Мотив власти
Измерение потребности во власти
Почти все, кто занимался проблемой личности, – от Фрейда до Макдугалла, Мюррея и Кеттелла, считали, что людям свойственна потребность во власти, агрессивность или потребность в доминировании. Внимание антропологов, биологов и философов, например Ницше, всегда привлекали агрессивные побуждения человека.
История создания метода оценки мотива власти намного сложнее, чем история создания метода оценки мотива достижения. У первого метода, разработанного по образцу метода для оценки мотива достижения, были обнаружены недостатки, поэтому он был модифицирован, расширен и усовершенствован до своего нынешнего вида. История его разработки иллюстрирует процесс развития науки через пробы и исправление ошибок и опять-таки подчеркивает, насколько важно точное измерение в науке.
Исходная система кодировки для оценки потребности во власти была составлена Вероффом (Veroff, 1957) на основе анализа содержания рассказов, написанных кандидатами, которые претендовали на роль студенческих лидеров своих колледжей, во время ожидания итогов выборов. Идея заключалась в том, что студенты, претендующие на избрание, обладают более выраженной потребностью во власти и что их потребность во власти в большей мере, чем в нейтральной ситуации, актуализируется при ожидании результатов выборов. Истории, сочиненные в период актуализации потребности во власти, содержали больше мотивов контроля средств влияния, чем истории, написанные сопоставимой контрольной группой.
В итоге Верофф определил как цель мотива власти оказание влияния и приступил к поиску подкатегорий, аналогичных тем, что были определены как часть целеустремленного поведения в отношении мотива достижения (см. табл. 6.4). Он обнаружил, что такие категории, как инструментальная активность, направленная на достижение власти, или препятствия на пути ее достижения, чаще присутствовали в рассказах тех, кто ожидал результатов выборов. Однако он не старался обнаружить новые категории, специфичные для мотивации достижения.
Полученная таким образом система оценки потребности во власти была валидизирована путем анализа поведения испытуемых с высокими показателями потребности во власти в разнообразных ситуациях, когда эта потребность не активизировалась. Например, Верофф (Veroff, 1957) обнаружил, что, по мнению преподавателей, студенты с высокими показателями потребности во власти чаще стараются убедить окружающих в собственной правоте, чем студенты с низкими показателями потребности во власти. Однако, как показали дальнейшие исследования, оцениваемая таким образом потребность во власти иногда связана с ассертивным, а иногда – с противоположным стилем поведения. Например, в мультинациональной ролевой игре (Terhune, 1968a, 1968b) члены команд, состоявших из лиц с высокими показателями потребности во власти, были более ассертивны, менее склонны к сотрудничеству и более склонны к обману. В то же время ранее было продемонстрировано (Berlew, 1959), что лица с выраженной потребностью во власти в малых дискуссионных группах проявляют меньшую ассертивность и менее склонны высказывать свое мнение и свои предложения. Кроме того, высокие показатели потребности в достижении могли получать как наделенные социальной властью в обществе люди, так и не наделенные.
Означает ли это, что измеряемая таким образом мотивация власти актуализируется обладанием или необладанием социального статуса или власти? В широкомасштабном исследовании Верофф, Аткинсон, Фельд и Гурин (Veroff, Atkinson, Feld & Gurin, 1960) обнаружили, что мужчины с более низким уровнем образования обладают более выраженной потребностью во власти, чем мужчины с более высоким уровнем образования, а женщины, наоборот, при более высоком уровне образования имели более выраженную потребность во власти. Верофф и Верофф (Veroff & Veroff, 1972) объяснили такое явное несовпадение, предположив, что показатель потребности во власти в действительности отражает выраженность опасения показаться слабыми или опасения лишиться власти. Таким образом, и менее образованные мужчины, и более образованные женщины, по-видимому, должны были ощущать некоторое притеснение или относительную слабость в борьбе за власть в американском обществе. Поэтому более высокие показатели потребности во власти должны были представлять своего рода защитную реакцию, призванную компенсировать относительную ущемленность или слабость.
Рассуждая таким же образом, можно объяснить несоответствие между поведением в малых группах и поведением в мультинациональной ролевой игре, поскольку в последнем случае участники не имели возможности напрямую контактировать друг с другом. Они писали друг другу ноты, как дипломаты, и могли проявить напористость, не рискуя лично столкнуться с оппонентами. В дискуссионных группах, напротив, люди реагировали друг на друга в личном взаимодействии и, возможно, избегали агрессивного поведения из-за страха получить отпор и публично опозориться.
Такая интерпретация показателя потребности во власти предполагала, что он содержит больший элемент тревоги, чем это было бы желательно. Бесспорно, условия, в которых активировалась мотивация власти, включали существенный компонент тревоги: «студенты-политики» писали рассказы, ожидали результатов голосования и беспокоились о том, удалось ли им победить. Это предполагало, что мотивация достижения должна была активироваться у тех, кто испытывал большую уверенность в отношении результата своих претензий на власть. В исследовании Ульмана (Uleman, 1966) мотивация власти активировалась путем назначения студентов «экспериментаторами» в азартной игре один на один с небольшими ставками. Экспериментаторам сказали, что цель игры состоит в изучении эффектов фрустрации, и научили их выигрывать, тем самым фрустрируя соперника. Как отмечает Орн (Orne, 1962), роль экспериментатора создает у человека сильное чувство власти. Предполагалось, что в студентах, зачисленных в группу экспериментаторов, активируется мотив власти, поскольку они были осведомлены о том, как выиграть у соперников. Так и оказалось. Рассказы, написанные студентами-экспериментаторами, содержали значительно больше образов, связанных с успешностью и влиятельностью, чем рассказы, написанные в контрольных условиях (Uleman, 1966). В отличие от Вероффа, Ульман пытался обнаружить новые категории для оценки, категории, специфически не связанные с последовательностью действий по решению задачи, которая подразумевалась в системе оценки потребности в достижении. Ульман выявил несколько новых подобных категорий, например более частые ссылки на престиж в рассказах экспериментаторов. Он разработал систему кодировки для оценки потребности во влиянии, с помощью которой были продемонстрированы весьма многообещающие связи с уверенным стилем межличностного влияния (см. Uleman, 1972).
Столкнувшись с этими несколько противоречивыми результатами, Винтер (Winter, 1967,1973) осуществил основательную ревизию системы оценки потребности во власти, включив в нее категории из системы Вероффа и Ульмана и добавив несколько новых категорий. Винтер получил эту систему, обнаружив новые тенденции в содержании рассказов в двух новых ситуациях активации мотива власти, а затем попытавшись выяснить, выявляются ли те же тенденции в условиях активации мотива власти, которые использовали Верофф и Ульман. В новых экспериментах испытуемые наблюдали за действиями некоего персонажа, наделенного властью. В одном случае этот персонаж был гипнотизером, уверенно и успешно добивавшимся того, чтобы загипнотизированные им люди выполняли всевозможные действия перед классом, после чего учащиеся писали свои рассказы. В другом случае персонажем, наделенным властью, был Джон Кеннеди, произносивший свою инаугурационную речь в качестве президента. Запись его выступления была показана учащимся бизнес-колледжа.
В отличие от рассказов, написанных в контрольных условиях, рассказы, написанные под впечатлением сцен с персонажем, облеченным властью, содержали больше ссылок на людей, которые были заинтересованы в «оказании влияния, воздействия на другого человека, группу людей или окружающий мир в целом» (Winter, 1973). Эти характеристики стали новыми признаками наличия образов власти в рассказе. В табл. 8.1 дано более подробное объяснение этих характеристик, а также представлены подкатегории, которые чаще появляются в рассказах во всех или в большинстве ситуаций активации мотивации власти. Обратите внимание также на то обстоятельство, что Винтер разграничивает надежду на власть (активный компонент мотива власти) и боязнь власти (компонент избегания).
Таблица 8.1Краткая версия системы оценки потребности во власти (по Winter & Stewart, 1978)
Образы власти. Баллы начисляются, если персонажа рассказа или группу персонажей интересует обретение, удержание и восстановление власти, т. е. влияние, воздействие на другого человека, группу людей или мир в целом. Примеры:
1) некто проявляет заинтересованность властью через действия, непосредственно демонстрирующие власть;
2) некто делает нечто, что вызывает у других людей сильные положительные или отрицательные эмоции;
3) кому-то приписывается стремление поддерживать свою репутацию, высокое положение.
Подкатегории. Оцениваются, только если были выявлены образы власти.
. Престиж. Описание персонажей повышает или снижает их престиж. Проявления престижа включают в себя обстановку, титулы, атрибуты статуса, репутацию, брак с влиятельной персоной, принадлежность к некоему социальному институту и т. п.
. Декларируемая потребность во власти. Открытое заявление о том, что персонаж хочет добиться именно власти. Не совпадает с простой деятельностью по достижению некоей цели.
. Инструментальное действие. Внешняя или умственная деятельность персонажа, свидетельствующая о том, что он делает нечто, направленное на достижение власти.
Внешнее препятствие.Явное препятствие или подрыв попытки добиться власти.
. Антиципация власти. Персонаж думает о власти, предвосхищая положительный или отрицательный результат.
Состояния. Переживания и эмоции, связанные с достижением или недостижением власти.
. Эффект. Отчетливая реакция кого-либо на властные действия с чьей-либо стороны или свидетельство глобального влияния чьих-либо действий на мир.
. Надежда/боязнь. Рассказ квалифицируется как проявление надежды на власть, если он не содержит один или несколько из перечисленных признаков (в этом случае он квалифицируется как проявление боязни власти):
1) власть напрямую или косвенно приносит пользу третьему лицу;
2) персонаж сомневается в своей способности оказать влияние на других людей;
3) автор рассказа полагает, что власть обманчива или зыбка, используя, например, контраст, иронию или явные указания на это. Сюда же включаются случаи, когда персонажи испытывают радость от потери власти или грусть от ее обретения.
Примечание. Эта краткая версия представлена здесь только в качестве иллюстрации. Ее нельзя использовать для реальной оценки потребности во власти. Полная версия системы оценки потребности во власти, а также иллюстративные рассказы и описание процедур для освоения системы представлены в работе Винтера (Winter, 1973, Appendix 1). Scoring system Copyright. David G. Winter, 1973.
Система оценки потребности во власти в редакции Винтера в настоящее время является одной из наиболее широко используемых. Она применяется в большинстве исследований, рассмотренных в этой главе. С системами оценки Вероффа и Ульмана она коррелирует на уровне примерно 0,44 (Winter, 1973). То есть в действительности она не измеряет какую-то совершенно новую переменную, а представляет собой усовершенствованный вариант прежних систем оценки. Поведение, которое она фиксирует, свидетельствует о том, что она в меньшей степени связана со страхом слабости, как показатель потребности во власти в понимании Вероффа. Например, в широкомасштабных национальных исследованиях, проводившихся в 1957 и 1976 гг., по системе Винтера менее половины выпускниц колледжей получили высокие показатели потребности во власти, а по системе Вероффа – более половины. Именно этим объяснялось заявление Вероффа о том, что их потребность во власти являлась реакцией на относительное ущемление во власти. В то же время по системе Винтера более высокие показатели потребности во власти получают женщины публичных профессий и работающие в сфере продаж, т. е. в тех сферах, где особенно требуется напористость и уверенность в себе (Veroff, Depner, Kulka & Douvan, 1980). Более того, в исследовании 1976 г. мужчины, получившие высокие показатели страха слабости (по системе Вероффа), имели также более низкую самооценку (при наличии образования на уровне колледжа), употребляли алкоголь и психоактивные вещества для снятия напряжения, а также реже посещали церковь; вместе с тем они воспринимали отцовство как нечто очень важное и позитивно оценивали свою профессиональную компетентность, что Верофф (Veroff, 1982) рассматривает как свидетельство компенсации скрытого ощущения слабости. В том же исследовании мужчины с высокими показателями потребности во власти (по системе Винтера) не обнаруживали подобных характеристик, за исключением тенденции к более частому употреблению алкоголя. (Проблема употребления алкоголя рассматривается далее.)
Доказательства того, что показатель потребности во власти отражает мотив
Энергетическая функция мотива власти
С точки зрения теории благодаря мотивам осуществляется побуждение, ориентирование и выбор поведения. Каковы свидетельства того, что мотив власти, измеряемый таким образом, оказывает побудительное, энергетическое влияние на организм? Стил (Steele, 1973, 1977) провел эксперимент, позволивший прояснить этот момент. Он актуализировал мотив власти у студентов, давая им прослушать кассету, на которой актер читал отрывки из известных «воодушевляющих» речей, например из речи Уинстона Черчилля в Дюнкерке или речь Генриха V из пьесы Шекспира «Жизнь короля Генриха V». В контрольной группе испытуемые слушали описание неких путешествий. Стил также попытался актуализировать у испытуемых потребность в достижении, предложив им перед написанием рассказа выполнить несколько заданий, которые, как сообщалось, позволяли оценить уровень интеллекта и внимательность.
Как и ожидалось, рассказы, написанные после «вдохновляющих» речей, соответствовали более высоким показателям потребности во власти, чем рассказы, написанные после прослушивания путевых заметок. В то же время показатели потребности в достижении, полученные после стимулирующих инструкций, оказались не намного выше показателей потребности в достижении, полученных при более непринужденном инструктировании, что, по-видимому, объяснялось тем, что средний показатель потребности в достижении при «непринужденном» инструктировании оказался не столь мал по сравнению с результатами других групп, как можно было ожидать.
Стил измерял активацию у испытуемых, оценивая либо изменение их настроения с помощью Контрольного списка прилагательных Тейера (Thayer Adjective Checklist, 1967), либо изменение концентрации адреналина в моче до и после прослушивания магнитофонной записи. Его интересовало изменение уровня адреналина, поскольку эмоциональная или физиологическая активация обычно связана с активацией симпатического отдела нервной системы, стимулирующего продуцирование определенных нейрогормонов – например, катехоламинов адреналина и норадреналина, – выделяемых с мочой (см. Frankenhaeuser, 1978). В табл. 8.2 представлены результаты, касающиеся изменения уровня адреналина. Наиболее существенное повышение уровня адреналина происходит после прослушивания «воодушевляющих» выступлений. Повышение уровня адреналина в трех других случаях меньше или несущественно. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что повышение уровня адреналина в условиях актуализации мотивации достижения незначительно по сравнению с контрольными условиями. По-видимому, это означает, что либо стимулирующее инструктирование не имело эффекта, либо активация мотивации достижения не связана с изменением уровня катехоламинов настолько тесно, насколько с ним связана активация мотивации власти.
Таблица 8.2
Связь между повышением уровня адреналина и мотивационным содержанием рассказов после разных видов экспериментальной активации (по McClelland, 1976, по Steele, 1973)
Наиболее очевидный из результатов, отраженных в табл. 8.2, заключается в том, что представленность образов власти в рассказах, написанных после прослушивания «воодушевляющих» выступлений, тесно связана с повышением уровня адреналина. Иными словами, испытуемые, обнаружившие наиболее отчетливые признаки физиологической активации, ввели в свои рассказы наибольшее количество образов, связанных с достижением власти. Повышение уровня норадреналина также оказалось тесно связано с показателями потребности во власти после прослушивания «воодушевляющих» выступлений (r = 0,66; p < 0,01). Обратите также внимание на то, что изменение признаков физиологической активации не связано с мотивационным содержанием рассказов в каких-либо иных условиях. Больше всего Стила удивило то обстоятельство, что изменение уровня адреналина в условиях актуализации мотивации достижения не было связано с показателями потребности в достижении после активации, поскольку, по мнению автора, любой вид мотивационной активации должен был иметь аналогичные физиологические последствия. Полученные результаты неоднозначны, поскольку корреляция хотя и статистически незначима, но отражает ту же тенденцию; кроме того, Стилу не удалось в достаточной мере актуализировать мотивацию достижения. Тем не менее его результаты указывают на возможность того, что изменение уровня катехоламинов более тесно связано с мотивацией власти, а не достижения.
Косвенным доказательством того, что мотив власти особенно тесно связан с функцией катехоламинов, может служить одно мое наблюдение. Я обнаружил, что из тех студентов, которые в аудитории неизменно садились справа от меня (если смотреть с их стороны), 66 % имели высокие показатели потребности во власти по сравнению с 25 %, садящимися слева от меня (p< 0,05). Сидя справа, студенты должны чаще смотреть налево, где находится преподаватель. Направление взгляда налево связано с доминированием правого полушария мозга (см. P. Bakan, 1978). Есть свидетельства того, что концентрация норадреналина в правом полушарии мозга выше (Oke, Keller, Mefford & Adams, 1978; Robinson, 1979).
Связь мотива власти с функционированием правого полушария головного мозга подтвердили также данные о ведущей роли правого полушария в распознавании эмоциональных стимулов (Ley & Bryden, 1982) и данные о связи показателей потребности во власти с более точным распознаванием эмоционального тона специально подобранных выступлений в записанной на магнитофон версии теста невербальной коммуникации Розенталя (Test of nonverbal communication; Rosenthal, 1979). При выполнении этого теста испытуемые прослушивают короткие отрывки из разговора, которые фильтруются таким образом, что они не слышат, что конкретно говорится, но могут распознать эмоциональный тон высказываний. К примеру, испытуемый может решить, принадлежат ли высказывания, которые они услышали, матери, отчитывающей ребенка, или мужчине, признающемуся женщине в любви. Некоторым людям лучше удается угадывать суть подобных ситуаций. Это свидетельствует о высоком уровне развития у них правого полушария, и такие люди обычно имеют более высокие показатели потребности во власти. Поэтому мы можем заключить, что у лиц с высокими показателями потребности во власти доминирует правое полушарие, которое также более тесно связано с продуцированием норадреналина, чем левое полушарие.
Во втором исследовании для оценки активации Стил (Steele, 1977) использовал контрольный список прилагательных, а конкретно – методику для оценки общей активации (General Activation) Тейера, которая позволяет оценить, насколько испытуемый склонен описывать свое состояние как бодрое, живое, энергичное. Стил измерил уровень общей активации и показатель потребности во власти до и после прослушивания путевых заметок и «воодушевляющих» выступлений. Как видно из рис.8.1, прослушивание «воодушевляющих» выступлений привело к более значительному повышению показателя потребности во власти и уровня общей активации. Кроме того, было обнаружено, что у тех, кто сначала слушал «воодушевляющие» выступления, степень повышения уровня общей активации коррелирует (r = 0,79; p< 0,01) с показателями потребности во власти, полученными при анализе рассказов, написанных позже. Этот результат аналогичен результатам опыта, представленным в табл. 8.2, с использованием в качестве индикатора активации уровня адреналина. Стил также получил сходные результаты при использовании методики ТАТ: те, кто получил наибольшие показатели выраженности потребности во власти по методике ТАТ, демонстрировали наибольшее увеличение уровня общей активации после прослушивания «воодушевляющих» выступлений (r = 0,65; p < 0,01). Иными словами, физиологическая активация в ответ на действие стимулов, отражающих тему власти, тесно связана с выраженностью темы власти в воображении.
Рис.8.1. Влияние «воодушевляющих» выступлений на показатели потребности во власти и общей активации (данные Steele, 1977)
Хотя лиц с высокими показателями потребности во власти в большей мере активизируют стимулы, связанные с темой власти, обычно они склонны избегать новых ощущений, а не искать их,– возможно, по тем же причинам. В исследовании Стила (Steele, 1973) испытуемые, оказавшиеся наиболее восприимчивыми к стимулирующему воздействию «воодушевляющих» выступлений, описывали себя как людей, не склонных к поиску острых ощущений. То есть они получили низкие показатели по шкале поиска ощущений Цукермана (Zuckerman’s Sensation Seeking Scale; 1974) (см. рис.5.7). Коэффициент корреляции между показателями потребности во власти в данных активирующих условиях и показателями по шкале поиска ощущений составлял -0,57 (p < 0,05), тогда как в других условиях подобной связи не обнаруживалось. Аналогичные результаты приводят и другие авторы (Davidson, Saron & McClelland, 1980), которые для оценки реакций испытуемых на стимуляцию использовали метод вызванных потенциалов. В этом эксперименте испытуемые с низкими показателями потребности во власти реагировали на повышение интенсивности звуков увеличением амплитуды электрических потенциалов по данным электроэнцефалографии. У лиц же с высокими показателями потребности во власти наблюдалась противоположная тенденция. На слабые звуки они реагировали сильнее, чем лица с низкими показателями потребности во власти, однако по мере повышения интенсивности звуков амплитуда потенциалов, связанных с событием, у них снижалась. Они были менее восприимчивы к интенсивной стимуляции. Вероятно, это объясняется тем, что уровень активации у них и так высок, и они реагируют снижением силы реакции на стимуляцию.
