ботлив наш бесценный мальчик. Не думай, что мне приятно лишать тебя компании этой девчушки. Наверняка ее общество для тебя отрада. Я могла бы позвать к себе мисс Бенсон, но Гарольд о ней даже слышать не желает. Говорит, она слишком вялая и будет только нагонять тоску на нас обоих. А твоя племяшка, считает он, будет поддерживать в нас жизнь.
На днях Джулиус мне признался, что не мог от нее оторваться, потому как при ней «старая казарма» (так он прозвал Каддагат) гудела эхом от веселья и шума. Уж как я ее жду, тем более что она – дочурка милой Люси. Передавай ей от меня привет и так далее, и тому подобное.
А в качестве постскриптума было сказано:
Гарольд заедет за Сибиллой в среду вечером. Очень надеюсь, что ты согласишься ненадолго мне ее одолжить.
– Ой, тетушка, это же чудесно! – воскликнула я. – А что тут смешного?
– Как по-твоему, для кого Гарри старается залучить в дом компаньонку? Удобно, когда на твоей стороне престарелая тетушка, правда? Ну да ладно: в любви и в бою все средства хороши. Разрешаю – можешь прикрываться мною любым способом.
Я сделала вид, будто не поняла, к чему она клонит.
Бабушка согласилась на предложение мисс Бичем, и вот настал день, когда я, уложив в дорожный сундучок кое-какие обновки, с ликованием стала дожидаться поездки в Полтинные Дюны.
В среду пробило час дня, потом два часа, и я уже начала опасаться, что никто за мной не приедет, когда, в восемнадцатый раз высунувшись из окна, увидела проплывающий мимо прямой, тупоконечный нос Гарольда Бичема. На веранде бабушка подавала чай. Мне было не до этого: полностью наготове, я поджидала своего сопровождающего, который утолял жажду на веранде.
Мы припозднились с отъездом и мчались в двуколке на огромной скорости; мой саквояж был приторочен ремнями сзади, а впереди рвался вперед чистокровный американский рысак, отмеченный призами на выставках в Сиднее. Как мы мчались! Невероятно! Пыль и гравий густым облаком летели из-под бешено крутившихся колес и мелькающих копыт, а слева проносились, как заколдованные, столбы проволочной изгороди. Мистер Бичем позволил мне править лошадью, а сам сидел рядом, готовый в случае чего перехватить вожжи.
На закате, в самое волшебное время суток, мы подъехали к огромным белым воротам, за которыми тянулась аллея к главному усадебному строению фермы Полтинные Дюны… прекрасные Полтинные Дюны без конца и края! Вдали поднимались мечтательные голубые холмы, перед ними тянулись широкие плодородные равнины, которые пересекала река Яррангунг, сверкающая в последних лучах солнца, как серебряная змея, извивающаяся меж двух берегов, поросших кустарником. От цветника площадью не менее шести акров плыл вездесущий, восхитительный аромат. Легкий ветерок нежно шевелил заросли между строениями и улетал в огромный фруктовый сад, что спускался по южному склону. В угасающем солнечном свете то мягко светились, то вспыхивали тридцать крыш, и усадьба напоминала целый городок; от стука наших колес залаяла собачья стая. Чудо! Прекрасные, прекрасные Полтинные Дюны!
Когда ворота распахнулись, встречать нас бросилась, как мне померещилось, сотня собак, но вскоре я узнала, что их там всего двадцать три.
К нам направлялись две женские фигуры, одна чуть ли шести футов ростом, другая – крошечная, этакая дюймовочка, но, конечно, побольше.
– Я ее привез, тетя Гасси, – доложил Гарольд, спрыгивая с двуколки для поцелуя рослой фигуры, но не выпуская из рук вожжи, а малютка жалась к его ноге и повторяла: «Катай, катай».
– Приветствую вас! Поссум, отчего не выпустили старого Задиру? Не вижу его в стае.
С этими словами хозяин дома подхватил на руки крошечную личность и усадил в двуколку, чтобы исполнить ее желание, а меня обняла мисс Бичем. Потом ее племянник повел меня за собой мимо асфальтированного теннисного корта через обширный сад, затем через просторную веранду к огромному, широко раскинувшемуся одноэтажному дому, который светился множеством окон.
– Как я рада твоему приезду, дорогая. Надо будет хорошенько рассмотреть тебя при свете. Надеюсь, ты похожа на свою маму.
Эта перспектива меня смутила. Я-то знала, что увидит она страхолюдину, ничем не похожую на миловидную мать, и в душе прокляла свою внешность.
– Тебя зовут Сибилла, – продолжала мисс Бичем. – Сибилла Пенелопа. Твоя мама была мне очень дорога; почему-то она мне больше не пишет. После ее замужества мы с нею не виделись. Даже как-то странно думать, что нынче она мать восьмерых детей: пятерых мальчиков и трех девочек, я не ошиблась?
Через широкий холл мисс Бичем провела меня в длинный коридор, куда выходили двери спален, и показала ту, которую приготовили для меня.
– Надеюсь, тебе здесь будет уютно, дитя мое. У нас к ужину наряжаться не принято, разве что в исключительных случаях.
– У нас в Каддагате точно так же, – отозвалась я.
– А теперь, дитя мое, дай как следует разглядеть тебя без шляпы.
