Пропуская мимо ушей его протесты, я зашагала прочь.
Мои воззвания к его мужскому достоинству не возымели действия. Отправлялась ли я на прогулку верхом, шла ли размяться в погожую закатную пору или полюбоваться старым садом, рядом неизменно оказывался Фрэнк Хоуден, который укорял меня за мое обхождение до тех пор, пока я не пожелала ему кануть на дно Красного моря.
Впрочем, этими великолепными весенними днями ощущение жизни было слишком благодатным, чтобы его могла омрачить мелкая досада на Фрэнка Хоудена. На кустарниках вдоль ручья красовались огромные гирлянды белых цветов клематиса, которые дарили свой аромат каждому дуновению ветерка; прелестные ярко-зеленые заросли сенны по речным берегам оделись в цветы, что соперничали с небесами глубокой, яркой синевой; сороки свивали гнезда в кронах высоких каучуковых деревьев и яростно атаковали прохожих, которые рисковали приближаться к их владениям; отъевшиеся лошади подставляли хозяевам шелковистые спины для прогулок галопом; с приближением сезона вишни оживлялись яркие ту́пики. Ах, до чего же славно было жить!
В Каддагате я оказалась в значительной степени отрезанной от бурного течения жизни, о котором мечтала в Поссумовом Логе, но здесь на поверхности бытия появлялась приятная рябь, которой я была пока что довольна.
Глава тринадцатая. Он
Теперь настал черед подробного рассказа о моем первом, последнем и единственном настоящем возлюбленном, ибо все разглагольствования назойливого джекеру виделись мне просто гротескной карикатурой на подлинные чувства.
В день знакомства со своим любимым выглядела я отнюдь не героиней романа. Мои чудесные волосы в нужный момент не привлекли его взгляда, потому как не струились из-под гребня естественными волнами, да и голос мой, волнующе низкий, не плыл по ароматному воздуху прямо ему в сердце, как у девушек, о которых я читала в книгах. Скорее я напоминала клоунессу. Дело было в конце сентября, и я ходила к истоку речушки, чтобы собрать коллекцию папоротников. В тот раз я надела мужские сапоги, в которых удобно шлепать по воде, и натянула старое, совсем ветхое платье, которое для этой вылазки одолжила у одной из служанок. Мой наряд довершали перчатки из грубой кожи и широкополая шляпа, изрядно пострадавшая в зарослях. Волосы были кое-как, вороньим гнездом, забраны вверх, причем во все стороны торчали короткие кончики.
Время было за полдень; меня встречала на крыльце тетя Элен.
– Пока у тебя столь живописный вид, будь добра, сорви для меня пару лимонов. Уверена, твой наряд не слишком пострадает. С тебя можно сделать неплохой эскиз для публикации в «Бюллетене», – сказала она.
Я с готовностью отправилась выполнять ее просьбу: принесла стремянку, у которой ступени отстояли фута на два, установила ее за домом у лимонного дерева и взобралась повыше.
Держа в подоле платья несколько лимонов, я стала неуклюже слезать и тут же услышала сзади незнакомые шаги.
В Каддагат кого-нибудь да заносило в любое время суток, так что я ничуть не встревожилась. Наверное, бродяга, или коммивояжер, или лоточник, подумала я, опуская ногу в большущем сапоге на следующую ступеньку и даже не оборачиваясь посмотреть, кто шагает в мою сторону.
Меня обхватили за пояс чьи-то сильные загорелые руки, подбросили вверх на фут, если не выше, а потом с легкостью опустили на землю, и мужской голос произнес:
– Ишь, какая стать у этой молодой кобылки… «Обхват в подпруге, круп – что надо»[29].
У кого, интересно, хватает наглости так со мной разговаривать? – подумала я и оглянулась, чтобы узнать, кто тут пародирует Гордона. У меня за спиной стоял мужчина, которого я прежде не видела, и плутовски улыбался. Это был молодой – совсем молодой – бушмен, высоченный, крупный, загорелый до черноты, с приятным открытым лицом и каштановыми усами; при таких впечатляющих габаритах он совсем не вызывал страха, был хорошо сложен и осанист. Мне подумалось, что это, скорее всего, Гарольд Бичем из Полтинных Дюн: до меня доходили слухи, что росту в нем, без каблуков, шесть футов и три с половиной дюйма[30].
Торопливо одернув платье, я выронила лимоны, которые покатились в разные стороны, и рванулась было прочь, но этот ладный незнакомец оказался резвее и с поистине кошачьей ловкостью преградил мне путь.
– Ни шагу дальше, моя прекрасная молодая кобылка: вначале собери эти спелые лимоны, все до единого, и аккуратно сложи, не то я пожалуюсь на тебя хозяйке, будь уверена.
Тут я сообразила: он принял меня за служанку. Получилось забавно. Я не стала спорить и решила над ним подшутить. Оценила его как человека самоуверенного, но без того отвратительного апломба, которым, на свою беду, а может, на свое счастье, наделены многие. Точнее сказать, весь его вид говорил: «я-всегда-свое-возьму-а-кто-так-не-может-тот-сам виноват».
– Сделайте милость, сэр, – смиренно выдавила я. – Все до единого собрала, можно мне теперь идти?
– Иди, только сперва поцелуй меня.
– Ой, сэр, это никак не возможно.
– Давай-давай, не отравишься. Не то силой тебя заставлю.