Ориентирующая функция мотива власти
Лица с высокими показателями потребности во власти более чувствительны к стимулам, связанным с темой власти, чем к нейтральным стимулам, что подтверждают данные, полученные при оценке электрической реакции мозга на разнообразные стимулы. В экспериментах такого рода к поверхности головы испытуемого, к разным ее участкам, прикрепляются электроды, которые позволяют зафиксировать незначительные изменения электрических потенциалов в ответ на определенную стимуляцию. В одном из экспериментов (McClelland, Davidson & Saron, 1979) испытуемым показывали картинки, тематика которых была связана с властью (например, боксер или автомобильная авария), вперемешку с картинками нейтрального содержания (например, пожилой мужчина, стоящий в лодке, или мальчик, лежащий на кровати). Показателем электрической реакции на картинки с темой власти и нейтральные картинки служила сумма амплитуды первого негативного отклонения (N1) и второго позитивного отклонения (P2) в электрическом потенциале (см. рис. 8.2, где представлен пример выявленных отклонений).
Если существует некое различие в том, как испытуемые с высокими и низкими показателями потребности во власти реагируют на стимулы, связанные и не связанные с темой власти, то, по данным электроэнцефалографии, это различие должно проявляться прежде всего в показателях, снятых с затылочной области, поскольку именно затылочная область мозга ответственна за переработку визуальной информации. Результаты исследования подтвердили это предположение. По сравнению с испытуемыми с низкими показателями потребности во власти испытуемые с высокими показателями потребности во власти имели большую суммарную амплитуду реакции N1 + P2 (отмечены точками на рис. 8.2) на картинки с тематикой власти, чем на нейтральные картинки, причем только по данным, снятым с затылочной области. Обратите внимание на то, что различие в восприимчивости к стимулам власти проявляется очень быстро – в первую четверть секунды после воздействия стимула. Это, по-видимому, происходило прежде, чем испытуемые успевали переработать ощущения, полученные от картинок. То есть испытуемые реагировали на них более интенсивно, поскольку те активировали ассоциации, связанные с властью. Скорее всего, лица с выраженной потребностью во власти имеют некоторую «готовность» реагировать на стимулы, связанные с властью, как только они появляются.
На рис.8.2 показаны различия в электрических потенциалах, вызываемых стимулами власти у человека с выраженной и у человека со слабо выраженной потребностью во власти. Эти кривые отражают электрические потенциалы, вызванные словами, связанными с темой власти (не картинками). Они фиксировались на фронтальной зоне (Davidson, Saron & McClelland, 1980). У испытуемого с высоким показателем потребности во власти суммарная амплитуда N1 + P2 выше, чем у испытуемого с низким показателем потребности во власти. Разница проявляется примерно через 100–150 миллисекунд после начала воздействия стимула. Это реакция, зафиксированная в лобной, а не затылочной области, как в описанном выше исследовании: значение слов перерабатывается главным образом в лобных долях головного мозга, тогда как визуальные стимулы перерабатываются прежде в затылочной области. Разница в амплитуде N1 + P2между лицами с высокими и низкими показателями потребности во власти в их реакциях на слова, связанные и не связанные с властью, обнаруживалась только тогда, когда интенсивность стимула была мала. Когда же интенсивность произносимых слов повышалась, проявлялась такая особенность лиц с выраженной потребностью во власти, как отсутствие склонности к поиску ощущений.
Рис.8.2. Потенциалы, снятые с лобной зоны при реагировании на слова, связанные с властью, которые произносились умеренно громко как для испытуемого с высоким показателем потребности во власти, так и для испытуемого с низким показателем. Кривые потенциалов построены на основании усредненных показателей по 20 словам. Начало воздействия стимула совпадает с началом кривой. Точками обозначены первый негативный (N1) и второй позитивный пики (P2). В качестве зависимой переменной использовалась амплитуда между пиками (по Davidson, Saron & McClelland, 1980)
Селективная функция мотива власти
Макадамс (McAdams, 1982b) отмечает, что опыт испытуемых с высокими показателями потребности во власти содержит больше «напряженных» эпизодов, которые они описывают в терминах власти. Напряженный эпизод – это эпизод, которому человек приписывает большую эмоциональную значимость. Например, студент может описать в качестве напряженного эпизода ситуацию, когда он испытывал эмоциональный подъем, принимая участие в некоей игре и слыша громкие аплодисменты публики. Эту ситуацию можно расценивать как напряженный эпизод, связанный с властью, поскольку на студента, очевидно, произвело впечатление воздействие на других людей.
Прежде всего, люди с выраженной потребностью во власти имеют в своей жизни больше напряженных эпизодов, связанных с властью. Макадамс и Макклелланд (McAdams & McClelland, 1983) провели эксперимент, в котором испытуемые прослушивали запись человека, рассказывающего некую историю о картине, на которую они, испытуемые, смотрели. Эта история содержала 30 фактов, связанных с властью, 30 – связанных с близкими межличностными отношениями, и 15 нейтральных фактов. По завершении рассказа испытуемые заполняли Контрольный перечень прилагательных, характеризующих настроение (Mood Adjective Checklist), а затем без предупреждения их просили воспроизвести услышанное, причем как можно более подробно. Чтобы учесть различия, связанные с памятью, количество воспроизведенных фактов о власти сравнивалось с количеством воспроизведенных нейтральных фактов. Испытуемые с выраженной потребностью во власти вспомнили значительно больше фактов, связанных с властью, в соотношении с нейтральными фактами, чем испытуемые с низкими показателями потребности во власти. Это различие, как было показано в другом эксперименте с отсроченным воспроизведением и заполнением временного интервала другим видом деятельности, сохраняется по крайней мере в течение 20 минут.
Избирательное воспроизведение должно приводить к более быстрому запоминанию информации, связанной с властью, людьми с выраженной потребностью во власти. Эта тенденция была выявлена в одном из экспериментов (McClelland, Davidson, Saron & Floor, 1980). Испытуемых из описанного выше эксперимента с использованием метода вызванных потенциалов попросили запомнить сочетания слов, связанных или не связанных с властью, со стимульными картинками, также связанными или не связанными с властью. То есть при появлении стимула испытуемым давали 2 секунды, чтобы произнести слово, прежде чем оно появится. После ряда предъявлений 20 пар «картинка – слово» большинство испытуемых запомнило большую часть сочетаний. Для проверки относительной скорости запоминания разных сочетаний испытуемымис высокими и низкими показателями потребности во власти было произведено сравнение количества правильных ответов на третьей и четвертой попытке. По сравнению с испытуемыми с низкими показателями потребности во власти испытуемые с высокими показателями потребности во власти при третьей и четвертой попытке дали значительно больше правильных ответов на пары, в которых один из элементов был связан с властью, т. е. на пары «власть – нейтральный» или «нейтральный – власть». В то же время группы не различались по количеству правильных ответов на пары «власть – власть», возможно, потому, что их было легко запомнить всем испытуемым, а также на пары «нейтральный – нейтральный». На рис. 8.3 показано, что испытуемые с выраженной потребностью во власти лучше запоминали сочетания «слово, связанное с властью, – нейтральная картинка».
Рис.8.3. Среднее количество правильно названных слов, связанных с властью, в паре к нейтральным картинкам в последовательности попыток запоминания (McClelland, Davidson, Saron & Floor, 1980)
Данное исследование также позволило установить связь между потребностью во власти и продуцированием катехоламинов, которое оценивалось по степени увеличения 3-метокси-4-гидроксифенилгликоля (MГФГ) в моче после эксперимента. В сущности, МГФГ является метаболитом мозга, а не периферического обмена норадреналина (Maas, Hattox, Greene & Landis, 1979). В этом эксперименте было обнаружено значительно лучшее запоминание пар с элементами, связанными с властью, испытуемыми с выраженной потребностью и имеющими более интенсивный обмен норадреналина в мозге (более значительное повышение уровня МГФГ после эксперимента) по сравнению с испытуемыми, имеющими низкие показатели по обоим параметрам. Более того, запоминание большего количества фактов, связанных с властью, чем нейтральных фактов из истории, использовавшейся в описанном ранее эксперименте, также связано с более высокими показателями потребности во власти и более интенсивным обменом норадреналина в мозге в ходе эксперимента (McClelland & Maddocks, 1984). То обстоятельство, что интенсивный обмен норадреналина в мозге ни в одном эксперименте не связан – в сочетании с выраженной потребностью в аффилиации – с лучшим запоминанием аффилиативных фактов, свидетельствует о том, что полученные данные нельзя объяснить более высоким уровнем общей активации. Здесь задействована активация, специфичная по отношению к мотивации власти.
Поскольку введение в мозг крысы норадреналина повышает у нее самостимуляцию (см. главу 4) и поскольку стимулирующие наркотики, такие как амфетамин (или «спид»), повышают концентрацию норадреналина в синапсе, можно сделать вывод, что мозговой норадреналин представляет собой физиологическую систему подкрепления не для всех систем побуждения, как утверждает Стайн (Stein, 1975), а специфически для мотива власти. Говоря обычным языком, обмен норадреналина в мозге (о котором судят по показателю МГФГ в моче) отражает меру в какой стимулы, связанные с властью, «задевают» человека или вызывают у него «приятные чувства». Безусловно, картинки, использовавшиеся в данном эксперименте, способны затронуть чувства одних людей в большей степени, чем других. Поэтому полученные результаты означают, что лица с выраженной потребностью во власти будут лучше запоминать материалы, связанные с властью, если эти материалы способны затронуть их чувства; говоря более конкретно, им будет легче запомнить материалы, связанные с властью, чем людям со слабо выраженной потребностью во власти, поскольку эти материалы не способны затронуть чувства последних.
Ситуация аналогична помещению голодных крыс в лабиринт с пищей, которая им либо нравится, либо не нравится. Голодные крысы, которым нравится предлагаемый корм, освоят путь быстрее, а крысы, которые не голодны и не любят предлагаемый корм, будут осваивать лабиринт медленнее всего. С этой точки зрения обмен норадреналина в мозге можно рассматривать как показатель побудительной ценности стимулов, связанных с властью. Похожие результаты, полученные на животных, описаны некоторыми исследователями (Weiss, Stone & Harrell, 1970). Очевидно, подобная интерпретация несколько спекулятивна, поскольку основана пока лишь на двух экспериментах с относительно небольшим числом испытуемых. Вместе с тем есть косвенные доказательства, а также теоретические обоснования связи потребности во власти с обменом катехоламинов.
Способы удовлетворения потребности во власти
Агрессивность
Точно так же как и в случае мотива достижения, внимание исследователей привлекает вопрос о том, как ведут себя люди с выраженной потребностью во власти в разных обстоятельствах. Особенно это интересует тех, кто склонен определять мотивы с точки зрения характерных поступков. Как только стало ясно, что выраженная потребность во власти не обязательно сопряжена с агрессией, которая в современном обществе жестко контролируется и регулируется, акценты переместились на более изощренные способы проявления ассертивности.
Можно предположить, что люди с выраженной потребностью во власти должны быть более ориентированы на конкуренцию и более агрессивны. Некоторые ранние исследования действительно свидетельствуют об этом. Так, было обнаружено (Winter, 1973), что студенты, занимающиеся «соревновательными» видами спорта, имеют значительно более высокие показатели потребности во власти, чем остальные молодые люди. Под «соревновательными» видами спорта понимались те виды, в которых присутствовало непосредственное соревнование между двумя игроками или двумя командами – например, в футболе, теннисе, хоккее. Впоследствии Макклелланд (McClelland, 1975) получил аналогичные результаты при обследовании мужчин более зрелого возраста, не учащихся. Мужчины с более высокими показателями потребности во власти были более склонны заниматься соревновательными видами спорта, чем мужчины с более низкими показателями потребности во власти. Более того, в той же выборке зрелых мужчин показатели потребности во власти оказались тесно связанными с декларируемой испытуемыми частотой участия в спорах.
Однако ни одна из этих закономерностей не обнаруживалась у женщин, и это вновь напоминает нам о том, что мотив – лишь один из детерминантов поведения. Ценности, обычаи и навыки также влияют на то, будет ли мотив власти реализован в ассертивном действии. Откровенная ассертивность ценится в мужчинах, а не в женщинах, поэтому даже если у некоей женщины, имеющей выраженную потребность во власти, возникает побуждение вступить в спор, она может подавить его, поскольку разделяет полоролевую ценность доброжелательности и мягкости.
Ни в чем это так не проявляется, как в агрессии. И мужчины и женщины с выраженной потребностью во власти, по собственным признаниям, чаще остальных испытывали побуждение к агрессии, которое они, однако, были способны подавить (см. табл. 8.6). Испытуемых спрашивали, испытывали ли они когда-либо потребность совершить какое-то агрессивное действие, например крикнуть на водителя или пешехода, разбросать вещи по комнате, унести с собой полотенца из гостиницы; затем их спрашивали, осуществляли ли они когда-нибудь такое свое намерение. Мужчины и женщины с выраженной потребностью во власти чаще признавались в том, что испытывали чувство гнева и подумывали о том, чтобы совершить агрессивный поступок, но в действительности совершали их не чаще, чем люди со слабо выраженной потребностью во власти (McClelland, 1975).
Совершит ли человек агрессивный поступок в реальности, в значительной мере, как показал Винтер (Winter, 1973), зависит от ценностей социального класса. Он обнаружил, что выраженность потребности во власти тесно связана с реализацией агрессивных побуждений у мужчин – представителей рабочего, но не среднего класса. Таким образом, между потребностью во власти и агрессивными действиями нет прямой однозначной связи. Будут ли совершены агрессивные поступки людьми с выраженной потребностью во власти, зависит от других детерминантов поведения, в частности от навыков, привычек и ценностей человека. Верофф (Veroff, 1982) также отмечает, что мотив власти, как никакой другой мотив, зависит от ситуации, поскольку его цель – «произвести эффект», а то, как это можно сделать, в значительной мере зависит от ситуации. Таким образом, из исследовательских данных о мотиве власти постепенно проступает образ человека, стремящегося проявлять ассертивность в соответствии с ситуацией или не в соответствии с ситуацией, а потому испытывающего чувство вины и тревоги в связи с агрессивными побуждениями. Не подлежит сомнению общее заключение, что люди с выраженной потребностью во власти стремятся быть ассертивными.
Негативный образ «Я»
Предрасположенность к агрессии или ассертивности заставляет человека воспринимать себя негативно из-за наличия того, что считается антисоциальными тенденциями. Выборку мужчин и женщин, средний возраст которых составлял 31 год, попросили заполнить Контрольный список прилагательных Гоуга (Gough & Heilbrun, 1975). Задача заключалась всего лишь в том, чтобы пометить любое из трех сотен прилагательных, которые, по мнению испытуемого, характеризуют его самого.
Таблица 8.3
Коэффициенты корреляции между частотой выбора характеристик, описывающих Я, и показателем потребности во власти у мужчин и женщин
В табл. 8.3 представлены прилагательные, которые чаще выбирали мужчины и женщины с высокими показателями потребности во власти. Мужчины с выраженным мотивом власти признавали за собой ассертивность – дерзкий, обидчивый, угрюмый — и, очевидно, расценивали эту особенность как негативную. Самовосприятие женщин с выраженной потребностью во власти было сходным, хотя выбранные ими прилагательные несколько отличались. Они считали себя более циничными, колкими и обидчивыми.
Что особенно удивительно в этих самоописаниях, так это то, что они имеют столь явственную негативную окраску. У испытуемых была возможность выбрать такие прилагательные, как активный, адаптирующийся, рисковый, контактный или отважный, которые свидетельствовали бы об ассертивности. По-видимому, люди с выраженной потребностью во власти осознают свои агрессивные побуждения; оценивают их негативно, как их оценило бы общество; а также, как следствие, имеют негативный образ «Я». Агрессивно-ассертивное поведение наказывается с самого раннего детства, поскольку часто носит антисоциальный характер. Человек усваивает, что во многих, хотя и не во всех, ситуациях быть агрессивным плохо. Херманн (Hermann, 1980) нашла подтверждение этим закономерностям, проанализировав на предмет потребности во власти выступления членов руководящего органа СССР – Политбюро. Она обнаружила, что члены Политбюро с выраженной потребностью во власти были против разрядки напряженности в отношениях с США (r = 0,34; p< 0,05), т.е. они ратовали за более жесткую внешнюю политику, а также имели более негативный образ «Я» (r = 0,51; p< 0,01).
Данные широкомасштабного национального исследования, проведенного в США, также свидетельствуют о том, что люди с выраженной потребностью во власти имеют негативный образ «Я» (Veroff et al., 1980). И мужчины и женщины с устойчивой мотивацией к власти были более склонны считать себя неполноценными или неудовлетворенными различными аспектами своей жизни, они чаще употребляют алкоголь и наркотические вещества для снятия напряжения. (О связи между мотивацией власти и употреблением алкоголя будет рассказано далее.) Что очевидно, так это то, что люди с выраженной потребностью во власти имеют больше эмоциональных проблем, и это подтвердило еще одно исследование, в котором была обнаружена связь выраженной потребности во власти с проблемами со сном у мужчин и более частыми ночными кошмарами у женщин (McClelland, 1975).
Выбор профессии, наделяющей властными полномочиями
Один из способов оказания влияния на людей в рамках социальных норм – выбор соответствующей профессии. Винтер (Winter, 1973) обнаружил, что студенты, планирующие сделать карьеру в сфере преподавания, психологии, бизнеса, журналистики или теологии, имеют более высокие показатели потребности во власти, чем студенты, планирующие заняться другими видами деятельности, включая юриспруденцию и медицину. Эти результаты в целом получили подтверждение в лонгитюдных исследованиях, где было продемонстрировано, что мужчины, которые действительно стали заниматься видами деятельности из первой группы, ранее, на последних курсах колледжа, имели более высокие показатели потребности во власти, чем мужчины, выбравшие иные профессии. Соответствующие данные обобщены в табл. 8.4, и они, по-видимому, справедливы не только для США, но и для небольшой выборки выпускников Оксфорда в Великобритании.
Таблица 8.4
Средние показатели потребности во власти у выпускников колледжей, планирующих заниматься определенными видами профессиональной деятельности, и у мужчин, занимающихся этими видами профессиональной деятельности
Винтер утверждает, что эти результаты согласуются с теорией, поскольку профессии, умозрительно и реально выбранные мужчинами с выраженной потребностью во власти, предоставляют более широкие возможности для осуществления власти и оказания влияния на других людей. Говоря более конкретно, преподавателям и священникам официально дано право оказывать влияние на аудиторию. Психологи и журналисты имеют больший доступ к закрытой информации: им известно то, что не известно другим, и через это особое знание они получают возможность влиять на других людей. Данные Зонненфельда (Sonnenfeld, 1975) подтвердили стремление лиц с выраженной потребностью во власти занимать должности, позволяющие оказывать влияние на других людей. Он обследовал студентов, вызвавшихся работать на радиостанции колледжа, и обнаружил связь между показателями потребности во власти и временем, которое уделялось работе на станции (r = 0,53; р < 0,01; N = 30). Показатели потребности в достижении, напротив, отрицательно коррелировали со временем, уделяемым работе на радиостанции (r = -0,65; р < 0,01), что, по-видимому, объясняется отсутствием ощутимого, зримого результата работы. В другом исследовании (Mueller, 1975) также было обнаружено, что женщины-музыканты, выступающие публично, имеют более высокие показатели потребности во власти, чем женщины, обучающие музыке.
Менеджеры тоже имеют возможность применять власть, хотя, как мы в дальнейшем увидим, есть некоторые нюансы, касающиеся связи мотива власти с успехом на руководящих постах разного уровня. Врачи и юристы, напротив, оказывают влияние скорее посредством своих навыков, а не власти убеждения, хотя это, очевидно, зависит от характера юридической деятельности. Юристы, выступающие в суде, должны иметь более высокие показатели потребности во власти, чем юристы, занимающиеся урегулированием имущественных вопросов, однако данные Винтера не позволяют провести такое сравнение.
В целом результаты широкомасштабных национальных исследований, проводившихся в 1957 и 1976гг., подтвердили эти результаты (Veroff et al., 1980). Мужчины интеллигентного труда (включая учителей) и рабочие имеют более высокие показатели потребности во власти; фермеры и конторские служащие – более низкие. Результаты, касающиеся рабочих, свидетельствуют о том, что потребность во власти заставляет человека выбирать профессию, где он имеет возможность воздействовать не только на людей, но и на вещи, хотя Винтер утверждает, что мотив власти носит межличностный характер. Действительно, в систему оценки мотива власти включены только межличностные категории. Вместе с тем, если побудительную силу имеет факт оказания воздействия, как отмечалось в главе 4, можно предположить, что человек будет получать удовольствие от воздействия не только на людей, но и на неодушевленные вещи. К сожалению, результаты, касающиеся фермеров, не согласуются с подобным ходом рассуждений: фермеры также имеют широкие возможности для воздействия на вещи, однако их показатели потребности во власти в целом невысоки. Вероятно, они испытывают некоторую беспомощность перед капризами природы и не имеют достаточно возможностей для оказания влияния на людей, что и объясняет выбор фермерства людьми со слабо выраженной потребностью во власти. Этот вопрос заслуживает тщательного изучения.
