспроизводил структуру традиционного цыганского табора. Так, заработки от выступлений, дорогие подарки и подношения благодарных зрителей считались общим достоянием хора и справедливо распределялись. Свою долю получали и старики, и больные, и инвалиды, которые уже не могли участвовать в выступлениях. Именно поэтому нищих и попрошаек в среде московских хоровых цыган не было.
Наиболее известны цыганским пением в Москве были ресторации Петровского парка. Чтобы послушать цыган, можно было приехать прямо к ним на дом – каждый хор жил в отдельном доме. Гостей здесь ждали в любой час дня и ночи. Лучшие солистки обносили гостей шампанским, и за каждый выпитый стакан полагалось платить, равно как и за каждую песню и за каждый танец.
Страстное пение и огневые танцы заставляли дрожать тайные сердечные струны. Слушатели рыдали в голос или пускались в пляс. И чем больше, бывало, выпито, тем живее заходились они в неистовой пляске. Не смотря на пьяные купеческие кутежи, в цыганском хоре все было обставлено в строгих традициях, пьянство и распущенность не дозволялась. Соблюдение «чистоты» хора было равносильно соблюдению чести своего рода. Так, что если гость приглашал в кабинет какую-нибудь цыганочку, то она обязательно брала с собой мать, или сестру, или гитариста. И никогда не оставалась одна с гостем. Девушка, «потерявшая себя», не только сама превращалась в отверженную, но и пятнала ближайшую родню.
Плясунья из цыганского хора
Чем больше распалялся поклонник, тем на большие жертвы он шел, – и денежки летели под ноги красавицам-цыганкам без счета. Если страсть обожателя подкреплялись его толстым кошельком, ему могли предложить выкупить певицу. В глазах света подобный союз тогда обретал черты временного брака, который имел все шансы превратиться в постоянный. Русских аристократов привлекала в цыганках красота и волшебное пение, а также уважение и беспрекословное подчинение своему мужу.
В роду графов Толстых, к которым относился великий русский писатель Л. Н. Толстой, можно найти по крайней мере трех человек, которые связали свою судьбу с цыганками. На красавице цыганке Авдотье Тугаевой женился двоюродный дядюшка Льва Толстого, знаменитый Федор Толстой-Американец, о котором будет подробно рассказано в главе о дуэлях.
Родной брат Льва Николаевича, Сергей Николаевич Толстой, также был женат на цыганке, солистке цыганского хора, Марии Шишкиной. В семье Толстых все любили цыганское пение, а для Сергея это стало настоящей страстью. Проводя бурные ночи у цыган, он влюбился в юную звезду цыганского хора, которая очаровала его своим пением. По слухам, обезумевший от страсти Сергей решил выкупить Машу из табора. Он бросал мешки с золотыми монетами к ее ногам, пока они не достигли ее пояса, цыгане сдались и отдали ему его возлюбленную.
Сергей Николаевич Толстой выкупил свою будущую жену из цыганского табора
С цыганкой Машей Сергей Николаевич прожил всю жизнь, она родила ему одиннадцать детей (только четверо дожили до взрослого возраста), однако жениться на ней граф не спешил.
Их союз был нарушен лишь однажды, когда младший брат Лев женился на Сонечке Берс, а Сергей познакомился с ее младшей сестрой Татьяной и сделал ей предложение. Но, узнав о незаконной семье своего жениха, Татьяна тут же разорвала помолвку, а Сергей Николаевич, вскоре обвенчался с Машей спустя пятнадцать лет после начала их совместной жизни. Правда, счастливым он себя не чувствовал. Будучи когда-то очарованным красотой и талантом яркой цыганки, с годами он все больше и больше стал тяготиться их связью. Лишь ее пение по-прежнему очаровывало и брало за душу.