– А ну как хозяйка меня застукает?
– Да ты не трусь: застукает – я всю вину возьму на себя.
– Ой, нет, сэр, вы уж, пожалуйста, меня отпустите, – боясь, как бы он не выполнил свою угрозу, проговорила я с такой неприкрытой тревогой, что его разобрал смех.
– Не дрейфь, сестренка, я девушек не целую и начинать не собираюсь, тем более в такое время суток и против их воли. Ты здесь новенькая? Что-то я тебя раньше не видал. Встань-ка вот там, я погляжу, не перепачкалась ли ты в грязи, а потом отпущу.
Я остановилась посреди двора, где мне было указано, а он развернул свой длинный, тяжелый конский хлыст с большим хвостом и рукоятью из ароматной акациевой древесины и стал раз за разом отряхивать мне голову и руки до плеч, но страха у меня не было – я с первого взгляда поняла, что хлыстом он владеет мастерски, как и положено настоящему бушмену, а потому знала: опасность мне не грозит, надо только стоять неподвижно. Благодаря науке дяди Джей-Джея эту процедуру я выдержала с невозмутимым спокойствием: он имел привычку таким способом испытывать мои нервы.
– Ну надо же! Глазом не моргнула! Лошадка-то чистокровная! – сказал незнакомец через минуту с небольшим. – А хозяин где?
– В Гул-Гуле. Он поздно вернется.
– А миссис Боссье дома?
– Ее тоже нет, но миссис Белл где-то у парадного входа.
– Благодарствую.
Я смотрела ему вслед: он удалялся той легкой пружинистой походкой, которая выдавала долгие-долгие дни, проведенные в седле. Наблюдая за ним, я уверилась, что он выбросил из головы это происшествие и девчонку с лимонами.
– Сибилла, поторопись, приведи себя в порядок. Надень самый нарядный фартучек и кружевную манишку, чтобы я могла оставить на твое попечение Гарри Бичема, – сегодня мне надо самой проследить за приготовлением некоторых блюд к ужину.
– Не рано ли для вечерних нарядов, тетушка?
– Рановато, но у тебя не будет времени дважды менять туалеты. Оденься полностью: его честь и твой дядя могут нагрянуть в любую минуту.
Во время прогулки я искупалась в ручье, так что сейчас могла не принимать ванну и очень скоро была в полной боевой готовности: синее вечернее платье, атласные туфельки и все такое прочее. Распущенные волосы я просто стянула лентой, а затем выскользнула в коридор и позвала тетю Элен.
– Я готова, тетушка. Где он?
– В столовой.
– Зайди в гостиную и оттуда сама его позови. Я с ним побуду, пока ты не освободишься. Но, тетушка, до ужина еще далеко – как, скажи на милость, мне с ним совладать?
– Как совладать? – Она посмеялась. – Он не буйного нрава.
Мы вместе дошли до гостиной, и я покрутилась перед зеркалом, пока на зов тети Элен туда не явился Гарольд Огастес Бичем, холостяк, владелец Полтинных Дюн, Вайамбита, Уоллераванг-Веста, Кват-Кватта и еще нескольких станций в Новом Южном Уэльсе, не считая основной – в Квинсленде.
Когда он вошел, я сразу отметила, что он умылся, расчесал свои жесткие волосы, снял шляпу, отстегнул шпоры и избавился от хлыста, а краги по необходимости оставил, так как его костюм включал плотно облегающие серые матерчатые бриджи для верховой езды, которые выразительно подчеркивали контуры нижних конечностей.
– Гарри, это Сибилла. Я уверена, дальнейшие представления излишни. Прости, у меня там кое-что на плите стоит, не пригорело бы.
И она торопливо удалилась, а мы так и стояли лицом к лицу.
Гость рассматривал меня с неприкрытым удивлением. Подняв на него взгляд, я весело рассмеялась. Перевес был на моей стороне. Он – крупный, видный мужчина, богатый, влиятельный. Я – ничтожная пигалица, пустое место, но при этом, невзирая на его пол, рост и статус, хозяйкой положения оказалась я и прекрасно это понимала – оттого-то меня и разбирал смех.
Вне сомнения, он меня узнал: под его загорелой до черноты кожей вспыхнул густой багровый румянец. Ясное дело, ему было совестно, и прежде всего за данное мне прозвище «кобылка». Он чопорно поклонился, но я протянула ему руку, говоря:
– Давайте пожмем друг другу руки. Когда меня знакомят с человеком, который к себе располагает, я предпочитаю рукопожатие. А кроме того, я ведь, похоже, вас хорошо знаю. Вспомните, какое множество яблок вы мне принесли!
Он согласился на это предложение и задержал мою ладонь в своей несколько дольше, чем требовалось, беспомощно глядя мне в лицо. Меня это сильно позабавило: я поняла, что это он не знает, как со мной совладать, а не я – с ним.
– Клянусь честью, мисс Мелвин, я и подумать не мог, что это вы, когда сказал… – Тут он окончательно смешался, отчего меня опять стал душить смех. – Вы не вправе были так одеваться – это чистой воды обман. Так нечестно.
– Оно и к лучшему. Зато сразу стало ясно, что вы – донжуан австралийского пошиба. Теперь вы меня не проведете, сколько ни прикидывайтесь добродетельным, благовоспитанным светским человеком.