Тяга к престижу
Один из способов демонстрирования власти в социально приемлемой форме – приобретение символов власти, или, как их назвал Винтер (Winter, 1973), престижных атрибутов. По его данным, полученным в Гарвардском университете и в Университете Уэсли, показатели потребности во власти коррелируют с количеством принадлежащих студентам престижных атрибутов, таких, например, как автомобиль, винные бокалы, флаг колледжа, магнитофон, настенная драпировка, диктофон и т. п. Лица с более высокими показателями потребности во власти, описывая свои предпочтения, касающиеся автомобилей, чаще выбирали иномарки и более маневренные машины. Аналогичные результаты были получены в отношении 59 взрослых мужчин в возрасте около 33 лет при использовании несколько иного перечня престижных предметов, таких как цветной телевизор, ружье или пистолет, а также автомобиль с открывающимся верхом. Их показатели потребности во власти коррелировали с количеством принадлежащих им предметов такого рода (MсClelland, 1975).
Кредитные карточки – еще один символ престижа. Они свидетельствуют о возможности пользоваться дорогими услугами, часто в престижных отелях, ресторанах и магазинах. Винтер (Winter, 1973) обнаружил тесную связь между количеством кредитных карточек в бумажнике и показателями потребности во власти в группе менеджеров одной крупной промышленной компании. Аналогичная связь была обнаружена у мужчин – представителей более низких слоев среднего класса и у представителей рабочего класса (McClelland, Davis, Kalin & Wanner, 1972). Макклелланд (McClelland, 1975) приводит данные о наличии корреляции между показателями потребности во власти и количеством кредитных карт, которыми обладали 115 обследованных женщин. Аналогичная зависимость в отношении мужчин в данном исследовании не была установлена. Представляется очевидным, что мотив власти заставляет человека стремиться к приобретению любых атрибутов престижа, адекватных позиции, занимаемой им в обществе.
Поведение, направленное на признание в малых группах
Отметки, получаемые в школе, являются одним из важных способов для учащегося добиться признания, поэтому неудивительно, что в одном из исследований (Costa & McClelland, 1971) была установлена корреляционная связь между показателями потребности во власти у учащихся 8-х классов и успеваемостью в 12-м классе (r = –0,27; N = 64; p< 0,05). Учащиеся с более выраженной потребностью во власти учились более усердно и при выпуске имели более высокие отметки. Значимость этого результата становится еще выше в свете данных о том, что показатели потребности во власти не коррелируют с показателями IQ – другим важным предиктором успеваемости; данных о том, что показатель потребности в достижении в обследованной выборке, как и во многих других выборках (см. главу 6), не связан с успеваемостью; а также данных о том, что выявленная связь имеет прогностическое значение. То есть можно было бы предположить, что ученик, получающий более высокие отметки, испытывает гордость, в результате чего, возможно, формируется более выраженная потребность во власти. Однако в данном случае более высокие показатели потребности во власти позволяют сделать прогноз относительно более высокого уровня успеваемости спустя 4 года. Этот результат весьма интересен и согласуется с теорией, но на его проверку необходимо потратить столько же сил, сколько было потрачено на то, чтобы продемонстрировать отсутствие связи между показателями потребности в достижении и уровнем успеваемости.
Винтер (Winter, 1973) полагает, что в малых группах лица с выраженной потребностью во власти должны работать более усердно, чтобы приобрести известность и союзников. Автор попросил студентов, слушавших курс психологии, назвать четырех своих друзей. Затем он составил из всех этих имен свой список и передал его учащимся, попросив при этом пометить, кого из перечисленных персон они знают. Показатель узнавания для каждого из списка определялся путем начисления за каждое узнавание кем-либо из класса по баллу. Винтер установил, что чем выше у человека показатель потребности во власти, тем ниже средний показатель узнавания у названных им четырех друзей. Иными словами, учащиеся с выраженной потребностью во власти (в данной выборке в основном мужского пола) выбирают друзей не особенно известных или не способных конкурировать с ними. По-видимому, они склонны окружать себя менее известными людьми, которые готовы исполнять роль ведомых.
Еще более убедительные доводы в пользу этой гипотезы были получены в другом исследовании (Fodor & Farrow, 1979), где в лабораторных условиях испытуемых-школьников заставляли поверить в то, что они следят за тремя работниками в соседнем помещении. Испытуемым сообщили, что посредством системы двусторонней коммуникации они могут говорить что угодно, что повышало бы продуктивность работников, изготавливавших определенные фигуры из конструктора. При этом они слышали высказывания работников, которые в целях стандартизации условий были записаны на магнитофон. В первой ситуации работник Ñ высказывался таким образом, чтобы снискать расположение «контролера»: «Знаете, мне нравится, как вы руководите. Вы будете хорошим начальником». В другой ситуации комментарии работника носили нейтральный характер. Авторы (Fodor & Farrow, 1979) обнаружили, что испытуемые с более высокими показателями потребности во власти оценивали работников, пытавшихся снискать их расположение, более благосклонно с точки зрения их способностей и ценности для компании и чаще рекомендовали их к приему на работу или повышению по службе. В отношении других работников или работника Ñ, когда его высказывания были нейтральны, такие закономерности не проявлялись. Лицам с высокими показателями потребности во власти нравятся люди, которые их уважают и поддерживают.
Более того, лица с выраженной потребностью во власти склонны действовать в группе таким образом, чтобы привлекать к себе внимание. Участников проводившегося в Индии тренинга по развитию мотивации достижения (см. главу 14) попросили перечислить имена тех, кого они знали до прохождения тренинга, и тех, с кем они познакомились на тренинге. Разница между количеством узнаваний до и после тренинга – степень возрастания известности – оказалась связанной с выраженностью потребности во власти. По-видимому, лица с выраженной потребностью во власти старались быть более заметными среди других участников (Winter, 1973).
Макадамс, Хили и Краузе (McAdams, Healey & Krause, 1982) прояснили характер этого поведения в исследовании дружеских отношений между студентами колледжа. Они обнаружили, что молодые люди с выраженной потребностью во власти чаще пребывают в компании из четырех или более приятелей. Это, вероятно, позволяет им каким-то образом выделиться из толпы в большей мере, чем общение с приятелем тет-а-тет. Кроме того, студенты обоего пола с более высокими показателями потребности во власти чаще описывали свою роль в дружеских контактах как «активную» в противовес пассивному выслушиванию и сочувствию: «Человек с выраженной потребностью во власти в дружеских отношениях склонен занимать активную позицию, понимая дружбу с точки зрения возможности исполнения доминантной, контролирующей, организующей роли… При активном подходе отношения оцениваются с точки зрения власти. Я и другие воспринимаются разобщенно… Такие друзья используют всякую возможность, чтобы показать себя, расширить границы своего влияния в рамках дружеских отношений» (McAdams, Healey & Krause, 1982).
Шнекерс и Клейнбек (Schnackers & Kleinbeck, 1975) продемонстрировали механизмы использования человеком других людей, попросив трех человек, один из которых имел выраженную потребность во власти, поучаствовать в игре, предполагавшей возможность обмана. В ходе игры выяснялось, кто из игроков сможет достичь цели, бросая кости и используя «магические карты» разного достоинства, причем эти показатели перемножались. Допускался сговор между двумя игроками, который, при сохранении коалиции, неизменно приводил их к победе над третьим игроком. Однако в любой момент эта коалиция могла быть разрушена. Как и ожидалось, авторы обнаружили, что испытуемые с выраженной потребностью во власти чаще вступали в сговор, а также чаще разрушали коалицию с тем, чтобы взять верх над партнерами. Они также выиграли больше очков. Полученные результаты представлены на рис.8.4. Коэффициент корреляции между показателями потребности во власти и заработанными очками в третьем раунде составлял 0,45 (p < 0,005). Очевидно, что в игре, допускавшей сговор, испытуемые с выраженной потребностью во власти использовали окружающих при всяком удобном случае. Обратите внимание на то обстоятельство, что люди с выраженной потребностью во власти, не будучи агрессивными в любых условиях, все же проявляют агрессию, когда правила поведения в создавшейся социальной ситуации это допускают.
Рис.8.4. Поведение испытуемых с высокими и низкими показателями потребности во власти в игре.
Слева – частота использования трех способов вступления в сговор; справа – баллы, заработанные в трех раундах (по Heckhausen, 1980, цит. по: Schnackers & Kleinbeck, 1975)
В исследовании малых групп незнакомых друг с другом людей, которым было необходимо взаимодействовать какое-то время, было обнаружено (Jones, 1969), что лица с выраженной потребностью во власти больше говорят и, по оценкам участников, «оказывают на других большее влияние». Однако они не вызывали наибольшую симпатию, а их вклад в работу или в некий удачный результат не оценивался как наибольший (Jones, 1969). Более того, было установлено (Watson, 1974), что мужчины с выраженной потребностью во власти (с использованием параметра надежды на власть, см. табл. 8.1) чаще давали негативную оценку другим членам группы (Winter & Stewart, 1978). В связи с вышесказанным неудивительно, что их помощь при обсуждении тех или иных проблем в малых группах также оценивается невысоко (Kolb & Boyatzis, 1970). Участники группы считают лиц с выраженной потребностью во власти влиятельными, однако их ассертивность зачастую настолько высока, что мешает им оказывать реальную помощь.
Для того чтобы быть хорошим лидером, необходимо, чтобы потребность во власти сочеталась с другими характеристиками. Так, например, Константиан (Constantian, 1978) исследовала группу, изучающую собственные внутригрупповые процессы. При этом в течение всего семестра отслеживалось поведение участников, которое оценивалось по трем параметрам, используемым Бейлз для классификации поведения в малых группах (Bales & Cohen, 1979). Несколько упрощая, эти параметры можно представить так: вертикальное измерение отражает выраженность доминирующего поведения того или иного человека в группе; измерение «приближение – удаление» отражает выраженность поведения, связанного с решением актуальной задачи; а измерение «позитивность – негативность» – степень выражаемого человеком дружелюбия. По окончании семестра Константиан определила, сколько членов группы назвали каждого из участников «лучшим лидером». Затем она попыталась спрогнозировать дисперсию показателя частоты признания лучшим лидером на основании семи детерминантов: показателей по трем параметрам поведения по системе Бейлза; показателям потребности в достижении, потребности в аффилиации и потребности во власти, а также показателя сдержанности, полученного на основании ТАТ (см. далее раздел, посвященный мотиву лидерства). Оказалось, что влиянием этих переменных объясняется более 90 % дисперсии показателя частоты признания лучшим лидером, однако лишь три переменные самостоятельно вносят значимый вклад в итоговый показатель. Это показатель потребности во власти, позитивность поведенческого показателя и показатель ориентированности на задачу. Иными словами, испытуемые с выраженной потребностью во власти, высокими показателями дружелюбия и ориентированности на задачу чаще всего признавались лучшими лидерами.
В этих результатах особенно важно то, что здесь исключается общий негативный настрой при выраженной потребности во власти, поскольку от человека требуется доброжелательное, ориентированное на задачу поведение в группе. Иными словами, показатель потребности во власти позволяет стать успешным лидером только при сочетании с такими поведенческими особенностями, как позитивность и ориентированность на задачу. Мы вновь сталкиваемся с тем, что поведение определяется не только мотивами, но также ценностями и навыками – в данном случае двумя (позитивностью и ориентированностью на задачу), оцениваемыми по системе Бейлза.
Следует отметить, что, попытавшись провести кроссвалидацию полученных данных в другой анализирующей себя группе, Константиан получила совершенно другие результаты. Те же переменные не позволили спрогнозировать вероятность признания участника лучшим лидером. По-видимому, это объясняется различиями в структуре групп. Лидерство зависит не только от личных характеристик, но и от характеристик других членов группы – средовых детерминант из известного уравнения Левина, где поведение трактуется как результат совместного влияния личности и среды. Если, например, в группе есть человек с весьма неуступчивым, трудным характером, по-видимому, ни одному из членов группы, насколько бы этому ни благоприятствовали личные качества, не удастся стать эффективным лидером.
Готовность к риску
«Любитель странствий» – обучающая программа, призванная развивать отвагу и уверенность в своих силах перед лицом физических опасностей, которые участники программы должны преодолеть. Им, в частности, приходится карабкаться по стенам, проходить по узким мосткам, подвешенным над землей, связанными сопротивляться попыткам сбросить их в воду, прожить три дня в одиночестве в лесу при отсутствии провианта и технических средств. В одном из исследований (Fersch, 1971) было обнаружено, что некоторым из направленных на эту программу подростков (в основном из малообеспеченных семей) тренинг показался настолько жестким, что они выбыли из него. Однако вероятность выбывания подростков с выраженной потребностью во власти была значительно меньше. Иными словами, подростки с выраженным мотивом власти проявляли большую готовность к столкновению с физическими опасностями. Более того, те из них, у кого показатели потребности во власти остались на высоком уровне после прохождения программы (по данным повторного тестирования в конце лета), год спустя демонстрировали более высокий уровень социальной компетентности в школе.
Макклелланд и Уотсон (McClelland & Watson, 1973) изучили готовность к риску у 72 студентов, добровольно выразивших желание участвовать в исследовании, где результат зависел либо от прилагаемых усилий, либо от случая. При выполнении первого задания испытуемых просили на основании опыта решения аналогичных задач определить уровень трудности задачи, над которой они хотели бы работать. Как и ожидалось, испытуемые с высокими показателями потребности в достижении предпочитали работать над задачами умеренной трудности относительно прежних индивидуальных результатов. В то же время испытуемые с выраженной потребностью во власти не обнаруживали предпочтения ни умеренно трудных, ни чрезвычайно трудных задач.
Во втором задании испытуемые делали ставки при игре в рулетку. При этом вероятность выигрыша варьировала от 50 шансов на 50 (при ставке на красное или на черное) до одного шанса на 35 (при ставке на единственное число из 36). После разъяснения сути игры испытуемым предложили сделать 15 ставок и написать на листе, как бы они их распределили. Этот выбор осуществлялся лично и сохранялся в тайне. Затем испытуемые провели реальную игру в рулетку, выбирая любые 10 из ставок, которые они до этого решили сделать. В этих условиях ставки делались открыто, а о выигрышах и проигрышах тут же узнавала вся группа. В условиях, когда решения сохранялись в тайне, лица с выраженной потребностью во власти на уровне статистически незначимой тенденции были склонны делать более рискованные ставки. Вместе с тем в условиях открытой игры показатели потребности во власти и рискованности ставок статистически значимо коррелировали между собой. Более того, в условиях открытости лица с выраженной потребностью во власти чаще использовали рискованные ставки (17 или 35 к одному), чем в условиях приватности. Шестьдесят один процент испытуемых с выраженной потребностью во власти использовали все или все, кроме одной, из рискованных ставок по сравнению с 34 % испытуемых с низкими показателями потребности во власти (p < 0,05).
На рис. 8.5 показано распределение ставок в соответствии с вероятностью успеха среди лиц с выраженной потребностью во власти, с выраженной потребностью в достижении и с выраженной потребностью в аффилиации. Наибольшие различия отмечаются в отношении самых рискованных ставок, которые наиболее часто использовали только испытуемые с выраженной потребностью во власти. Остальные же предпочитали умеренный риск. Результаты испытуемых с выраженной потребностью в достижении оказались неожиданными, поскольку теоретически они должны были бы делать ставки с умеренной вероятностью успеха только при возможности оказать влияние на исход. Однако эта их тенденция, по-видимому, настолько устойчива, что они продолжают выбирать умеренный риск даже в ситуации, когда все зависит от случая. Кривая испытуемых с выраженной потребностью в аффилиации обнаруживает некоторое смещение в сторону наибольшей надежности: это свидетельствует о том, что их не особенно прельщает такого рода игра.
Рис.8.5. Распределение ставок при разных шансах на успех у всех испытуемых и у испытуемых с выраженной потребностью во власти, в достижении и в аффилиации (по McClelland & Watson, 1973)
Применение модели риска Аткинсона к потребности во власти
На первый взгляд может показаться, что поведение испытуемых с выраженной потребностью во власти не соответствует модели Аткинсона (см. табл. 7.2), согласно которой наиболее привлекательной является умеренная вероятность успеха (Ps = от 0,30 до 0,50). Хотя Аткинсон изначально рассматривал тенденцию выбора задач для достижения, его модель сформулирована достаточно обобщенно, чтобы поставить вопрос о ее применимости к любому мотивационному выбору.
Макклелланд и Тиг (McClelland & Teague, 1975) попытались оценить, насколько точно модель Аткинсона позволяет спрогнозировать выбор испытуемых с высокими и низкими показателями потребности во власти, когда предлагаемые альтернативы подразумевают не достижение более высоких результатов, а оказание воздействия на другого человека. Авторы попросили студентов представить, что они являются членами комитета, который принимает решения относительно неких общественно значимых вопросов. Каждый вопрос достаточно подробно описывался (в одном из вариантов он касался разрешения или запрета на постройку тепловой электростанции, несмотря на загрязнение окружающей среды). Кроме того, описывались четыре варианта решения, которые мог принять комитет (например, построить завод с учетом жестких требований безопасности, отложить его строительство, построить его немедленно для стимулирования экономической активности или вообще запретить строительство). Для контроля переменной «вероятность успеха» в каждом случае примерно указывалось, насколько популярным среди членов комитета является каждый из вариантов решения. Затем испытуемых просили указать, за какой из четырех вариантов они проголосовали бы. Им также предлагалось оценить по 10-балльной шкале, какова вероятность принятия комитетом каждого из вариантов (переменная «вероятность успеха»), а также насколько они были бы довольны, если бы был принят каждый из четырех вариантов (индивидуальная побудительная ценность каждого варианта).
В этом случае модель Аткинсона, согласно которой выбор является функцией от вероятности успеха, помноженной на побудительную ценность, не позволила достаточно точно спрогнозировать выбор того или иного варианта решения. В частности, с ее помощью не удалось спрогнозировать выбор испытуемых с выраженной потребностью во власти, поскольку у них более высокая вероятность успеха не повышала вероятности выбора соответствующего варианта. Фактически у них все было наоборот: чем менее вероятным им казалось принятие того или иного варианта, тем более склонны они были его выбирать. Точно так же как и в игре в рулетку, их привлекал повышенный риск. Возможно также, что они выбирали непопулярные решения, чтобы выделиться из толпы.
Следует отметить, что этот эксперимент не безупречен, поскольку в нем переменная «вероятность успеха» не представляет собой вероятность успеха испытуемого в ситуации, когда исход зависит от его выбора. В связи с этим Макклелланд и Тиг (McClelland & Teague, 1975) провели эксперимент с соревнованием по армрестлингу. Испытуемых спросили, с кем они предпочтут бороться: с тем, кто сильнее их, с тем, кто слабее, или с тем, кто равен им по силе. После осуществления выбора испытуемым предложили оценить по 10-балльной шкале, каковы их шансы на победу (переменная «вероятность успеха»), а также то, насколько приятен им будет выигрыш (побудительная ценность выигрыша). Неожиданным оказалось отсутствие связи между субъективно оцениваемой вероятность выигрыша (Ps) и побудительной ценностью выигрыша и у лиц с выраженной, и у лиц со слабо выраженной потребностью во власти. Это удивительно, поскольку, согласно модели Аткинсона, эти две переменные должны иметь тесную обратную связь, т.е. Is = 1 – Ps. Можно было предположить, что чем меньше вероятность успеха или чем сильнее соперник, тем более приятна будет победа над ним, однако в данном случае это оказалось не так.
Более того, как следовало из полученного результата, у лиц с выраженной потребностью во власти вероятность победы почти не оказывает влияния на выбор соперника. Их выбор был обусловлен побудительной ценностью победы над выбранным соперником. Учет их оценки шансов на победу, как в модели Аткинсона (PsхIs), в действительности позволял спрогнозировать их выбор менее точно.
