— Так, хорошо. Где он живет?
— Не знаю.
— Так. А как его зовут?
— Не знаю.
— А где работает, тоже не знаете?
— Нет.
— Что же вы тогда знаете, девушка? — не выдержал и вмешался Рустам. — Это что вам, игрушки — знаю, не знаю?
— Подожди, Рустам, — тихо сказал Сурков и снова обратился к девушке: — Ты дочка, не волнуйся, расскажи все спокойно, по порядку.
— А я и не волнуюсь. С чего вы взяли? — улыбаясь ответила девушка, — это вон ваш лейтенант чего-то нервничает, — добавила она, с трудом удерживаясь от смеха. В круглых карих глазах загорелись лукавые огоньки. — Сегодня я видела, как этот парень несколько раз подходил к Назире Нишановой, продавщице из продовольственного на Самаркандской.
— И это все? — чуть не застонал от разочарования Рустам.
— А вот и нет! — весело воскликнула девушка, она явно дразнила Абдуллаева. — С ним дружила Нина Иванова, я их несколько раз встречала в городе.
— Так, очень хорошо. Она вас, конечно, познакомила?
— Нет, я к ним не подходила.
— А найти подружку вашу нам поможете?
— Пожалуйста, она живет в третьем микрорайоне.
— Вот и прекрасно. Касым-ака, вы позволите, девушка проводит нас.
— Валя Иванова? Конечно, конечно, пускай едет! — директор энергично замахал короткими руками, всем своим видом выражая полнейшее согласие.
— Вы что с ней однофамильцы? — удивленно спросил Рустам девушку.
— Сестры родные. Возьму вот и уведу вас куда-нибудь в противоположную сторону.
«Ох эти девчонки, ничего у них не поймешь», — вздохнул Рустам.
— Даже не верится, что год назад к этому директору вообще нельзя было подступиться, — рассказывал вполголоса капитан, пока, пропустив провожатую вперед, спускались по лестнице. — А потом он у нас проходил по одному уголовному делу. В качестве свидетеля. Из тех свидетелей, которым полшага до обвиняемых. Вот теперь и старается...
...Дверь в квартиру Ивановых открыла хозяйка, немолодая, полная женщина.
— Валюша, боже мой, что случилось? — воскликнула она, испуганно всплеснув руками.
— Добрый вечер, — вежливо сказал Рустам, он шел впереди. — Разрешите зайти к вам на несколько минут.
— Пожалуйста, пожалуйста, конечно, заходите, — засуетилась женщина, поспешно отступая в глубь прихожей. — Но что же все-таки?
— Да ничего, тетя Лида, не случилось, — пыталась успокоить ее девушка. — Они к вам и по другому делу.
— По какому делу? Что ты путаешь! — еще больше забеспокоилась хозяйка. — Какие могут быть у нас дела с милицией?
— Нам нужно расспросить у вашей дочери об одном молодом человеке, — вмешался Рустам.
— О каком молодом человеке? — женщина снова всплеснула руками. — Доченька, что это? — повернулась она к своей дочери, высокой, вертлявой девице с тонкими, едва заметными полосками выщипленных бровей, которая лениво вышла из комнаты, небрежно запахивая коротенький халат.
— Не знаю, мама, не знаю никакого молодого человека, — томно проговорила она. От ее жирных неопрятных волос так густо несло запахом крепких духов, что у Рустама сразу заломило виски.
— Товарищи, видите, это какое-то недоразумение! — голос мамаши поднялся почти до визга. — И никаких таких молодых людей у моей Ниночки нет.
— Я никого не знаю и вообще ни с кем не встречаюсь.
— Вы слышите, ни с кем моя Ниночка не встречается.
— Да подождите вы, — опять не выдержал и вмешался Абдуллаев. — Это очень серьезно. Мы разыскиваем преступника, а с ним встречалась ваша дочка. Об ответственности за укрывательство слышали?
— Как с преступником? Кто встречался? Какое укрывательство? Да вы что! — тоже повысила голос хозяйка и вдруг повернулась к Валентине: — Это все ты! От зависти придумала. Неблагодарная, испорченная девица. Ты, ты дурно влияешь на Ниночку. Боже мой, какую змею пригрели!..