– Ой, не надо, пожалуйста! – воскликнула я, закрывая лицо руками. – Я такая уродина – не выношу, когда на меня смотрят.
– Что за глупышка! Ты не похожа на маму, но совсем не дурна собой. Гарольд говорит, ему в жизни не встречались такие стильные девушки, да еще с таким дивным голосом. На прошлой неделе он вызывал сиднейского настройщика, так что мы ждем не дождемся твоих ежевечерних выступлений!
Так я узнала, что никто в Полтинных Дюнах не смел оспаривать похвалу Гарольда.
Затем мы прошли прямиком в столовую, но долго там не задержались; туда же явился мистер Бичем с маленькой девочкой на плече. Мисс Бичем объяснила мне, что это Минни Бенсон, дочь Гарольдова женатого соседа, управляющего смежной станцией под названием Вайамбит. Мисс Бичем считала, что в качестве игрушки ее племяннику более подошел бы мальчик, но сам племянник придерживался мнения, что мальчики – это механизмы, изобретенные для пытки взрослых.
– Ну, О’Дулан[36], рассказывай, каков сегодня денек? – Гарольд опустил свою живую игрушку на пол.
– Денек ясный, для девок опасный, – бойко ответила она.
– Как не стыдно, Гарольд, учить невинную малышку таким отвратительным выражениям, да и прозвище для нее можно было выбрать поприличнее, – возмутилась мисс Бичем.
– О’Дулан, это мисс Мелвин, и ты должна встречать ее так же, как меня.
Малышка потянулась ко мне. Я подхватила ее на руки; она меня обняла и расцеловала, приговаривая: «Люлю тебя, люлю тебя» – а потом, обернувшись к мистеру Бичему, спросила:
– Стока ватит?
– Да, этого достаточно, – ответил он, и девочка заерзала, чтобы ее опустили на пол.
Вошли трое ковбоев-джекеру, управляющий и еще двое каких-то парней; всех представили мне, и мы приступили к ужину. О’Дулан сидела на высоком стульчике рядом с мистером Бичемом, который выполнял все ее желания. Она повторяла каждое его действие, даже ела горчицу – и отважно сдерживала слезы, подступавшие к ее кукольным голубым глазкам. Когда мистер Бичем вытер усы, она тоже уморительно вытерла свою воображаемую растительность.
После ужина ковбои вместе с тремя другими мужчинами удалились в отведенную для них гостиную, выходящую на задний двор: там они могли развлекаться как угодно. Хозяин и хозяйка дома вместе со мной и девчушкой провели вечер в тесной гостиной, что примыкала к столовой. Мисс Бичем занимала меня беседой и семейными фотоальбомами, а Гарольд играл с малюткой.
Стоило им на пару минут выйти, как мисс Бичем посетовала, что его суета вокруг этой девочки просто смехотворна и что он проводит с нею добрых полсуток. Она также спросила, каково мое мнение о ее племяннике. Я уклонилась от прямого ответа и только поинтересовалась, всегда ли он так спокоен и добродушен.
– Что ты, конечно нет. Его считают невероятно вспыльчивым. Нет, он не рычит, не делает гадостей, но…
Тут вернулся субъект с означенным характером, и тема была закрыта.
Гарольд опустился на четвереньки и принялся катать О’Дулан на спине. Она заходилась криком от детского восторга, а под конец, свернувшись калачиком на его широкой груди, уснула. Миссис Бенсон прислала кого-то из домочадцев напомнить, что девочка загостилась, и наутро Гарольд повез ее домой. За компанию он позвал с собою и меня, так что мы уселись в двуколку, где я взяла малышку к себе на колени. Поездка длиной в двенадцать миль в один конец и столько же обратно выдалась приятной. О’Дулан невероятно горевала при расставании с мистером Бичемом, но тот обещал вскоре приехать за ней снова.
– Одна маленькая девочка зараз – это предел моих возможностей, – сообщил он мне с подкупающей улыбкой, которая, вкупе с его богатством, безо всякого умысла и намерения с его стороны, погубила множество сердец прекрасного пола.
Глава шестнадцатая. Улыбка Фортуны
– Послушай, Гарольд, коль скоро ты зазвал к нам Сибиллу, не давай ей скучать, – сказала мисс Бичем.
Шел второй день моего пребывания в Полтинных Дюнах. После обеда мы потянулись на веранду. Мисс Бичем сидела с рукоделием за своим рабочим столом, я устроилась с книгой на циновке, Гарольд на некотором отдалении растянулся в скваттерском кресле. Его большие загорелые руки были сцеплены за головой, подбородок опустился на широкую грудь, глаза закрылись; время от времени он выпячивал нижнюю губу и выпускал вверх струйку воздуха, чтобы отгонять от лица мух; выглядел он как внушительный памятник комфорту и на тетушкины ремарки отвечал лениво:
– Хорошо, тетушка, я постараюсь. – И, повернувшись ко мне: – Мисс Мелвин, пока вы здесь находитесь, помните, пожалуйста: для меня бесконечное удовольствие – всячески вам угождать. Распоряжайтесь мною, как сочтете нужным.
– Благодарю вас, мистер Бичем. Не премину воспользоваться вашей любезностью.
– Что за нелепость, дети мои, так чопорно общаться между собой? – вмешалась мисс Бичем. – Вы же, считай, двоюродные – по праву давней дружбы между вашими семьями. И меня называйте тетушкой, а не иначе.