Одна из возможных интерпретаций результатов, полученных в эксперименте с рулеткой и в этих экспериментах, заключается в том, что лица с выраженной потребностью во власти понимают вероятность успеха не так, как лица с выраженной потребностью в достижении: по-видимому, для них важна не вероятность успеха или победы посредством личного приложения усилий, а вероятность получения признания тем или иным способом. Таким образом, возможно, что модель Аткинсона применима к выборам лиц с выраженной потребностью во власти, если исходить из того, что 1 – Ps= Ps, поскольку чем труднее задание, тем вероятнее, что человек привлечет к себе внимание выбором этого задания. Тогда выбор лиц с выраженной потребностью во власти точнее всего описывает уравнение 1 – (PsхIs), хотя Isнельзя определить так, как в сфере достижений, выражением 1 – Ps. Этот вопрос требует более глубокого изучения, однако уже доказана необходимость осторожности при применении модели риска Аткинсона к выборам, предполагающим какие-то иные мотивы, нежели мотив достижения.
Специфику отношения к риску у лиц с выраженной потребностью во власти проясняет пример из повседневной жизни. Политики, стремящиеся занять высокие должности, обычно имеют высокие показатели потребности во власти (см. Winter & Stewart, 1978). Они, как правило, умеют привлечь к себе внимание, заставить говорить о себе средства массовой информации, добиваться известности. Они могут выдвинуться и приобрести известность в связи с каким-то спорным вопросом или заняв в чем-либо крайнюю позицию (низкая вероятность успеха).
Предположим, какое-то их число в Конгрессе собирается принять некое решение по проблеме алкоголизма, который ежегодно наносит стране ущерб в миллиарды долларов вследствие несчастных случаев на дорогах, потерь в производительности рабочей силы и необходимости оплачивать лечение. Конгрессмены решают предпринять нечто действительно значимое и ощутимое – создать государственный институт по борьбе с алкоголизмом, на который им удается добиться выделения суммы в 500 млн долларов ежегодно. Вероятность успеха, которая их интересует, – это вероятность приобретения известности благодаря таким масштабным, ощутимым мерам по борьбе с алкоголизмом. То, сможет ли созданный ими институт принести реальную пользу в деле снижения уровня алкоголизма, их волнует в меньшей степени. Это скорее заинтересовало бы людей с выраженной потребностью в достижении. Когда Конгрессу удается добиться выделения соответствующей суммы, его члены с выраженной потребностью во власти приобретают уверенность в том, что они совершили нечто важное для решения серьезной проблемы. Их выбор обусловлен не столько вероятностью успеха в деле снижения уровня алкоголизма, сколько побудительной ценностью создания крупного института. Фактически, если последующие исследования покажут, что работа этого института не привела к снижению уровня алкоголизма, они могут лишь потерять престиж, тогда как если институт все же будет приносить пользу, то подтвердит их изначальную правоту. Таким образом, обратная связь относительно результатов их деятельности интересует лиц с выраженной потребностью во власти в меньшей степени, чем лиц с выраженной потребностью в достижении.
Катарсис
Давно считается, что удовлетворение мотива или выражение эмоции снижает их интенсивность. Древние греки называли это катарсисом и использовали данный термин для обозначения эмоциональной разрядки, происходящей при просмотре пугающих или агрессивных сцен в театральном действе. Эта идея получила подтверждение в наблюдениях, свидетельствующих о том, что в отношении гомеостатических физиологических потребностей (например, голода) консумматорное поведение (принятие пищи) снижает интенсивность побуждения. Фрейд рассматривал инстинкты, или влечения, как стимулы к определенному поведению, которое может уменьшить их интенсивность посредством достижения исходной цели, либо они должны быть удовлетворены хотя бы частично через достижение вторичных или суррогатных целей, и именно таков механизм формирования невроза.
Идея катарсиса привлекает пристальное внимание психологов, однако они сталкиваются с трудностями при попытках точного определения его сущности. В наиболее обобщенном понимании катарсис подразумевает, что любое совершенное действие с меньшей вероятностью будет тотчас повторено. Эта генетически предусмотренная фаза сдерживания повторения (см., например, Telford, 1931) действительно обнаруживается и имеет адаптивное значение, предотвращая повторение ошибочной реакции. Аткинсон и Берч (Atkinson & Birch, 1978) считают данный принцип настолько важным, что в основу своей модели динамики действия они положили следующее предположение: «консумматорная сила (C), снижающая силу поведенческой тенденции (T), происходит из реализации этой тенденции в действии, из осуществления действия как такового».
Следует отметить, что большинство ученых, исследующих катарсис, используют этот термин в более узком смысле, подразумевая разрядку либо снижение интенсивности мотива или эмоции, особенно агрессивных побуждений, посредством некоего действия или его замещения, например, воображением. В частности, интерес вызывает вопрос, каким образом действует на вероятность агрессии просмотр сцен насилия на телеэкране. Если просмотр телевизионных сцен погони и убийства людьми друг друга вызывает катарсис, не должны ли дети, смотрящие подобные телепрограммы, быть менее агрессивными после просмотра, чем до него? Не должны ли они быть менее агрессивными, чем дети с таким же уровнем агрессии до просмотра, но смотревшие другие программы? Или, обобщая с точки зрения понятий, используемых в данной главе, приводит ли то, что мотив власти (формой которого является мотив агрессии) находит какой-то выход, к временному снижению активации этого мотива или, если это происходит продолжительное время, – к снижению характерологического показателя потребности во власти?
В поиске ответа на подобные вопросы проводится множество исследований, однако, к сожалению, большинство из них не имеет прямого отношения к вопросу о том, каким образом реализация мотива влияет на его силу. Во многих исследованиях, к примеру, обнаруживается, что дети, посмотревшие телепрограмму с эпизодами насилия, затем ведут себя агрессивнее других детей (Feshbach, 1970; Rubinstein & Sprafkin, 1982). На первый взгляд может показаться, что эти данные свидетельствуют об отсутствии катарсиса: просмотр телевизионных сцен насилия не приводит к снижению агрессивности, как думали греки. Он ее повышает. Однако при более детальном анализе выясняется, что результаты, полученные в подобных исследованиях, не подлежат однозначной интерпретации в отношении того, что происходит с мотивом агрессии в результате просмотра сцен насилия. Это связано с тем, что мотивы, как уже неоднократно подчеркивалось, – являются ли они следствием характерологической предрасположенности или искусственной актуализации, – это не единственные детерминанты стремления действовать определенным образом (например, агрессивно). Поведение определяется также знаниями, навыками, ценностями.
В одном из характерных исследований (Feshbach, 1970) в течение нескольких недель одна группа детей смотрела телепрограммы со сценами насилия, а другая – телепрограммы иного содержания. При последующей оценке агрессивности было установлено, что дети, смотревшие агрессивные телепередачи, чаще совершают агрессивные действия. Это могло не иметь никакого отношения к тому, что происходило с их мотивами агрессии или власти, поскольку они, очевидно, узнали больше других детей о том, как быть агрессивными: просмотр агрессивных телепрограмм повысил их уровень знаний об агрессивности и навыках агрессивных действий. Более того, сам факт, что некие авторитетные люди предложили им посмотреть телепрограммы со сценами насилия, мог быть воспринят детьми как свидетельство приемлемости такого поведения, т. е. в эксперименте несколько изменяется значение, которое дети приписывают агрессивному поведению. Поэтому усиление агрессивности могло не иметь никакого отношения к изменению мотива агрессии, который мог оставаться на прежнем уровне или даже ослабевать, в то время как воздействие других детерминантов агрессивного поведения усиливалось.
Во многих исследованиях было показано: будет ли осуществлено агрессивное действие и снизит ли агрессивная реакция одного рода вероятность агрессивной реакции другого рода, зависит от понимания индивидом того, кто его фрустрирует и почему, и от того, поможет ли агрессивное действие одного или другого характера достичь определенной цели (см., например, Zumkley, 1978). Агрессивность обусловлена таким большим количеством факторов, что большинство исследований не позволяют сделать вывод об изменении собственно мотива на основании наблюдаемых изменений в агрессивном поведении.
В некоторых исследованиях была предпринята попытка более точно установить, касается ли катарсис мотивов, как они определяются и как их предлагается оценивать в данной главе. Классическое исследование было проведено Фешбахом (Feshbach, 1955). Испытуемых-студентов подвергли оскорблению, и таким образом была актуализирована их мотивация власти. Затем некоторым из них было предложено придумать рассказы по картинкам, а другим – выполнить ряд заданий якобы для оценки их способностей. Затем все студенты выполнили тест завершения незаконченных фраз и ответили на вопросы, касающиеся их отношения к исследованию и оскорбившему их экспериментатору. По сравнению с контрольной группой студентов, которые не подвергались оскорблению, оскорбленные студенты включали в завершающие фразы незаконченных предложений больше образов агрессии и проявляли большее недовольство экспериментатором, т. е. мотив власти действительно был актуализирован. Однако оскорбленные студенты, которым была предоставлена возможность пофантазировать о своем гневе, написав рассказы, включали в предложения значительно меньше агрессивных образов, чем оскорбленные студенты, выполнявшие затем другие задания. Это свидетельствовало о том, что фантазии на тему агрессии привели к катарсису у лиц с актуализированной мотивацией власти. Однако эта интерпретация имеет два недостатка. Возможно те, кто писал агрессивные рассказы, испытывала вину по этому поводу и, завершая незаконченные предложения, подавляла мысли об агрессии. Кроме того, написание рассказов, вероятно, более расслабляющее, более интересное занятие, чем тестирование, поэтому оно могло улучшить отношение испытуемых к исследованию и уменьшить их недовольство. То есть снижение уровня агрессивности могло быть обусловлено не выражением агрессии, а изменением в стимуляции агрессии.
Фешбах (Fechbach, 1961) провел еще один эксперимент, в котором оскорбленные студенты смотрели фильм либо про войну, либо нейтрального содержания, после чего изучались и оценивались на предмет агрессивности их ассоциации. Испытуемые, смотревшие фильм про войну, имели более низкий уровень мотивации власти (меньшее количество агрессивных ассоциаций), чем испытуемые, смотревшие нейтральный фильм. Трудно понять, каким образом различия в просмотренных фильмах могут объяснить полученный результат, как это было в первом эксперименте. У лиц с актуализированной мотивацией власти все же каким-то образом происходил катарсис.
Вместе с тем Фешбах обнаружил, что у испытуемых, которых не оскорбляли (у которых не была активирована мотивация власти), просмотр фильма о войне повышает уровень мотивации власти, о чем свидетельствовало большее, чем в случае просмотра нейтрального фильма, количество агрессивных ассоциаций. Иными словами, у тех, чья мотивация власти была актуализирована, фильм о войне снижал ее уровень, а у тех, у кого она не была актуализирована, – повышал.
Эти результаты были подтверждены в отношении характерологической, т. е. не только ситуационной, мотивации власти (McClelland & Maddocks, 1983). Предварительно обследованные испытуемые смотрели либо фильм, актуализирующий мотивацию власти (об успехах нацистов в Германии и преследовании евреев), либо фильм нейтрального содержания (о садоводстве). После просмотра их показатели потребности во власти вновь были оценены по результатам написанных ими рассказов. Точно так же как и в исследовании Фешбаха, испытуемые с исходно выраженной потребностью во власти обнаруживали более низкий уровень потребности во власти после просмотра фильма о нацистах, чем после нейтрального фильма, что указывало на наличие эффекта катарсиса. Испытуемые же с исходно низкими показателями потребности во власти обнаруживали более высокий уровень потребности во власти после просмотра фильма о нацистах, чем после просмотра нейтрального фильма: фильм о нацистах активировал у них мотив власти. Таким образом, если мотив или эмоция отсутствуют либо не актуализированы, катарсиса не происходит. Происходит нечто противоположное. При отсутствии мотива или эмоции стимулы, которые их обычно актуализируют, их действительно актуализируют. То есть можно сказать, учитывая все другие факторы, что просмотр агрессивных телепрограмм усиливает мотивацию власти у детей с исходно низким уровнем потребности во власти, но ослабляет мотивацию у детей с исходно высоким уровнем потребности во власти.
Предпринимаются также попытки определить влияние мотивации власти при осуществлении явно агрессивных видов деятельности. Стоун (Stone, 1950; цит. по: McClelland, 1951) оценивал выраженность агрессии в рассказах, написанных футбольными игроками до и после игрового сезона, а также в рассказах студентов мужского пола из подобранной контрольной группы. До футбольного сезона группы не различались по уровню агрессии, тогда как после него у футбольных игроков уровень агрессии оказался ниже. По-видимому, ежедневное участие в санкционированной агрессивной деятельности в течение нескольких месяцев уменьшило выраженность по крайней мере этого аспекта мотивации власти. К сожалению, другие аспекты мотивации власти в описываемом исследовании не оценивались, поэтому невозможно определить, не произошло ли в результате такой деятельности простого изменения направления, по которому канализируется мотивация власти. Как отмечалось ранее, Ферш (Fersch, 1971) также обнаружил снижение общих показателей потребности во власти после участия летом в физических испытаниях в рамках программы «Любитель странствий». Опять-таки, к сожалению, у Ферша не было контрольной группы, поэтому сохраняется вероятность того, что потребность во власти у любых учащихся старших классов снижается за летние каникулы.
Таким образом, получены определенные свидетельства в пользу того, что разрядка мотива власти снижает его силу у лиц с выраженной характерологической потребностью во власти или актуализированным мотивом власти. Однако утверждать это со всей определенностью нельзя, поскольку в большинстве исследований основное внимание уделяется оценке влияния катарсиса на агрессивность, которая имеет ряд немотивационных детерминантов.
Кроме того, недостаточно изучены эффекты катарсиса в отношении других мотивов. Снижается ли, например, потребность в достижении после успешного выполнения задания? Модель Аткинсона, обобщенная в табл. 7.2, предполагает, что в той мере, в какой успех изменяет вероятность успеха (а следовательно, и побудительную ценность достижения), он может изменить и тенденцию к осуществлению действия. Однако что можно сказать о влиянии успеха на мотив как таковой? Макклелланд, Аткинсон, Кларк и Лоуэлл (McClelland, Atkinson, Clark & Lowell, 1953) обнаружили, что после успешного выполнения задач уровень потребности в достижении оказывается незначительно ниже, чем после неудачного выполнения тех же задач. Это обстоятельство заслуживает более глубокого изучения, направленного на разграничение результатов влияния катарсиса на мотивы и результатов влияния катарсиса на поведение.
Роль мотива власти в употреблении алкоголя
Употребление алкоголя как средство для снижения тревоги
В 1940–1960-е гг. большинство психологов и психиатров считало, что мотивом к употреблению алкоголя является снижение напряжения и тревоги. Это мнение имело определенные основания. Алкоголь подавляет активность центральной нервной системы. Поэтому, рассуждали специалисты, люди употребляют его лишь для того, чтобы подавить неприятные эмоции, например тревогу. Кроме того, в то время была популярна бихевиористская модель, в которой побуждение рассматривалось как напряжение, а награда – как средство снижения напряжения (см. главу 3), и алкоголь понимался как нечто, что исполняет функцию награды, снижая напряжение. Более того, люди часто говорят, что пьют, «чтобы забыть о своих проблемах», хотя это более характерно для США, чем для других стран. Наконец, данные целого ряда клинических исследований свидетельствовали о том, что алкоголики испытывают тревогу в связи с фрустрацией потребности в зависимости и употребляют алкоголь, чтобы восстановить душевное равновесие (см. McClelland, Davis, Kalin & Wanner, 1972).
Калин, Кан и Макклелланд (Kalin, Kahn & McClelland, 1965) заявили, что господствующий взгляд на мотив к употреблению алкоголя неправомерен в связи с ошибочной убежденностью психологов того времени в том, что награда снижает напряжение, а также убежденностью общественности (достигшей апогея в период сухого закона) в том, что алкоголь – это безусловное зло, и единственное, что может побудить человека обратиться к спиртному, – это стремление избавиться от чего-то дурного. Хотя чрезмерное употребление алкоголя действительно может привести к притуплению чувств и мыслей, большинство людей во всем мире употребляют алкоголь в небольших количествах. Почему большинство людей за один прием употребляет совсем немного алкоголя? Вряд ли такие дозы способны существенно снизить тревогу.
Кроме того, Калин с соавторами (Kalin et al., 1965) заявили, что исследователи лишь строят предположения относительно того, что происходит в умах пьющих людей, а не изучают этот вопрос напрямую. Наконец, они выразили мнение, что условия, в которых исследовалось влияние алкоголя, значительно снижают вероятность обнаружения позитивных эффектов. Обычно алкоголь употреблялся в лабораторных условиях, при этом экспериментатор, авторитетное лицо в белом халате, выдавал испытуемым строго установленные дозы алкоголя. Для устранения эффекта внушения вкус алкоголя зачастую старались скрыть, так чтобы испытуемый не догадывался о том, что он пьет. В том, что считалось идеально контролируемым экспериментом, ни экспериментатор, ни испытуемый не знали, что получал последний, поскольку ему делалась инъекция либо алкоголя, либо физиологического раствора. Неудивительно, что в этих условиях мало кто из испытуемых ощущал комфорт или оживление. Такие процедуры не «устраняли внушение», как было принято считать, а, в сущности, вводили новые мощные факторы, связанные с экспериментатором как авторитетным лицом, неопределенностью в отношении употребляемой жидкости, вынужденным употреблением заранее определенных доз алкоголя и отсутствием нормальной социальной поддержки, сопряженной с употреблением алкоголя (см. McClelland et al., 1972).
На основании вышесказанного Калин с соавторами (Kalin et al., 1965) пришли к выводу: поскольку алкоголь должен употребляться в какой-то обстановке, лучше всего, если это будет обстановка, в которой алкоголь употребляется в повседневной жизни. Тогда у экспериментатора по крайней мере появится возможность изучить мотивы нормального социального употребления алкоголя. Калин с соавторами устраивали коктейльные вечеринки, которые обычно посещают студенты «мужских» колледжей. На этих вечеринках участникам разрешалось пить столько, сколько они обычно пьют, а не столько, сколько скажет экспериментатор. Время от времени вечеринка прерывалась, и участникам предлагалось написать рассказы к картинкам ТАТ, чтобы понять, о чем они в данный момент думают. Проводились также «контрольные» вечеринки, на которых участники писали рассказы к картинкам ТАТ, когда подавались вкусные блюда и безалкогольные напитки. В других случаях алкогольные или неалкогольные напитки подавались, как обычно, во время вечерних бесед в чьей-либо квартире. Во избежание влияния представлений испытуемых о том, каков должен быть эффект алкоголя, им просто сообщалось, что исследователей интересуют влияние вечеринок или вечерних бесед на процессы воображения (см. McClelland et al., 1972).
Влияние социального употребления алкоголя на мысли о власти и на самоконтроль
Первые результаты этих исследований показали, что по мере того как мужчины употребляли алкоголь, у них значительно усиливались мысли сексуального и агрессивного характера в сравнении с тем, каковы были их мысли в соответствующее время на «контрольных» вечеринках или до начала употребления алкоголя. Стало понятно, что такого рода образы, а также некоторые другие, усиливавшиеся при употреблении алкоголя, в действительности представляют собой подтипы образов власти по Винтеру (Winter, 1967). Проверка этих данных в последующих исследованиях позволила сделать вывод о том, что при употреблении алкоголя повышаются показатели потребности во власти. Создавалось впечатление, что мужчины пьют ради того, чтобы ощутить себя более сильными, а не для снятия напряжения, если судить, по крайней мере, по их мыслям во время употребления алкоголя.
Дэвис (McClelland et al., 1972) проверил это предположение, создав условия, при которых мужчинам казалось, что от них требуются более решительные действия, однако они не были уверены в том, смогут ли их совершить. Дэвис добился этого, попросив испытуемых провести другого испытуемого с завязанными глазами по оживленным улицам города. После выполнения задания, когда пары отдыхали в баре, те, на кого была возложена повышенная ответственность, связанная с необходимостью исполнять функции поводыря таким не слишком удобным образом, выпили больше, чем те, кто шел с завязанными глазами. Иными словами, мужчины, испытывавшие некоторую неловкость и неуверенность в связи с возложенной на них ответственностью, пили больше, чтобы ощутить себя более сильными.
Впоследствии было обнаружено, что женщины реагируют на алкоголь иначе: на вечеринках, где присутствовали оба пола, при употреблении алкоголя их показатели потребности во власти не возрастали (см. Wilsnack, 1974). Напротив, употребление алкоголя создавало у них ощущение, что они более доброжелательны и мягки. Таким образом, алкоголь заставляет мужчин чувствовать себя более сильными, а женщин – более дружелюбными. Пока неизвестно, обусловлено это различие физиологическими механизмами взаимодействия алкоголя и гормонов, соотношения которых неодинаковы у мужчин и женщин, либо неодинаковыми социально-ролевыми ожиданиями. Влияние алкоголя на представителей разных этнических групп также неодинаково (Ewing, Rouse, & Pellizari, 1974).
В том же исследовании было обнаружено, что после четвертого-пятого небольшого бокала происходит значительное снижение самоконтроля, что подтверждает расхожее мнение о растормаживающем воздействии алкоголя (McClelland et al., 1972). Измерялись два параметра самоконтроля. Первый – контроль времени – оценивался по тому, насколько часто в рассказе так или иначе упоминалось время: например, сколько времени кому-либо понадобилось на выполнение чего-либо или когда персонаж сделал нечто. Число испытуемых, упоминавших время в своих рассказах в середине и в конце коктейльной вечеринки, оказалось значительно меньше, чем в начале. Вторым параметром была сдержанность; она оценивалась по частоте упоминания в рассказах слова нет (не). Доля рассказов, в которых нет появлялось по меньшей мере два раза, значительно уменьшалась к концу вечеринки (McClelland et al., 1972).
Таким образом, употребление алкоголя оказывало двоякое воздействие на мужчин: оно усиливало мысли о власти и ослабляло сдерживающие мысли. Более того, содержание мыслей о власти оказалось зависимым от выраженности признаков самоконтроля. С одной стороны, если испытуемый имел низкий показатель сдержанности, его мысли о власти чаще были связаны с личным доминированием – с однозначной победой над кем-либо, как, например, в игре, где выигрыш одного означает проигрыш другого. С другой стороны, если испытуемый имел высокие показатели сдержанности, мысли о власти чаще были связаны с действиями во благо других, человечества или ради доброго дела. Кроме того, результаты использования власти описывались более неопределенно или с иронией.
Эти различия иллюстрируют два сюжета рассказов, написанных по картинке, на которой был изображен боксер:
1) «Он борется за звание чемпиона – это шанс выиграть крупную сумму, оставить бокс и уехать загорать на Таити»;
2) «Он борется за звание чемпиона – это шанс выиграть крупную сумму. Его ребенок лежит в больнице, ему нужна дорогая операция».
Первый тип образов власти называют образами персонализированной власти, поскольку цель связана с личной выгодой. Второй тип образов называют образами социализированной власти, поскольку потребность во власти поставлена на службу интересам окружающих.
Рисунок 8.6 иллюстрирует влияние различных доз алкоголя на частоту образов персонализированной и социализированной власти в рассказах, написанных участниками коктейльных вечеринок. Кривые иллюстрируют «двойной эффект алкоголя», который изначально пытались выявить исследователи. После двух небольших бокалов кривая социализированной власти достигает высшей точки, а затем, при дальнейшем употреблении алкоголя, снижается. Кривая же персонализированной власти при употреблении алкоголя неизменно возрастает. Результат неудивителен; он предопределяется тем обстоятельством, что по мере употребления алкоголя показатели самоконтроля снижаются, а показатели персонализированной власти связаны с более низким самоконтролем, точно так же как показатели социализированной власти – с более высоким самоконтролем. Таким образом, употребление мужчинами небольших доз алкоголя усиливает у них социализированные мысли о власти – мысли о собственной значимости, авторитетности на работе или в семье, однако продолжение употребления алкоголя приводит к мыслям о господстве – о победе над кем-либо в соревновании или, возможно, даже об избиении кого-либо.
Рис.8.6. Доля испытуемых, включивших в рассказы образы персонализированной и социализированной власти по мере увеличение доз алкоголя (по McClelland, Davis, Kalin & Wanner, 1972)
Связь мотива власти и самоконтроля со злоупотреблением алкоголем и другими формами поведения
Если мужчины употребляют алкоголь именно ради чувства превосходства, возможно, мужчины с выраженным мотивом власти употребляют больше алкоголя. То есть лица с более высокими показателями персонализированной власти или более высокими показателями потребности во власти и низкими показателями сдержанности, по-видимому, должны пить больше остальных. Именно таково положение вещей. В двух независимых выборках мужчин показатель персонализированной-социализированной потребности во власти коррелировал с количеством/частотой употребления алкоголя по данным самоотчетов (r = 0,32; N = 50; р< 0,05 и r = 0,24; N = 108; р < 0,05).
На рис. 8.7 представлены те же результаты, но в несколько иной форме. Испытуемые из двух выборок были разделены на группы по следующим критериям:
1) высокие показатели потребности во власти и низкие/высокие показатели сдержанности;
2) низкие показатели потребности во власти и низкие/высокие показатели сдержанности.
Очевидно, что в обеих выборках мужчины с высокими показателями потребности во власти и низкими показателями сдержанности чаще, чем мужчины из трех других подгрупп, квалифицировались как лица, злоупотребляющие алкоголем (по данным самоотчетов). Общий уровень употребления алкоголя во второй выборке ниже, чем в первой, однако процент злоупотребляющих алкоголем в разных подгруппах одинаков. Заслуживает внимания то обстоятельство, что выраженная потребность во власти сочетается со злоупотреблением алкоголем только у лиц с низкими показателями сдержанности. Если показатели сдержанности высоки, доля лиц с выраженной потребностью во власти, склонных злоупотреблять алкоголем, крайне мала.
Рис.8.7. Доля злоупотребляющих алкоголем среди мужчин с высокими/низкими показателями потребности во власти и высокими/низкими показателями сдержанности (по McClelland, Davis, Kalin & Wanner, 1972)
Эти исследования также продемонстрировали, что потребность во власти и самоконтроль влияют на поведение вне зависимости от употребляемых доз алкоголя. На рис. 8.8. представлены результаты факторного анализа разных видов деятельности, которыми занимались 108 мужчин из второй выборки.
Рис.8.8. Переменные употребления алкоголя и переменные других видов деятельности в пространстве факторов ассертивности и сдержанности (по McClelland, Davis, Kalin & Wanner, 1972)
Как отмечалось в главе 2, факторный анализ предполагает оценку связей между парами разных видов деятельности (в качестве примеров из этого исследования можно привести более частое употребление вина и более частое употребление пива или выкуривание большого количества сигарет и продолжительное пребывание за работой). Из всех интеркорреляций пар видов деятельности статистически выделяются факторы, которые наилучшим образом объясняют большинство выявленных связей.
В данном случае два независимых фактора – один, связанный с выраженностью потребности во власти, а второй с самоконтролем – позволили приемлемо объяснить интеркорреляции между всеми переменными. Например, употребление пива и употребление вина оказались не очень тесно связаны: люди, употребляющие много вина, не обязательно употребляют много пива. Употребление вина имеет весьма высокую факторную нагрузку по фактору ассертивности (власти) и фактору сдержанности, тогда как показатели употребления пива – высокую факторную нагрузку по фактору ассертивности и фактору недостаточной сдержанности. Такого рода классификация видов деятельности прояснила некоторые из прежних результатов, касающихся коррелятов показателей потребности во власти. Например, статус должностного лица и употребление вина имеют высокие факторные нагрузки как по фактору ассертивности (потребности власти), так и по фактору сдержанности, тогда как количество употребляемых крепких спиртных напитков имеет высокую факторную нагрузку по фактору ассертивности и низкую – по фактору сдержанности. Аналогично занятия спортом сочетаются с выраженной потребностью во власти и некоторой сдержанностью, но не низким уровнем сдержанности. Быстрая езда на автомобиле и штрафы за превышение скорости вполне закономерно сочетаются с ассертивностью и недостаточной сдержанностью. Результаты факторного анализа показали, что сдержанность является важным модулятором потребности во власти: она определяет, проявляется мотив власти в социально приемлемой форме или в безрассудных попытках произвести впечатление сильного человека.
Каким образом зрелость влияет на проявление мотива власти
Определение показателей социально-эмоциональной зрелости
Еще большую ясность в вопрос о способах удовлетворения мотива власти внесло установление их зависимости от социально-эмоциональной зрелости индивида. Как отмечалось в главе 2, Эриксон (Erickson, 1963) переработал теорию Фрейда о психосексуальных стадиях развития в полноценную концепцию психосоциального, или социально-эмоционального, развития.
Стюарт (Stewart, 1973) пришла к выводу о необходимости разработки метода для оценки выраженности ориентаций, характерных для каждой стадии. Она использовала подход, который доказал свою эффективность при разработке методов оценки человеческих мотивов, таких как мотив достижения и мотив власти. Она отобрала группы студентов-первокурсников колледжей, каждая из которых представляла яркий пример ориентации, характерной для какой-либо стадии, и сравнила содержание написанных ими рассказов. То есть она отобрала шесть первокурсников, которые наиболее очевидно представляли ориентацию оральной стадии так, как она определяется в психоанализе. Это были студенты, евшие, пившие и курившие значительно больше, чем другие первокурсники, и не получившие высоких показателей по каким-либо поведенческим критериям других психосексуальных стадий. Затем Стюарт разработала систему кодирования для оценки содержательных элементов их рассказов, которые отличали их от первокурсников, не соответствовавших с очевидностью к какой-либо из стадий. Аналогичным образом они отобрала шесть первокурсников, обладавших чертами, наиболее характерными для анальной стадии, о чем свидетельствовало количество «ритуалов», которые они использовали, прежде чем пойти спать, например принимали душ, освобождали карманы, чистили зубы, шли в туалет, заводили будильник, открывали окно и т. д. Фаллическую стадию представляли молодые люди, которые, по их же словам, встречались в старших классах с большим числом девушек и назвали среди важных мотивов отношений с девушками «повышение репутации» и «секс». Студентов относили к группе генитальной стадии, если у них была постоянная подруга, которой они были верны, и если на свиданиях они чаще всего занимались учебными делами и вступали в любовные отношения. Таким образом, они соответствовали постулату Фрейда о том, что зрелость представляют «любовь и труд».
Стюарт обнаружила, что рассказы этих представителей «чистых психосексуальных типов» отличаются от других рассказов так, как можно было бы предположить в соответствии с психоаналитической теорией. Полученные результаты свидетельствовали о том, что найден способ оценки по крайней мере ранних стадий по Эриксону (см. табл. 2.4). Некоторые из результатов Стюарт обобщены в табл. 8.5. Стадии систематизированы по двум критериям: по локализации источника власти (внутри или вне «Я») и по объекту воздействия («Я» или другой человек).
Эта классификационная система позволяет выделить четыре психосексуальные стадии. На первой, оральной, стадии источником власти является другой человек, обычно мать, и объектом воздействия – собственное «Я»; это определяет доминирующую модальность – потребление, как, например, при кормлении младенца матерью. На второй стадии источник власти смещается на «Я», но в то же время «Я» остается объектом воздействия, как, например, в случае, когда дети пытаются научиться самоконтролю на стадии, которую Эриксон назвал стадией автономности. На третьей, фаллической, стадии источником власти остается «Я», однако теперь воздействие направлено на других, как, например, в ситуации, когда ребенок пытается оказать влияние на других людей. Модальность этой стадии – уверенность в себе. И наконец, на четвертой, генитальной, стадии источник власти перемещается с «Я» на кого-либо вышестоящего в окружающем мире, на институциональный авторитет, такой как семья, Церковь или государство, а человек действует под влиянием вышестоящего, чтобы повлиять на других людей. Эриксон (Erickson, 1963) иллюстрирует достижение этой высшей стадии следующим примером: пройдя в подростковом возрасте через эгоцентрические стадии II и III, человек может вступить в брак. Вступив в брак, люди рано или поздно обнаруживают, что находятся в отношениях обязательства или в «институте», который представляет нечто большее, чем они сами как индивидуумы. Супруги делают что-то как представители института брака; возможно, они никогда не сделали бы подобные вещи от собственного имени. Это оказывается еще более очевидным, когда они становятся родителями и начинают делать что-то для ребенка как родители, на что, возможно, они никогда не решились бы сами по себе.
В табл. 8.5 также приведены краткие описания тем в рассказах, характерные для лиц, принадлежащих к разным стадиям. Например, в сфере авторитетов и власти те, кто находится на стадии I, чаще воспринимали власть как источник благодеяния, обеспечивающий людей чем-либо. Те же, кто находится на стадии II, усматривали во власти критичность, требование к людям контролировать себя. На стадии III испытуемые описывали бунт против власти, что вполне закономерно для ассертивной стадии. На стадии IV власть описывалась уже не как нечто личное – прямая попытка одного человека повлиять на другого, – а как неопределенное, безличное, институциональное.
Другие характеристики мышления, выявленные в рассказах лиц на каждой из стадий, соответствовали прогнозам в отношении того, что должны чувствовать и думать эти люди согласно психоаналитической теории. Так, испытуемые, находившиеся на оральной стадии, описывали ожидающих людей, что позволяет провести параллель с ожиданием Фрейда в его оральном сне (см. главу 2). Находившиеся на анальной стадии описывали патологически опрятных людей, что соответствует компульсивности в схеме Эриксона (см. табл. 2.4). Находившиеся на фаллической стадии описывали людей инициативных, но также испытывающих чувство вины из-за неудач и склонность к избеганию, которые, согласно табл. 2.4, могут приводить к подавлению и истерическим симптомам.
Таблица 8.5
Стадии психосексуальной зрелости (по McClelland, 1975) Источник власти Объект воздействия власти Вовне «Я»
Для создания полноты картины в табл. 8.5 также приведены ценности, которые предположительно наиболее важны на каждом из уровней развития (McCleland, Constantian, Pilon & Stone, 1982).
Так, родители подчеркивают важность уважения авторитетов на стадии I, важность самостоятельности – на стадии II, важность развития навыков – на стадии III и важность понимания и учета интересов других людей – на стадии IV. С позиции ребенка дети должны учится ценить поддержку и утешение на стадии I, знания – на стадии II, уверенность в себе – на стадии III и сочувствие – на стадии IV.
Макклелланд (McClellan, 1975) попытался показать, что авторитетные фигуры, такие как гуру или духовные вожди, например Иисус, в описаниях проявляют власть всеми этими способами. Они утешали, демонстрировали незаурядные знания, эффективно влияли на окружающих и проявляли сострадательность.
Другие проявления мотива власти в зависимости от уровня зрелости
Если исходить из теории, мотив власти должен проявляться по-разному в зависимости от уровня зрелости человека. Если человек ориентирован преимущественно на стадию I, мотив власти будет выражаться в модальности потребления, если на стадию III – в модальности уверенности в себе.
Однако нет никаких оснований считать, что человек, ориентированный на стадию III, будет демонстрировать поведение, характерное для других стадий. Поэтому суммировать или усреднять показатели для всех возможных форм выражения мотива власти на всех стадиях для одного человека не имеет смысла. В противном случае каждый получит высокий показатель по формам поведения, характерным для доминирующей стадии, и низкий показатель по формам поведения, характерным для других стадий, в результате чего у всех получатся примерно одинаковые суммарные или средние показатели. Таким образом, вряд ли можно ожидать наличия тесной связи между показателем потребности во власти и суммой всех возможных проявлений мотива власти, характерных для всех стадий. Скорее можно прогнозировать тесную связь между показателем потребности во власти и высоким показателем по одной из форм поведения, характерных для разных стадий.
Для проверки этого теоретического предположения Макклелланд (McClelland, 1975) подобрал виды деятельности, теоретически и эмпирически характерные для каждой из стадий:
– стадия I (модальность потребления): чтение произведений, связанных с властью;
– стадия II (модальность автономности): свидетельства самоконтроля или подавления множественных агрессивных побуждений;
– стадия III (модальность уверенности в себе): часто выражаемый гнев, направленный на других людей;
– стадия IV (модальность взаимности): членство в общественных организациях.
В выборке, состоявшей из 85 взрослых мужчин, ни одна из этих форм проявления мотива власти не коррелировала с показателем потребности во власти. Это соответствует теоретическому предположению, поскольку лица, находящиеся на стадии I, не должны вступать в большое количество общественных организаций, а лица, находящиеся на стадии IV, не должны особенно увлекаться чтением произведений, связанных с властью. Таким образом, в смешанной группе мужчин, представляющих все четыре стадии, нет оснований ожидать наличия тесной связи между любой из этих форм проявления мотива власти и показателем потребности во власти. Кроме того, суммарные показатели испытуемых не должны тесно коррелировать с показателем потребности во власти, поскольку высокий показатель выраженности поведения, характерного для предпочтительной стадии, компенсируется низкими показателями по формам поведения, характерным для других стадий. Фактически в данной выборке мужчин коэффициент корреляции показателя потребности во власти со средними показателями выраженности этих четырех форм поведения составлял лишь 0,19, т. е. не достигал уровня статистической значимости.
В то же время коэффициент корреляции показателя потребности во власти с проявлением мотива, соответствующим индивидуальной стадии каждого из испытуемых, составлял 0,32 (p < 0,05). То есть показатели выраженности каждой из альтернативных форм поведения были стандартизированы, что сделало их сопоставимыми, и каждому из испытуемых был присвоен высший стандартизированный показатель, который он получил по одной из этих четырех форм поведения. Мужчины с высокими показателями потребности во власти в целом имели более высокие стандартизированные показатели по той или иной из указанных форм поведения, чем мужчины с низкими показателями потребности во власти. Это подтверждает тот факт, что выраженная потребность во власти приводит к более активному участию в том или ином виде деятельности, связанном с властью, хотя то, какой именно вид деятельности изберет человек, зависит от опосредующей переменной, а именно уровня зрелости.
Клиницисты часто отмечают, что мотивы проявляются по-разному. Иногда место исчезнувшего в ходе лечения симптома занимает другой симптом; это объясняется тем, что мотивационная проблема остается неизменной, и когда один путь удовлетворения мотива блокируется, мотив проявляется иным способом. В описанных в главе 2 сновидениях Перри из «Хладнокровного убийства» мотив власти проявлялся сначала в модальности уверенности в себе – в попытке заполучить нечто ценное. Когда этот путь удовлетворения мотива был блокирован проглотившей его змеей, Перри обратился к мыслям, характерным для стадии II, где основной темой является тема самоконтроля. Когда его наказали за недостаточный самоконтроль, он перешел на оральную стадию, стадию потребления, и представлял себе неистощимый запас великолепных яств.
Статистические данные просто подтверждают то, о чем уже давно твердят клиницисты: мотивы проявляются по-разному – в зависимости от стадии зрелости и от того, блокирован или нет тот либо иной путь проявления мотива. Иными словами, мотивы многолики. В то же время черты характера, навыки и привычки остаются относительно неизменными. Человек обычно устойчиво застенчив, устойчиво склонен к опозданиям или устойчиво хорошо играет на фортепиано. Поэтому, если кому-то, например, в ходе поведенческой терапии (см. главу 12) удается избавиться от застенчивости, нет никаких оснований полагать, что у него сформируются другие симптомы. По-разному проявляются не черты характера, а мотивы.
При обследовании женщин не были получены такие же результаты, что, по-видимому, объясняется различиями между полами в проявлении мотива на каждой из стадий (McClelland, 1975). Можно предположить: на проявление мотива власти влияют не только стадии зрелости, но и ценности. Макклелланд обнаружил, что ценности женщин отличаются от ценностей мужчин. Вне зависимости от показателей потребности во власти женщины в обследованной им выборке были более социоцентричны, чем мужчины, что подтверждают и другие исследования. Родители девочек были более склонны прививать им социоцентричные представления, чем мальчикам. Женщины состояли в большем количестве общественных организаций. Они чаще давали взаймы деньги и чаще соглашались посмотреть за детьми, поскольку им это нравится.
По сравнению с женщинами, имевшими низкие показатели потребности во власти, женщины, имевшие высокие показатели потребности во власти, чаще придерживались диеты, имели больше кредитных карт, ежедневно потребляли больше жидкости (сока, кофе и других неалкогольных напитков), чаще утверждали, что были бы не против стать донором органов после смерти. Это свидетельствует о том, что женщины в данной выборке в большей мере, чем мужчины, придерживались альтруистических ценностей. У них мотив власти пробуждает желание получить доступ к ресурсам, чтобы передать их другим людям. Исходя из того, что они поддерживают свое тело в форме, придерживаясь диет и потребляя больше жидкости, а также в связи с тем, что у них больше кредитных карт, можно предположить, что у них больше возможностей оказывать помощь. Они даже задумываются о том, чтобы использовать свое тело после смерти как ресурс для других людей. С другой стороны, поскольку мужская роль предполагает ценность ассертивности, мужчины с выраженной потребностью во власти скорее ассертивны и настроены на конкуренцию, чем заинтересованы в накоплении ресурсов для их последующей передачи другим людям.
Половые различия в проявлении мотива власти на разных стадиях зрелости
Винтеру (Winter, 1982) удалось получить убедительные доказательства того, что в целом у женщин мотив власти действует точно так же, как у мужчин. Он в той же мере активируется при просмотре сеансов гипноза или прослушивании «воодушевляющих» выступлений. Многие из поведенческих коррелятов мотива власти одинаковы у студенток и студентов колледжей. Лица обоего пола, имеющие высокие показатели потребности во власти, чаще вступают в общественные организации и занимают там ответственные посты, чаще выбирают профессию учителя или журналиста, которая предоставляет большие возможности оказывать влияние на других людей.
Основное различие между поведением мужчин и женщин, связанным с потребностью во власти, определяется тем, что Винтер (Winter, 1982) называет экспансивным побуждением (невоздержанностью). Мужчины с выраженной потребностью во власти более склонны участвовать в драках, азартных играх, употреблять алкоголь, пытаться сексуально использовать женщин. (См. один из следующих разделов, посвященных «синдрому донжуана», а также табл. 8.9.) Для женщин это нехарактерно, поскольку, утверждает Винтер, их мотивы власти проявляются более социализированно. В качестве доказательства он приводит данные кросскультурных исследований Уайтингов (Whiting & Whiting, 1975), свидетельствующие о том, что старшие братья и сестры обычно ведут себя более альтруистично, поскольку следят за младшими братьями и сестрами, а чаще всего это делают девочки, поэтому, как уже отмечалось, они вырастают более социально-ориентированными, социоцентричными. Винтер приводит еще одно подтверждение своей гипотезы, указывая на то, что у лиц любого пола, не имеющих младших братьев или сестер, высокие показатели потребности во власти связаны с экспансивным побуждением, тогда как у лиц, имеющих младших братьев и сестер, потребность во власти проявляется более социализированно, например в том, что человек занимает ответственную должность. Поскольку в нашей культуре женщинам обычно, хотя и не всегда, прививаются социоцентричные ценности, их мотив власти проявляется реже в экспансивном поведении и чаще – в социализированном. Эта линия рассуждений вновь подчеркивает важность учета ценностей при попытке спрогнозировать, с каким поведением будет связан мотив.
Мотив власти у мужчин и женщин проявляется неодинаково по причине различий полоролевых ценностей. Это иллюстрирует табл. 8.6, в которой обобщены способы проявления мотива власти на разных стадиях психосоциальной зрелости (McClelland, 1975).
Коэффициенты корреляции, представленные в данной таблице, были вычислены следующим образом. Показатель потребности во власти и показатель для конкретной стадии, полученный с помощью системы кодирования Стюарт, были переведены в стандартные показатели со средним отклонением 50 и стандартным – 10. Затем они были просуммированы, поскольку теперь они имели одинаковый вес, и сумма была соотнесена с определенными характеристиками, например с количеством ориентированных на власть журналов (в частности, Playboy и Sports Illustrated), которые читал испытуемый. Поскольку в этом исследовании было выявлено множество связей и некоторые из них, по-видимому, оказались случайными, все приведенные в табл. 8.6 коэффициенты корреляции были проверены в двух случайных выборках, полученных при произвольном разделении исходной выборки. Если коэффициенты корреляции, полученные в двух этих выборках, существенно различались, то они исключались. Таким образом, первый коэффициент корреляции в верхнем левом углу табл. 8.6 означает, что мужчины с высокими показателями потребности во власти и поведения, соответствующего стадии I, чаще читали журналы, тематически связанные с властью, чем мужчины с низкими показателями по обоим этим параметрам.
Таблица 8.6
Проявление мотива власти на разных стадиях психосоциальной зрелости у взрослых мужчин (N = 85) и женщин (N = 115) (по McClelland, 1975)
В другой части опросника испытуемым задавался вопрос, насколько часто они говорят со своими родными или друзьями о том, что обычно хранят в секрете, например о проблемах со здоровьем, трудностях на работе, сексуальных проблемах. Мужчины с выраженной потребностью во власти и ориентацией, характерной для стадии I, часто делились подобной информацией. Они также отличались большей «интрацептивностью», т. е. считали свои фантазии важной частью жизни, полагали значимым понимать мотивы поведения других людей и иногда рассуждали об объектах природы так, будто они обладают человеческими качествами. Выявленная тенденция статистически незначима, однако теоретически очень важна, поскольку согласуется со следующим результатом, который свидетельствует о том, что среди мужчин, явственно идентифицирующих себя со своими матерью или отцом, чаще идентифицировали себя с матерью те, кто находился на стадии I. Они утверждали, что похожи на мать больше, чем на отца, и предпочитали такие метафоры для смерти, как, например, «сострадательная мать», подразумевающую слияние с божественной землей. Этот комплекс называется преэдипальной идентификацией с матерью и согласуется с постулатами психоаналитической теории, поскольку лица, находящиеся на стадии орального потребления, должны быть чрезвычайно близки к своим матерям и поглощены «мыслями о том, что конечной реальностью является мир психический, а не материальный» (McClelland, 1975). Они еще как бы не разорвали раннюю симбиотическую связь с матерью и ориентируются на поддержание чувства единства, «слитости» с миром, которое также проявляется склонностью делиться с окружающими своими переживаниями.
На стадии II мужчины с выраженной потребностью во власти также ведут себя в соответствии с теоретическими представлениями. Они более склонны подавлять агрессивные побуждения, отвергают предъявляемые к ним институциональные требования и уже не просят о помощи своих родителей. Они проявляют автономность и независимость.
На стадии III они проявляют типичные ассертивные характеристики, которые Винтер (Winter, 1973) связывает с прославленным соблазнителем Дон Жуаном. Они предпочитают иметь близкие отношения сразу с несколькими женщинами, чаще лгут и больше пьют, причем по неблаговидным причинам (забыть о проблемах). Они коллекционируют предметы, символизирующие их значимость. Неудивительно, что их мало интересует забота о ребенке.
То, как ведут себя мужчины с выраженной потребностью во власти на стадии IV, не совсем ясно, возможно, потому, что в мужских ценностях нашей культуры не поощряется альтруизм, который должен отличать людей на четвертом уровне зрелости. Тем не менее они чаще делятся личной информацией с женами и имеют более скромное имущество, что должно характеризовать людей, преодолевших эгоцентрические стадии II и III. Что касается теоретически наиболее важной характеристики, они демонстрируют лишь слабую тенденцию состоять в большем количестве общественных организаций, хотя в других выборках эта корреляционная связь оказывается значительно более тесной.
В свете схематичности описания мужчин, находящихся на стадии IV, обнадеживают данные исследования, свидетельствующие о том, что те, кто начал работу в крупной корпорации, имея высокие показатели стадии IV, в течение последующих 16 лет получили больше шансов выдвинуться на руководящую должность. Среди выпускников школ с высокими показателями по стадии IV за 16 лет работы в компании 52 % были повышены до третьего уровня и выше по сравнению с 27 % тех, кто имел низкие показатели по стадии IV (p< 0,05; McClelland & Boyatzis, 1982). Иными словами, их ориентированность на интересы компании, а не на личную выгоду (как на стадиях II и III) способствовала более быстрому карьерному росту. Среди выпускников колледжей это различие не достигало уровня статистической значимости, поскольку они, имея соответствующее образование, продвигались по службе автоматически, а не благодаря личным качествам.
У женщин мотив власти проявляется иначе. На стадии I женщины с выраженной потребностью во власти более ориентированы на мужчин, точно так же, как мужчины, находящиеся на стадии I, более ориентированы на женщин. В исследовании Макклелланда (McClelland, 1975) испытуемых просили перечислить инициалы людей, которые в процессе их взросления действовали на них особенно ободряюще, оценить уровень вдохновения, который они получали от каждого из этих людей, а затем указать их пол. Женщины с выраженной потребностью во власти, находившиеся на стадии I, получали большее впечатление (модальность потребления) от мужчин, а также чаще идентифицировали себя со своим отцом, что определялось таким же способом, как и идентификация с матерью мужчин. То есть женщины с высокими показателями потребности во власти, находящиеся на стадии I, отмечают, что чаще обижались на отца, и предпочитают жестокие метафоры смерти, а не метафору соединения с божественной землей. Получив $10 000, эти женщины предпочли бы их куда-нибудь вложить. Они чаще отмечают у себя симптомы соматических расстройств. Эти данные свидетельствуют о том, что женщины с выраженной потребностью во власти, находящиеся на стадии I, в наибольшей мере ориентированы на восприятие себя как нуждающихся в ресурсах, которыми они бы могли поделиться: они хотят иметь больше денег, чтобы дать их кому-нибудь, а также испытывают большее беспокойство при нарушении функционирования организма.
На стадии II женщины также демонстрируют типичные признаки независимости. Как и у мужчин, находящихся на этой стадии, у них больше агрессивных побуждений, которые они пытаются сдерживать. В любовных отношениях они предпочитают постоянство, однако утверждают свое право встречаться с другими мужчинами по своему желанию. Они меньше делятся переживаниями со своей матерью. То есть и в мужчинах, и в женщинах силен дух независимости, характерный для стадии II.
На стадии III женщины с выраженной потребностью во власти более склонны открыто выражать свой гнев, больше путешествуют, любят пробовать новые блюда и хранят в секрете свою сексуальную жизнь. Очевидно, они более ассертивны, точно так же, как и мужчины, находящиеся на этой стадии. Однако как объяснить то обстоятельство, что они также более интрацептивны, т. е. психологически сведущи? Если мы правильно трактуем психологическую искушенность мужчин, находящихся на стадии I, как проявление слияния с материнским жизненным источником, то должны заключить, что женщины, находящиеся на стадии III, неосознанно стремятся идентифицироваться с собственным полом и разделить чувство «всепоглощающего единства» с миром. Если для мужчин с выраженной потребностью во власти стадия III означает ассертивное поведение, донжуанский стиль, то аналогичным мифическим персонажем для женщин, безусловно, должна быть Диана-охотница, преследующая в окружении нимф добычу в лесу.
Особенности женщин с выраженной потребностью во власти, находящихся на стадии IV, значительно более ясны, чем особенности мужчин. Они более склонны вступать в общественные организации, как и следовало бы предположить исходя из теории. Они чаще делятся секретами со своими мужьями. Возможно, ожидавшиеся связи оказались наиболее выраженными у женщин, поскольку в американской культуре необходимость альтруизма подчеркивается в основном для женщин.
Заслуживает внимания тот факт, что оба пола на стадии I ориентированы в большей мере на противоположный пол, затем на стадии II разрывают эти узы зависимости, становятся уверенными в себе и идентифицируются с собственным полом на стадии III и в конце концов, сформировав устойчивую самоидентичность, приобретают на стадии IV способность делиться с противоположным полом. Это именно то, чего можно было бы ожидать, опираясь на психоаналитическую теорию. Маленькие мальчики на начальном этапе весьма привязаны к матери; они должны разорвать эту связь (стадия II), сформировать устойчивую мужскую идентичность на стадии II, и только потом, на высшей стадии психосоциальной зрелости, они приобретают способность делиться с женщиной на основе представления о равенстве. Женщины начинают свой жизненный путь с зависимости от отца, разрушают эту связь, формируют женскую идентичность и приобретают способность делиться с партнером-мужчиной в браке. В американских культурных ценностях особое значение придается стадиям II и III.
Психологи, психиатры и учителя чрезвычайно обеспокоены кризисом зависимости: они подчеркивают важность разрыва тесных связей с родителями, обретения самостоятельности и независимости. Они также обеспокоены кризисом перехода со стадии II на стадию III, поскольку их волнует судьба людей, остающихся в одиночестве. Они утверждают, что люди должны становиться более экстравертированными и ассертивными. Однако в американской культуре, за исключением религиозных общин, относительно мало внимания уделяется переходу со стадии III на стадию IV. Фактически шкалы, разработанные другими психологами (Kohlberg, 1969; Loevinger, 1966), останавливаются на стадии III, на которой полная актуализация Я рассматривается как высший уровень развития. В то же время в психоаналитической теории и во всех мировых религиях предусматривается более высокая стадия зрелости, на которой люди поступаются определенными эгоцентрическими интересами ради блага других людей.
Как связана потребность во власти с достижением разных уровней зрелости? Она облегчает достижение стадии IV женщинами и препятствует ее достижению мужчинами. Это было обнаружено путем соотнесения показателя стадии IV либо суммарного показателя стадии IV и потребности во власти с максимальным выражением любой из группы проявлений мотива власти, характерных для этой стадии. У мужчин показатель стадии IV коррелировал с характерными для этой стадии проявлениями мотива на уровне 0,23, однако добавление показателя потребности во власти снижало коэффициент корреляции до 0,14, делая его статистически незначимым. У женщин ситуация была обратной. Добавление показателя потребности во власти к их показателям стадии IV повышало коэффициент корреляции с 0,24 до весьма значимого – 0,39. «Если стадия IV, как утверждает теория, представляет собой переход к взаимности и равенству, нетрудно догадаться, что у мужчин выраженная потребность во власти, акцентуируя ассертивную мужскую роль, будет затруднять поведение, характерное для стадии IV. Для женщин же справедливо обратное: если они движутся к взаимности, то должны вести себя более ассертивно, чем это традиционно предписывается женщинам» (McClelland, 1975). Женщины с выраженной потребностью во власти переходят от зависимости от мужчин к способности делиться с ними на равных началах.
Контролируемая и сдерживаемая ассертивность в организационном поведении
Синдром мотива лидерства у менеджеров
Исследователи уделяют пристальное внимание мужчинам, ассертивность которых на стадии III носит либо импульсивный (стадия IIIa), либо контролируемый (стадия IIIb) характер, поскольку изучение употребления алкоголя показало, что проявление мотива власти в значительной мере зависит от способности к самоконтролю. Теоретически мужчины, находящиеся на стадии IIIа, должны быть импульсивно ассертивны и не должны быть особенно хорошими партнерами или менеджерами, тогда как мужчины, находящиеся на стадии IIIb, должны быть лучшими руководящими работниками, поскольку они способны сдерживать свои властные побуждения. В целом исследования подтвердили эту гипотезу. Среди сервис-менеджеров одной крупной организации 73 % тех, кто был отнесен к категории IIIb (стадия III, сдержанность), были выдвинуты на более высокие посты по сравнению с 40 % тех, кто был отнесен к категории IIIa (стадия III, недостаточная сдержанность). Однако у линейных менеджеров и менеджеров по продажам ситуация была обратной; 88 % тех, кто был отнесен к категории IIIa, были выдвинуты на более высокие посты по сравнению с 63 % тех, кто был отнесен к категории IIIb. Различие между этими распределениями статистически значимо (McClelland & Boyatzis, 1982). Иными словами, многое зависит от характера менеджерской работы. Сервис-менеджеры, обслуживающие клиентов, должны быть более сдержанны, тогда как от линейных менеджеров требуется открытая ассертивность.
Для определения мужчин, находящихся на стадии контролируемой ассертивности, необходимо использовать не показатель стадии III как таковой, а более простую систему оценки, тесно коррелирующую с ним. Мужчины с выраженной потребностью во власти – одновременно преобладающей над аффилиативной потребностью,– а также с высоким показателем сдержанности обычно имеют более высокие показатели стадии IIIb. Коэффициент корреляции между этими подгруппами показателей составляет 0,58, N = 311, p< 0,001 (McClelland & Boyatzis, 1982). Сочетание выраженной потребности во власти, слабо выраженной потребности в аффилиации и сдержанности называют синдромом лидерской мотивации.
Эквивалент паттерна IIIa (выраженная потребность во власти, низкий уровень потребности в аффилации и сдержанности) называют синдромом донжуана, или конкистадора (McClelland, 1975). Мужчины, для которых характерен этот синдром, обычно плохие мужья, о чем свидетельствуют оценки супружеской удовлетворенности и способности мужей и жен работать вместе (McClelland, Colman, Finn & Winter, 1978). Этот вывод подтверждают и другие исследования, указывающие на то, что высокий показатель потребности во власти у мужчин связан с неудовлетворительными романтическими отношениями (Stewart & Rubin, 1976), а также с наложением запрета на конкуренцию с ним жены в профессиональной сфере (Winter, Stewart & McClelland, 1977). С другой стороны, мужья, находящиеся на стадии IV или проявляющие синдром лидерской мотивации (эквивалент стадии IVb), обычно имеют более успешные браки (McClelland et al., 1978).
В лонгитюдном исследовании студентов колледжей Винтер, Макклелланд и Стюарт (Winter, McClelland & Stewart, 1982) обнаружили, что те из них, кто демонстрировал паттерн лидерской мотивации в школе, 10 лет спустя проявляли в своем поведении большую ответственность. Они состояли в большем количестве общественных организаций, чаще занимали в них руководящие посты и более активно участвовали в политической деятельности. Это касалось и мужчин и женщин, однако только тех, у кого были дети. По-видимому, вынужденная необходимость вести себя более ответственно, например, при воспитании ребенка, помогает изменить характер проявления мотива власти – даже в контролируемой форме – с эгоцентрического на более социализированный. Этим обстоятельством может объясняться то, что женщины с выраженной потребностью во власти не сталкиваются с теми же трудностями в межличностных (например, романтических и супружеских) отношениях в отличие от мужчин, поскольку женщинам с детских лет чаще поручают следить за младшими (Winter, 1982). Таким образом, они менее склонны использовать межличностные отношения для удовлетворения потребности во власти.
В некоторых исследованиях (Boyatzis, 1982) анализируется влияние описанных выше мотивационных синдромов на поведение менеджеров. Макклелланд и Бернхем (McClelland & Burnham, 1976) показали, что подчиненные мужчин-менеджеров по продажам с синдромом лидерской мотивации оценивают психологический климат на предприятии выше, чем организационную четкость или командный дух. Более высокие оценки психологического климата были связаны с более высоким уровнем продаж, а это свидетельствует о том, что мужчины, обладающие лидерской мотивацией, – более эффективные менеджеры по продажам. В то же время подчиненные менеджеров по продажам с синдромом донжуана оценивали психологический климат на предприятии ниже, чем организационную четкость, и ниже оценивали личную ответственность за работу компании, что свидетельствует о меньшей эффективности их менеджеров. Синдром лидерской мотивации также оказался связанным с большей успешностью старших офицеров в Военно-морских силах США. Успешность деятельности дивизионных и строевых офицеров с синдромом лидерской мотивации оценивалась более высоко (см. табл. 13.2).
Наиболее убедительное исследование такого рода было проведено с мужчинами-менеджерами из компании AT&T, мотивационные показатели которых оценивались в начале работы в ней (McClelland & Boyatzis, 1982). Профессиональный путь этих менеджеров отслеживался в течение 16 лет, при этом был определен уровень, до которого они продвинулись за это время. Как видно из результатов, представленных на рис. 8.9, мужчины, у которых на начальном этапе работы отмечался выраженный синдром лидерской мотивации, достигали более высокого уровня руководства. Лишь немногие оставались на менеджерском уровне 1, на котором они начали работу в компании, а почти половина представителей менеджерского уровня 4 и выше отличались выраженной лидерской мотивацией.
Работники с выраженной потребностью в достижении добирались до пика карьеры на менеджерском уровне 3. Эта нелинейная зависимость весьма значительна. По-видимому, она объясняется тем, что лица с выраженной потребностью в достижении привыкли делать все сами и для себя, что отмечалось в главе 7. Они способны продвигаться по карьерной лестнице лишь до тех пор, пока работа позволяет оценивать их личный вклад в результаты дела. На высших же уровнях руководства основу работы составляет оказание влияния на других людей. Большая успешность лиц с лидерской мотивацией на данном уровне может объясняться тем, что они заинтересованы в том, чтобы влиять на других людей (выраженная потребность во власти), не слишком обеспокоены тем, приятны ли они окружающим (низкий показатель потребности в аффилиации), и умеют себя контролировать (высокий показатель сдержанности). Мужчины с выраженной потребностью в аффилиации, за исключением редких случаев, например в области трудовых отношений, обычно нестановятся хорошими менеджерами (McClelland & Burnham, 1976). Это объясняется тем, что они уделяют столько внимания другим людям и поддержанию хороших отношений с ними, что не всегда способы принять жесткие решения, которые могли бы обидеть кого-то. Однако успех в менеджерской деятельности зависит от применения одинаковых стандартов ко всем людям. Менеджеры не могут делать слишком много исключений из-за индивидуальных потребностей, не показавшись кому-то несправедливыми, и именно лица с выраженной потребностью в аффилиации наиболее подвержены влиянию нуждающихся людей.
Рис.8.9. Уровни руководства, достигнутые после 16 лет работы лицами с выраженной потребностью в достижении и лицами с синдромом лидерской мотивации (по McClelland & Boyatzis, 1982)
Лица с синдромом лидерской мотивации обладают и другими характеристиками, повышающими их шансы стать хорошими менеджерами. В табл. 8.7 эти характеристики обобщаются в четырех категориях: уважение к институциональной власти, дисциплинированность и самоконтроль, забота о других, стремление к справедливому вознаграждению (McClelland, 1975). Представленные коэффициенты корреляции были получены с использованием несколько иного способа выявления синдрома лидерской мотивации и синдрома донжуана. Испытуемые были разделены по критерию сдержанности, а затем в каждой из групп показатели потребности во власти и потребности в аффилиации были соотнесены с соответствующими характеристиками. Таким образом, определения двух этих синдромов остались прежними. В первой графе представлены характеристики тех, у кого потребность во власти выражена в большей мере, чем потребность в аффилиации, и сочетается со сдержанностью (синдром лидерской мотивации). Они, например, склонны вступать в большее количество организаций. Те же, у кого отмечается низкий уровень сдержанности, а потребность во власти преобладает над потребностью в аффилиации (вторая графа – синдром донжуана), значительно реже вступают в организации и т. д. В одном из следующих разделов, в табл. 8.9, лица с синдромом донжуана будут описаны более подробно.
Таблица 8.7
Личностные характеристики, связанные с синдромом лидерской мотивации: высокий показатель потребности во властиа> показателя потребности в аффилиации, высокий показатель сдержанностиб(по McClelland, 1975)
Таблица 8.7 (окончание)
В целом лица с лидерской мотивацией – и мужчины и женщины – демонстрируют большее уважение институциональной власти, более дисциплинированны и более склонны к самоконтролю. Фактически им нравится работать. Это особенно интересно, поскольку логично было бы предположить, что работу должны любить люди с выраженной потребностью в достижении, что, однако, не соответствует действительности. Как отмечалось в главе 7, лицам с выраженной потребностью в достижении нравится преуспевать на работе, добиваясь большей эффективности. Лица же с синдромом лидерской мотивации, который также называют синдромом контролируемого мотива власти, любят работать, поскольку это позволяет им управлять чем-либо или кем-либо. Они также открыто проявляют большую заботу о других людях. Они, например, чаще утверждают, что поделились бы подарком в $10 000. Кроме того, есть некоторые свидетельства того, что их больше волнует справедливое вознаграждение в том смысле, что они считают наиболее подходящими метафорами для смерти метафоры, означающие убийство. По их мнению, если они уважают институциональную власть, организованны и заботятся о других, то имеют право на справедливое вознаграждение. В этом контексте смерть может представляться особенно несправедливой. Как отмечает Макклелланд (McClelland, 1975), институциональная религия, в которой этим темам уделяется пристальное внимание, разрешает проблему «смерти как несправедливости», обещая вознаграждение в загробной жизни (христианство) или перевоплощение на более высоком уровне (индуизм или буддизм). Однако в настоящем контексте ясно, почему эффективные менеджеры верят в централизованную власть, усердный труд, служение другим и справедливость. Лица же с синдромом донжуана, напротив, либо не разделяют эти ценности, либо ведут себя в полном противоречии с ними, и это, по-видимому, должно означать, что они вряд ли станут эффективными менеджерами.
Человек с потребностью во власти на стадии IIIb – это человек социально ответственный, хорошо справляющийся с делами и часто занимающий лидирующие позиции в организациях или социальных общностях. В каком смысле такого человека нельзя назвать вполне зрелым? Главное, что отличает стадию IV от стадии IIIb, – это причины, по которым люди служат другим. Делают они это от собственного лица или действительно ради высшего блага? Те, кто находится на стадии IIIb, воспринимают власть как нечто исходящее от них самих; они служат другим для расширения своей сферы влияния. Таким образом, они не достигают высшего уровня зрелости, на котором человек становится действительно бескорыстным проводником высшей власти. Иисус говорил, что такие люди молятся и совершают священнодействия публично, чтобы об их поступках узнали. Людей, находящихся на стадии IV, не волнует, узнает ли кто-то об их делах.
Мотивационные профили президентов США
Для дальнейшей проверки этих результатов Винтер (Winter, 1973) проанализировал менеджерскую эффективность президентов США с точки зрения особенностей их мотивации. В табл. 8.8 представлены мотивационные показатели президентов США начиная с Теодора Рузвельта. В таблицу включены показатели потребности во власти, потребности в достижении и потребности в аффилиации, полученные с помощью кодирования мотивационных образов из их инаугурационных посланий (Winter & Stewart, 1978). Можно предположить, что содержание этих выступлений отражает не столько личные особенности президентов, сколько интересы авторов речи и злободневную тематику. Однако полученные данные опровергают это предположение. Исследователи обнаружили, что общий престиж президента, сила его действий или ассертивность в противовес пассивности, независимо оцененные Маранеллом (Maranell, 1997), тесно связаны с показателем потребности во власти президента и отрицательно связаны с его показателем потребности в аффилиации.
Бросив даже беглый взгляд на табл. 8.8, мы увидим, что президенты, которых считают сильными – оба Рузвельта, Вильсон, Трумэн, Кеннеди и Джонсон, – имели более высокие, чем показатели потребности в аффилиации, абсолютные и относительные показатели потребности во власти, что при сочетании с высокими показателями сдержанности (которые Винтер не оценивал) связано с большей эффективностью управления. Относительно менее эффективные президенты либо имели низкие показатели потребности во власти, как Кулидж, либо более высокие по сравнению с ними показатели потребности в аффилиации, как Эйзенхауэр, Хардинг и Форд.
Заслуживает внимания то, что три президента – Гувер, Никсон и Картер, – у которых показатели потребности в достижении были выше двух других, а потребность во власти была ниже потребности в аффилиации, с трудом справлялись со своими обязанностями. Они обладали качествами людей с выраженной потребностью в достижении в том смысле, что самостоятельно обдумывали проблемы и приходили к правильным решениям, однако им плохо удавалось руководить другими людьми и добиваться практической реализации своих идей. То, что Никсон был вынужден снять с себя полномочия президента в связи с использованием незаконных способов достижения своих целей, является наглядным доказательством тенденции лиц с выраженной потребностью в достижении действовать бесчестно, если того требуют их цели, о чем говорилось и в главе 7.
Таблица 8.8
Мотивационные показатели президентов США XX в., полученные при оценке инаугурационных речей (по Winter & Stewart, 1978)
Винтер также показал, что чем выше президентский показатель потребности во власти (особенно в соотношении с его показателем потребности в аффилиации), тем выше вероятность вступления страны в войну во время его правления и меньше вероятность распоряжений о сокращении стратегического вооружения. Аналогичные данные, касающиеся соотношения потребности во власти и потребности в аффилиации в популярной литературе, приводятся в главе 11.
Наконец, следует сказать несколько слов о Форде, поскольку его показатель потребности в аффилиации оказался значительно выше, чем у других президентов, перечисленных в табл. 8.8. Его показатель потребности во власти и показатель потребности в достижении ниже среднего. Вполне закономерен вопрос: как ему удалось стать президентом с такими особенностями мотивационной сферы? Ответ, конечно же, заключается в том, что Форд – единственный президент из списка, который не боролся активно за президентство и не избирался напрямую. Принимая должность после Никсона, он произнес фразу прощения, которая может служить яркой иллюстрацией подхода людей с потребностью в аффилиации. Он сказал: «Человек достаточно пострадал», – что, безусловно, было правдой. С более общей точки зрения, это касалось также многих других людей, работавших на Никсона и попавших в тюрьму за аналогичные преступления. Это характерно для менеджеров с выраженной потребностью в аффилиации: они делают исключения из правил, учитывая нужды конкретного человека, что часто воспринимается другими как несправедливость.
Форд стал президентом в то время, когда Америка переживала ряд трудностей – войну во Вьетнаме и Уотергейтский скандал внутри страны. Форд попытался справиться с кризисом, призвав народ к единению: он подчеркнул важность аффилиации, что можно было ожидать от человека с выраженной потребностью в аффилиации. Президент с иным мотивационным профилем – к примеру, Франклин Делано Рузвельт, – наверное, повел бы себя в ситуации кризиса иначе – так, как Рузвельт повел себя во времена Великой депрессии 1930-х гг., выдвинув на первый план темы достижения и власти, которые в конечном счете привели страну ко Второй мировой войне.
Мотивационный профиль радикалов
Ротман и Лихтер (Rothmsn & Lichier, 1978; Lichter & Rothman, 1982) проводят многочисленные исследования, посвященные личностным характеристикам студентов и взрослых, принадлежащих к новым левым радикалам, которые появились в 60-х гг. XX в. Протестующие против притеснения обществом чернокожих, женщин и бедных обычно описывались в то время как люди, свободные от властных устремлений, которыми якобы были движимы те, кто управлял социальной системой. Их называли «детьми цветов», верившими в самоактуализацию, равенство, духовную близость и общность; сочувствующие полагали, что они преданы делу изменения системы управления общества с целью расширения возможностей для притесняемых женщин и меньшинств. Подобные устремления должны были бы сочетаться с сильным социализированным мотивом власти.
Как бы ни точны были эти образы, они не имели ничего общего с радикальными лидерами. Лихтер и Ротман (Lichter & Rothman, 1982) отмечают, что, по сравнению с нерадикальными студентами, студенты – активные радикалы имеют значительно более высокие показатели потребности во власти и ассертивности, характерной для стадии III, а также значительно менее выраженную потребность в аффилиации, в формировании и поддержания близких отношений. Радикалы нееврейской национальности имели значительно более низкие показатели сдержанности (см. также Rothman et al., 1977), чем все остальные студенты. Иными словами, они демонстрировали мотивационный синдром донжуана, для которого характерно импульсивное агрессивное поведение и отвержение институциональной ответственности. (В табл. 8.9 представлены обобщенные данные о поведенческих коррелятах синдрома донжуана, установленных в выборке взрослых мужчин.)
Таблица 8.9
Личностные характеристики мужчин, связанные с мотивационным паттерном донжуана: высокий показатель разности между потребностью во власти и потребностью в аффилиации, недостаточная сдержанность (по McClelland, 1975)
Лихтер и Ротман также обнаружили, что для взрослых радикалов характерен такой же мотивационный паттерн, включающий также менее выраженные тенденции стадии IV, что свидетельствует о неспособности перейти от стадии III к более альтруистической – интегративному уровню зрелости. Иными словами, если мотивационный профиль наиболее успешных президентов представляет собой социализированную мотивацию власти, что обусловливает эффективность управления, то мотивационный профиль оппозиционеров представляет собой бунтарский тип персонализированного мотива власти на стадии IIIа.
Однако даже в этом случае необходимо помнить о том, что действие, обусловленное тем или иным мотивационным профилем, зависит также и от других переменных во взаимодействии «человек – среда». Грин и Винтер (Greene & Winter, 1971) обнаружили, что чернокожие студенческие лидеры имеют значительно более высокие показатели потребности во власти, чем другие чернокожие, и что среди чернокожих студентов, воспитывавшихся на Севере, выраженная потребность во власти связана с активностью в общине чернокожих и нежеланием работать внутри властной системы «белых». Иными словами, выраженная потребность во власти приводила этих студентов к радикальному протесту. Однако среди чернокожих студентов, воспитывавшихся на Юге, высокие показатели потребности во власти коррелировали с прагматичностью или готовностью работать в действующей системе. Грин и Винтер объясняют эту разницу различием оценок вероятности успеха альтернативных стратегий в зависимости от прошлого опыта расовой дискриминации. Чернокожие студенты из северных штатов выросли в системе, формально интегрированной и открытой в равной степени для всех, однако нередко испытывали на себе дискриминацию по цвету кожи. Поэтому работа в такой системе означала для них принятие существующего положения дел и призрачные шансы добиться большего успеха в борьбе за собственные права. Студенты же с Юга воспитывались в открыто дискриминационной системе, поэтому формально интегрированная, недискриминационная система представлялась им прогрессивной. В обоих случаях высокие показатели потребности во власти приводили к большей активности, но разного рода, в зависимости от представлений студентов об успешности той или иной стратегии в расширении и реализации их прав.
Подавляемый мотив власти и подверженность заболеваниям
Сердечно-сосудистые заболевания
Макклелланд (McClelland, 1976) заметил, что лица с выраженной потребностью во власти, особенно с синдромом лидерской мотивации, ведут себя во многом так же, как люди, подверженные сердечным приступам. Фридман и Розенман (Friedman & Rosenman, 1974) провели ряд исследований, в которых показали, что лица с коронарной болезнью чаще отличаются такими чертами, как раздражительность, напряженность, поспешность, причем нередко из-за подавляемого гнева. Эти характеристики были названы поведением типа А, которому противопоставлялось поведение типа Б, свойственное людям значительно более спокойным, доброжелательным, готовым воспринимать жизнь такой, какая она есть, и не подверженным сердечным заболеваниям. По мнению авторов, «напряженность» людей с поведением типа А означает хроническую активацию симпатического отдела нервной системы, который создает повышенную нагрузку на сердечно-сосудистую систему, поскольку хроническая симпатическая активация связана с учащенным сердцебиением и другими эффектами, например высвобождением адреналина, способного оказывать пагубное воздействие на сердечно-сосудистую систему. Было выдвинуто предположение, что в основе поведения типа А (в первую очередь потому, что оно подразумевает сдерживаемую ассертивность) лежит подавление мотивации власти в том виде, в каком она представлена в лидерском мотивационном синдроме. В пользу этой гипотезы свидетельствуют вовлеченность симпатического отдела нервной системы и высвобождение катехоламинов.
Потенциальное значение переменной сдерживания подтверждает тот факт, что ни выраженная потребность во власти, ни потребность в достижении или аффилиации сами по себе не связаны с поведением типа А (Matthews & Saal, 1978). В трех разных выборках Макклелланд (McClelland, 1979b) обнаружил, что лица, подавляющие властные побуждения, т.е. лица с синдромом лидерской мотивации, значительно чаще имеют повышенное артериальное давление, что свидетельствует о напряжении сердечно-сосудистой системы. Наиболее убедительное из исследований было лонгитюдным. На основании данных ТАТ были определены мотивационные показатели мужчин, окончивших колледж примерно 10 лет назад. Двадцать лет спустя, когда им было уже около 50 лет, у них было проверено артериальное давление. Полученные результаты представлены на рис.8.10. Испытуемые с выраженным синдромом лидерской мотивации, т.е. с потребностью во власти, преобладавшей над потребностью в аффилиации, и высокими показателями самоконтроля 20 лет спустя имели значительно более высокий уровень диастолического давления. Если диастолическое давление на уровне 90 мм рт. ст. считать признаком клинически значимой артериальной гипертонии, значит, 61% мужчин, обладавших в возрасте 30 лет подавляемой мотивацией власти, 20 лет спустя проявляли признаки артериальной гипертонии в противовес 23% мужчин, принадлежавших к трем другим мотивационным категориям (p < 0,01).
Рис.8.10. Средние показатели диастолического давления у мужчин в возрасте 51–53 лет, разделенных на группы по критерию относительной выраженности мотива власти в возрасте 30 лет (по McClelland, 1979b)
Нарушение иммунитета и болезнь
Макклелланд, Дэвидсон, Флор и Сарон (McClelland, Davidson, Floor & Saron, 1980) предположили, что хроническая активация симпатического отдела нервной системы может привести к большей подверженности инфекционным заболеваниям, поскольку повышенное выделение адреналина может нарушить иммунитет и таким образом снизить сопротивляемость организма. Обследовав небольшую выборку мужчин, они обнаружили у лиц с подавляемой мотивацией власти повышенный средний уровень адреналина в моче по данным двух измерений, а также связь между повышенным уровнем выделения адреналина ипониженной концентрацией иммуноглобулина А в слюне (S-IgA), являющейся одним из показателей иммунной функции. Кроме того, как и ожидалось, пониженный уровень S-IgA оказался связан с большим количеством заболеваний, перенесенных за последний год, особенно инфекционных заболеваний верхних дыхательных путей, т. е. простуд. Эти данные вполне закономерны, поскольку S-IgA является первой линией защиты против простудных вирусных инфекций, попадающих в организм через рот и нос.
Макклелланд и Джеммот (McClelland & Jemmott, 1980) дополнили эти данные важными свидетельствами о том, что уровень стрессовой нагрузки совместно с подавляемой мотивацией власти повышает риск развития заболевания. Их данные обобщены в табл. 8.10. Студентов просили перечислить все заболевания, которыми они страдали за последний год, и оценить их тяжесть по шкале от 1 до 100 баллов, «где 100 означает, что вы были очень сильно больны, у вас был жар, вы чуть не умерли и т. д.; 50 соответствует эпизоду гриппа, который заставил вас отойти от дел более чем на три дня; 1 означает едва ощутимое недомогание» (McClelland & Jemmott, 1980). Данные о заболеваемости испытуемых были систематизированы в соответствии с их мотивационными диспозициями (превышала потребность во власти потребность в аффилиации или нет), показателем сдержанности (высокий или низкий) и стрессовой нагрузкой, связанной с властью, которая оценивалась по количеству жизненных событий за последний год, в которых важное место занимала тема власти или достижения, например провал на экзаменах, участие в крупном спортивном соревновании или значительное ухудшение материального положения. Как видно из данных, приведенных в табл. 8.10, все три переменные вносили самостоятельный вклад в уровень заболеваемости студентов. Наиболее болезненными были те, кто имел выраженный синдром подавляемого мотива власти и высокую стрессовую нагрузку, связанную с властью (средний показатель заболеваемости = 195,5). Испытуемые же, не обладавшие ни одной из этих характеристик, имели самые низкие показатели болезненности (средний показатель = 47,4). Сравнительные данные, приведенные внизу табл. 8.10, указывают на то, что студенты с любыми двумя из названных характеристик в целом имели больше проблем со здоровьем.
Макклелланд и Джеммот также обнаружили, что другие сочетания «мотива – стресса» не связаны с большей заболеваемостью. Так, например, студенты с выраженной потребностью во власти, испытывавшие аффилиативный стресс (например, разрыв романтических отношений или смерть одного из членов семьи), болели не чаще остальных (точно так же, как и студенты с выраженной потребностью в аффилиации, пережившие серьезный аффилиативный стресс). Особенно сильное негативное влияние на здоровье человека оказывают именно подавленный мотив власти и стресс, связанный с властью.
Дополнительные доказательства наличия этой связи приведены на рис.8.11, представляющем данные, которые были получены при обследовании мужчин – заключенных тюрем (McClelland, Alexander & Marks, 1982). Мужчины с высокими показателями потребности во власти, превышавшими средние значения показателей стрессовой нагрузки, связанной с властью, в целом пережили больше болезней, чем другие испытуемые, включая лиц с низким уровнем потребности во власти и высокой стрессовой нагрузкой, связанной с властью. Более того, испытуемые с выраженной потребностью во власти и высокой стрессовой нагрузкой, связанной с властью, проявляли признаки нарушения иммунитета, о котором судили по сниженным средним показателям концентрации S-IgA. Таким образом, выявленное различие не могло объясняться тенденцией некоторых испытуемых жаловаться на все и вся, включая недомогание и стресс. И наконец, у 58 % испытуемых с показателями концентрации S-IgA ниже среднего тяжесть заболеваний оказалась выше среднего уровня по сравнению с 31% тех, у кого концентрация S-IgA была выше средней (p < 0,05). Иными словами, есть основания полагать, что стрессовая активация потребности во власти оказывает пагубное воздействие на иммунитет, что делает человека более подверженным заболеваниям (McClelland, 1982). В другом исследовании было показано, что подавление мотивации власти связано не только с более низкой концентрацией S-IgA, но и с другой характеристикой иммунитета – активностью естественных клеток-киллеров (McClelland, Locke, Williams & Hurst, 1982).
Таблица 8.10
Средние показатели тяжести заболеваний у лиц, различающихся по выраженности потребности во власти, уровню стрессовой нагрузки, связанной с властью, и сдержанности (по McClelland & Jemmott, 1980)
Рис.8.11. Средний уровень тяжести заболеваний и концентрации иммуноглобулина А в слюне (S-IgA) у мужчин-заключенных с выраженной потребностью во власти и высокой стрессовой нагрузкой по сравнению со всеми другими заключенными (данные по McClelland, Alexander & Marks, 1982)
Вместе с тем следует оговориться: все исследования, включавшие оценку физиологических функций (уровня адреналина и концентрации S-IgA) были проведены на мужчинах. При этом получены предварительные данные, свидетельствующие о том, что указанные закономерности не распространяются на женщин. В одном из последующих исследований, продемонстрировавших характерную корреляцию между выраженной потребностью во власти, высокой стрессовой нагрузкой, связанной с властью, и низкой концентрацией S-IgA у мужчин, подобные зависимости не были выявлены у женщин (McClelland & Kirshnit, 1982).
Истоки мотива власти
Родительский либерализм (пермиссивность) в отношении секса и агрессии
Макклелланд и Пилон (McClelland & Pilon, 1983) проанализировали предпосылки воспитания, способствующие формированию мотива власти у взрослых в исследовании, описанном в главе 7, в котором также были изучены предпосылки для формирования мотива достижения. Было обнаружено, что дети матерей, сообщавших о том, что они были довольно либеральны в отношении секса и агрессии при воспитании своих пятилетних детей, имели в зрелом возрасте высокие показатели потребности во власти. Соответствующие результаты обобщены в табл. 8.11.
Таблица 8.11
Корреляции между стилем воспитания ребенка и показателями потребности во власти во взрослом возрасте (по McClelland & Pilon, 1983)
Показатель либеральности в отношении секса и агрессии был получен на основании факторного анализа, который ранее провели Сирс, Маккоби и Левин (Sears, Maccoby & Levin, 1957), проинтервьюировавшие матерей на предмет их методов воспитания. Некоторые из методов воспитания, включенных в итоговую факторную оценку, представлены в табл. 8.11, чтобы было понятно, что в действительности имеется в виду. Результаты, полученные в отношении итоговой факторной оценки, соответствуют результатам случайных подвыборок из общей популяции, согласуются также факторные оценки мужчин и женщин. Они несколько различаются по отдельным компонентам оценки, однако очень близки по либеральности в отношении мастурбации и агрессии, направленной на братьев, сестер и родителей. Матери, спокойно относящиеся к сексуальной и агрессивной ассертивности, имеют наибольшие шансы сформировать в детях выраженную потребность во власти. Макклелланд и Пилон также обнаружили, что потребность во власти развивает не либеральность как таковая, поскольку Сирс с соавторами оценивал также либеральность в отношении кормления, приучения к туалету, режиму сна, шуму в доме, подвижности и зависимости. Ни в одной из этих сфер пермиссивность не была статистически значимо связана с показателями потребности во власти у взрослых.
Почему либеральность в отношении секса и агрессии особенно важна? Нельзя сказать с полной определенностью, однако в главе 5 обсуждение естественной побудительной силы «оказания влияния», которое, по-видимому, лежит в основе мотива власти, позволяет предположить, что этот побудитель наиболее быстро и постоянно проявляется в симпатической активности в сфере секса и агрессии. Если, как неоднократно отмечалось в данной главе, мотив власти обслуживается катехоламиновой системой, участвующей в симпатической активации, тогда вывод о том, что в основе потребности во власти лежит ранний опыт в области секса и агрессии, также предполагающий симпатическую активацию, полностью согласуется с этой точкой зрения.
То, что имеют значение и секс, и агрессия, согласуется с обширными физиологическими и психологическими данными, указывающими на связь между этими поведенческими феноменами (Barclay, 1971; Moyer, 1976). Результаты исследования свидетельствуют о том, что у детей, которым позволяют создавать приятные ассоциации с оказанием воздействия в сфере секса и агрессии, формируется сильная потребность во власти. Если их наказывают за это поведение, у них формируются негативные ассоциации с оказанием воздействия в сфере секса и агрессии, которые распространяются на все другие ситуации и заставляют избегать оказания влияния. То, что похвала за хорошее поведение за столом отрицательно связана с показателями потребности во власти у взрослых, указывает на то, что некоторые формы подавления импульсивно-ассертивного поведения могут препятствовать развитию мотива власти. Более того, использование физического наказания мальчиков отрицательно связано с показателями потребности во власти у взрослых (r = 0,36; p< 0,05); это, однако, не распространяется на девочек, возможно, потому, что девочек реже наказывают физически. Заслуживает внимания также то обстоятельство, что поощрение девочек «давать сдачи» повышает их показатели потребности во власти. Иными словами, общество требует от девочек меньшей ассертивности и агрессивности, так что удовольствие от «оказания влияния» подавляется у них чаще, поэтому для формирования у девочек потребности во власти родителям необходимо использовать дополнительное поощрение.
Источники синдрома лидерской мотивации и синдрома донжуана
Особый интерес представляют методы воспитания, связанные с синдромом лидерской мотивации и синдромом донжуана. Как уже отмечалось, первый синдром, или синдром подавляемой мотивации власти, связан с эффективностью деятельности менеджера, верой в централизованную власть, любовью к работе, контролированием побуждений и развитым чувством справедливости. Макклелланд (McClelland, 1975) утверждает, что на Западе этот синдром наиболее тесно связан с патриархальной системой власти. Мальчики, обнаруживающие впоследствии этот синдром, воспитываются сильными, сдержанными отцами, с которыми они, став взрослыми, по-видимому, идентифицируют себя. Макклелланд и Пилон (McClelland & Pilon, 1983) получили данные, подтверждающие это предположение. В одной части интервью матерей спрашивали, на ком в первую очередь – на них или на отцах – лежала основная ответственность за воспитание ребенка. Если главным «воспитателем» ребенка был отец, во взрослой жизни сын чаще имел синдром лидерской мотивации (r = 0,35; В < 0,05). Однако эта закономерность не распространялась на дочерей, точно так же как высокий показатель потребности во власти как таковой не был связан с ведущей ролью отца в воспитании ребенка. У мальчиков, воспитанных отцами, чаще формировался синдром лидерской или социализированной мотивации власти.
Были также получены данные, указывающие на то, что наличие младших братьев и сестер способствует социализированному поведенческому проявлению мотива власти, характерному для синдрома лидерской мотивации (Winter, 1982). Как отмечалось ранее, это объясняется тем, что младшие братья и сестры, требующие присмотра, способствуют формированию чувства ответственности, которое социализирует проявление мотива власти. Единственный же или младший ребенок в семье чаще демонстрируют экспансивность и импульсивность, характерные для синдрома донжуана (выраженная потребность во власти и низкий уровень сдержанности). К сожалению, никто пока не проверил, насколько чаще лица с синдромом лидерской мотивации имеют младших братьев и сестер.
Рассматривая поведение донжуанов, которым свойственны выраженная потребность во власти и недостаточная сдержанность, Винтер (Winter, 1973) выдвигает предположение о том, что донжуан чаще всего воспитывается матерью. Он приводит данные о том, что сыновья властных матерей, о властности которых свидетельствует профессиональная деятельность в качестве преподавателей, чаще имеют высокие показатели потребности во власти. Имеются также обширные данные (обзор у McClelland, 1975) о том, что отсутствие отца в качестве субъекта воспитания ребенка приводит к идентификации сына сматерью и формированию своего рода защитной маскулинности, призванной скрывать фемининную идентификацию (Whiting, 1965). Защитная маскулинность предполагает такую же импульсивность – агрессивность, беспорядочность сексуальных связей, демонстративность и антиинституциональную деятельность, что и синдром конкистадора или донжуана (см. табл. 8.9). Это, по-видимому, свидетельствует о том, что материнское доминирование в воспитании ребенка должно быть связано с наличием у него синдрома донжуана во взрослой жизни. Такой вывод позволяют сделать приведенные выше данные. Мальчики, матери которых, по их собственным словам, играли более важную роль в воспитании ребенка, во взрослом возрасте чаще имели синдром донжуана или синдром импульсивной мотивации власти (r = 0,46; p< 0,05). На девочек эти закономерности не распространялись, точно так же как материнское доминирование в воспитании не было связано с как таковыми более высокими показателями потребности во власти у их сыновей.
Вместе с тем при интерпретации приведенных данных следует соблюдать известную осторожность, поскольку число людей с указанными двумя мотивационными синдромами в каждом случае было невелико, а также потому, что результаты, по-видимому, справедливы лишь для обществ с преимущественно патриархальным семейным укладом. Так, например, Росс и Гласер (Ross & Glaser, 1970) подтвердили наличие связи между импульсивно-агресссивным поведением и отсутствием отца в мексиканских и испанских американских семьях, проживающих в Лос-Анджелесе. Они сравнили особенности семьи мальчиков с нормальным и делинквентным поведением из одного и того же района, где проживали главным образом малоимущие. Они обнаружили, что 59 % «хороших» мальчиков из мексиканских семей имели отцов, которые в семье занимали главенствующее положение, по сравнению с 25 % «плохих» мальчиков, у которых в большинстве случаев либо главой семьи была мать, либо вообще отсутствовал отец. Однако данные закономерности не обнаруживались в семьях чернокожих, где соотношение полных и неполных (без отца) семей было одинаково в группе «хороших» и «плохих» мальчиков. Среди чернокожих решающее значение, вероятно, имело наличие сильной фигуры матери. В семьях 73 % «хороших» мальчиков главой семьи была мать по сравнению с 39 % «плохих» мальчиков. Иными словами, импульсивно-агрессивное поведение донжуанского типа у мальчиков связано с отсутствием культурально типичной авторитетной фигуры, в качестве которой обычно, но не всегда, выступает отец.
Потеря статуса и развитие потребности во власти
Выявить особенности воспитания, связанные с развитием мотива власти, означает поставить новые вопросы. Что заставляет родителей вести себя именно так? В случае мотива достижения родители под влиянием идеологических реформаторских движений, по-видимому, внушают своим детям то, что им необходимо делать что-то с каждым разом все лучше и лучше (см. главу 7).
Что же заставляет родителей стимулировать ассертивность или, по крайней мере, не подавлять ее? Некоторые косвенные данные позволяют предположить, что потеря или угроза потери статуса связана с компенсаторным усилением потребности во власти. Мужчины, у которых умер один из родителей, а также чернокожие мужчины имеют более высокие показатели потребности во власти (Veroff et al., 1980). В обоих случаях есть основания утверждать, что ощущение собственной полноценности и силы было поставлено под угрозу. Отсутствие работы должно представлять еще большую угрозу для мужчин. Как таковых данных о потребности во власти у безработных мужчин по сравнению с занятыми пока нет, однако Макклелланд (McClelland, 1976) обнаружил статистически значимую корреляционную связь между высоким уровнем безработицы в конкретное десятилетие истории США и высокими показателями потребности во власти, полученными при анализе популярной литературы, вышедшей в те годы (см. главу 11).
Более убедительные данные были получены в исследовании Хеллера (Heller, 1979), который обследовал детей родителей, переживших еврейский холокост в Европе. Он собрал выборку еврейских студентов, родители которых были вынуждены эмигрировать из Европы в США в связи с нацистскими гонениями в Германии и других странах. Хеллер разделил выборку на тех, чьи родственники и близкие члены семьи погибли в концентрационных лагерях, и тех, чьи семьи не пострадали в такой степени. Многие родители из названной автором «стрессовой» группы сами прошли концентрационные лагеря. Хеллер предположил, что те, кто лично пострадал и чьи родственники погибли, испытали значительно более серьезное снижение статуса, чем родители, не пострадавшие в такой мере. Было обнаружено, что 67 % детей родителей, переживших больший стресс, имели высокие показатели потребности во власти по сравнению с 44 % детей родителей, испытавших меньший стресс (p< 0,05).
Более того, были получены дополнительные доказательства того, что более высокие показатели потребности во власти напрямую связаны со склонностью родителей, переживших серьезный стресс, уделять повышенное внимание выживанию евреев как этнической группы. Дети родителей, подвергшихся серьезному стрессу, не были более религиозны ни теоретически, ни практически, однако сообщали, что родители поощряют их расширять свои знания об истории и традициях еврейской нации, причем они действительно были более сведущими в этих вопросах. Кроме того, они были значительно более склонны неодобрительно относиться к межнациональным бракам, чем дети, родители которых были вынуждены эмигрировать из Европы, но подвергались меньшей угрозе. Особенно ярко это проявлялось у женщин. Восемьдесят процентов дочерей родителей из «стрессовой» группы неодобрительно относились к межнациональным бракам по сравнению с 44 % дочерей родителей, переживших меньший стресс (p< 0,01). Этот результат становится еще более понятным, если вспомнить, что в иудейской культуре национальность передается именно от матери.
По этому вопросу у нас нет точной информации о том, насколько пермиссивны были родители в раннем детстве в отношении пола и агрессии, однако есть все основания утверждать, что родители, в наибольшей мере опасающиеся возможности исчезновения евреев как нации, особенно настойчиво добивались того, чтобы их дети чтили свои еврейские корни, и это приводило к формированию более выраженной потребности во власти. Хеллер также беседовал непосредственно с родителями и обнаружил, что те из них, кто испытал больший стресс, более требовательны к осведомленности детей о еврейской культуре.
В связи с этим следует отметить, что дети родителей, переживших больший стресс, также имели более низкие показатели потребности в аффилиации: их меньше заботила симпатия или антипатия окружающих (см. главу 9). Примечательно, что немцы с выраженной потребностью во власти и слабо выраженной потребностью в аффилиации (см. табл. 11.6), преследуя евреев в Европе, способствовали формированию аналогичного мотивационного синдрома у детей преследуемых в США. Неудивительно, что при наличии такого мотивационного паттерна евреи нередко склонны к реваншизму. Интересно, что лидеры радикальных движений протеста 1960-х гг. были по большей части евреями (Lichter & Rothman, 1982; Rothman, 1981; Rothman & Lichter, 1978) и отличались именно таким мотивационным синдромом.
Хеллер непосредственно не оценивал уровень сдержанности, однако использовал показатели надежды на власть и страха власти по Винтеру. В рассказах, обнаруживающих явную надежду на власть, ярко проявляется тема личного доминирования в игре, предполагающей однозначный выигрыш одной стороны (см. табл. 8.1). Чаще всего у авторов таких рассказов обнаруживается сочетание выраженной потребности во власти и низкого уровня сдержанности (Winter, 1973). Хеллер установил, что еврейские дети родителей, прошедших концентрационные лагеря, т. е. переживших серьезный стресс, имеют значительно более высокие показатели надежды на власть, чем дети переживших меньший стресс. Вместе с тем эти две группы детей не различались по средним показателям страха власти, который проявляется в темах реализации власти от имени других людей, выраженной потребностью во власти и высоким уровнем сдержанности. Таким образом, притеснение приводит к желанию отомстить в импульсивно-агрессивной, а не более социализированной форме. Необходимо дальнейшее изучение различных видов лишения статуса, однако предварительные данные свидетельствуют о том, что оно заставляет родителей стимулировать ассертивность у своих детей, что позволяет им формировать сильную потребность во власти, возможно, затрудняет формирование потребности в аффилиации и способствует импульсивной, реваншистской ассертивности.
Примечания и вопросы
1. Каковы, по вашему мнению, последствия того, что люди с выраженной потребностью во власти обнаруживают «готовность» более интенсивно реагировать на стимулы, связанные с властью? Является ли это признаком предвосхищающей целевой реакции, как называл это Халл? В конце концов, нас не удивляет то, что у голодного человека при виде куска жареного мяса слюноотделение становится более интенсивным, чем при виде булыжника. Однако является ли эта электрическая реакция в одном из участков мозга аналогичной реакции слюноотделения? Является ли большая электрическая реактивность результатом прежнего научения или она отражает какой-то иной процесс?
2. Если мотив власти связан с большей вероятностью доминирования правого полушария, какое другое поведение, с вашей точки зрения, должно быть характерно для лиц с выраженной потребностью во власти? Проанализируйте, к примеру, литературу по леворукости (Gur & Gur, 1974).
3.Почему, по вашему мнению, мужчины и женщины с высокими показателями потребности во власти сами считают себя сложными и недисциплинированными?
4. Проанализируйте написанные вами ранее рассказы и оцените свой уровень потребности во власти. Затем составьте список типичных проявлений потребности во власти кого-нибудь из ваших знакомых одного с вами возраста и социального положения и проверьте, ведете ли и вы себя так же. Соответствует ли ваш показатель потребности во власти количеству проявляемых вами поведенческих признаков потребности во власти? Попробуйте объяснить любые несоответствия с точки зрения других детерминантов вашего поведения, таких как ценности, навыки или возможности.
5.Спланируйте эксперимент, который позволил бы проверить гипотезу о применимости модели риска Аткинсона к людям с выраженной потребностью во власти, если вероятность успеха означает вероятность быть замеченным, а не выполнить некое задание.
6. В одном из экспериментов (McClelland & Teague, 1975) – соревнование по армрестлингу – cостязаться с соперниками сильнее себя вызвались лишь мужчины с выраженной потребностью во власти. Как вы объяснили бы этот результат с точки зрения модели риска Аткинсона или других моделей?
7. Как вы считаете, мужчины чаще думают о сексе, агрессии и власти после употребления алкоголя, потому что знают, что выпили, и ожидают, что алкоголь окажет на них именно такое воздействие? Иными словами, является влияние алкоголя на мысли результатом научения, внушения или того и другого? Приведите аргументы в пользу обоих вариантов.
8. В тексте утверждается, что попытка скрыть от испытуемых, что они пьют на самом деле, делает ситуацию неестественной, так что любые результаты, полученные таким образом, не отражают истинного положения вещей. Существует ли какой-нибудь другой способ разграничить влияние алкоголя как такового и влияние ожиданий, связанных с его употреблением? Нельзя ли сравнить эффекты реального употребления алкоголя и эффекты употребления напитков, которые люди считают алкогольными, но которые в действительности таковыми не являются? (См., например, Briddell, Rimm, Caddy, Krawitz, Sholis & Wunderlin, 1978; Lansky & Wilson, 1981.)
9. В сновидении Перри, описанном в главе 2, под влиянием фрустрации он регрессировал (перешел на более ранние стадии), тогда как в сновидении Фрейда фрустрация приводила к переходу на более высокую ступень. Стюарт (Stewart, 1978) отмечает, что важные жизненные события, такие как брак или переход в новую школу, приводят к регрессии, т. е. переходу на более низкую стадию мышления. Как вы считаете, может ли мотив власти каким-то образом модифицировать эту тенденцию?
10. Один из спорных теоретических вопросов заключается в том, соотносятся ли стадии зрелости по Фрейду – Эриксону преимущественно со стадиями развития мотива власти или также со стадиями развития, которые могут влиять на проявление всех мотивов. Какая точка зрения, по вашему мнению, ближе к истине? (См.: McClelland, 1975).
11. Замечали ли вы у себя эволюцию в проявлении мотива власти в разном возрасте, соответствующую изменению вашего уровня зрелости?
12. Что означает тот факт, что великим духовным вождям, например Черному Лосю (Neihardt, 1932/1972), приписывается дар целительства, тайное знание, власть над силами природы, способность объединения нации? Как эти характеристики связаны с проявлением мотива власти на разных стадиях зрелости? (Обсуждение этого вопроса см.: McClelland, 1975.)
13. На какой руководящей должности, по вашему мнению, может быть более полезным работник с потребностью в аффилиации, преобладающей над потребностью во власти? Если вам трудно что-нибудь предложить, прочтите главу 9.
14. Можете ли вы на основании данных, приведенных в табл. 8.10, оценить влияние стресса и подавления побуждений на заболеваемость лиц с потребностью во власти, преобладающей над потребностью в аффилиации?
15. Учитывая различные объяснения механизмов формирования синдрома донжуана и синдрома лидерской мотивации, попробуйте предположить, какие социальные события способны усилить проявления этих синдромов.
16. Спланируйте эксперимент, который позволил бы установить, связана ли выраженная потребность во власти с желанием оказывать влияние не только на людей, но и на неодушевленные предметы.
17. Философы, психологи и социологи нередко исходят из того, что человек по природе своей эгоистичен, что в конечном счете он мотивирован делать что бы то ни было только в собственных интересах. Типичная формулировка этой мысли: «Человек эгоистичен. Он пытается максимизировать свои результаты» (Walster, Walster & Berscheid, 1978). Проанализируйте это утверждение с точки зрения мотивации. Что оно может означать? В каком, например, смысле лица с выраженной потребностью во власти пытаются максимизировать свои результаты, идя на высокий риск? Можно ли сказать, что лица с выраженной потребностью в достижении пытаются максимизировать свои результаты в большей мере, чем лица с выраженной потребностью во власти? Каковы эти результаты?
18.Одно из рекламных объявлений в журнале Fortune гласило: «Чтобы преуспеть в бизнесе… вам необходимы все ваши способности и амбиции. Амбиции? Конечно же! Наконец они увидят свет. Теперь вы сможете открыто заявить о своем стремлении к успеху. Вот что такое быстрый рост!» К какому мотиву апеллирует эта реклама?
19. В исследовании монозиготных и дизиготных близнецов были получены данные, свидетельствующие о том, что ассертивность, агрессивность и доминантность частично определяются наследственностью (Loehlin & Nichols, 1976). Опираясь на трактовку мотива власти и его биологические корреляты, представленные в этой главе, сформулируйте гипотезы, объясняющие то, как врожденные биологические характеристики могут повышать вероятность формирования более сильной потребности во власти. Проанализируйте данные Шелдона (Sheldon, 1942) о более высоком уровне ассертивности мезоморфов, отличающихся развитой мышечной системой, а также предположение Корте и Гатти (Cortes & Gatti, 1972) о том, что мезоморфы имеют более выраженную потребность во власти.