— Подождите, гражданка, одну минуточку, — вступился в разговор молчавший до сих пор, но внимательно слушавший перепалку капитан. — Это все не так просто. Давайте пройдем в комнату и я вам все объясню.
Однако, как отметил Рустам, капитан, даже когда перешли в комнату и расселись, вопросов задавать не стал. «Не вмешивается, дает разговориться женщинам», — дошло до лейтенанта.
— Дурочка ты, Валька! — визгливо заговорила Нина. — Что ж, я должна была исповедоваться перед мамашей? Да ее сразу бы кондрашка хватила. И потом я действительно ничего не знаю.
— Но ты же встречалась с ним и не раз.
— Это с которым?
— С длинным тем, беловолосым.
— Ну и что, только и о нем я ничего не знаю.
— Как не знаешь? Ты была с ним.
— Подумаешь, была. Если бы я стала записывать анкетные данные каждого мужика, с которым была, то и вот такой толстенной тетради не хватило бы.
— Ну и шуточки у вас! — возмущенно вмешался Абдуллаев. — Может, именно сейчас этот ваш мужик пустил в ход нож и снова пролил чью-то кровь.
— Да никакой он не мой, я даже не знаю, где он живет! — в голосе Нины звучал откровенный страх.
— Ой не крути, Нина. Я ж не навредить, помочь тебе хочу, — снова вступила в разговор Валентина. — Запутаешься ведь...
— Что же, он тебя ночевать к себе с завязанными глазами водил?
— Когда водил? Чего ты плетешь?
— Когда? В июле: третьего, десятого, восемнадцатого, тридцатого; в августе: третьего, девятого, двенадцатого и двадцать пятого. Ведь в эти дни я должна была засвидетельствовать твоей мамаше, что ты ночевала у меня. Сама же рассказывала о его квартирной хозяйке, как она каждый раз начинала громко молиться за стеной, когда вы целовались... Не хочу больше врать, — видишь беда какая...
— А ну тебя к лешему, Валька, — криво улыбнувшись, сдалась вдруг Нинка. — Пишите: улица Лермонтова, дом 68, зовут Олег, фамилию не знаю, ну честно. Работал в каком-то ПМК, вроде строят там птицефабрику. Чего еще вам?
— Сколько ему лет?
— Где-то около тридцати. Еще чего?
— Все, спасибо. — Рустам закрыл блокнот.
Нинка с деланной беззаботностью чистила ногти. Мать ее молчала, пораженная и растерянная.
— Спасибо тебе большое, дочка, — сказал капитан и крепко пожал руку Вали. — А вам я вот что посоветую, — повернулся он к Нине. — Подумайте, очень крепко подумайте... Ведь вы только начинаете жизнь. Мать пожалейте, если себя не жалко.
На улице уже темно. Когда зажгли фары, в их свете заплясала, завертелась мошкара, сразу разлетевшаяся от рыка запущенного двигателя.
— Первый, первый, я шестой. Вызываю на связь, — торопливо заговорил Рустам, пытаясь скорее забыть свою очередную оплошность.
— Не расстраивайся, парень, — угадав его состояние, мягко улыбнулся Сурков. — Все со временем придет. Как говаривал мой первый учитель Султан-ака — отец твой: «Было бы желание, а умение само придет», а желания тебе не занимать.
— Шестой, шестой, я первый, слушаем вас. Прием, — отозвался отдел. В машине узнали голос начальника отдела, видимо, сам и руководит всей операцией. Передав дополнительные сведения, полученные у Ивановых, Рустам доложил о решении группы ехать сразу на улицу Лермонтова.
— Согласен. Действуйте, шестой. Возьмите с собой Джуманиязова — его участок.
Рустам выключил рацию, глянул на часы. С начала розыска прошло уже час сорок минут.
Когда подъехали, участковый инспектор Джуманиязов, рослый широкоплечий толстяк как раз закрывал свой кабинет. Рядом стояли трое парней с красными повязками на рукавах.
— Знаете, кто живет на Лермонтова, 68? — спросил Абдуллаев, когда участковый, поспешно отправив куда-то дружинников, с трудом протиснулся в машину и они наконец тронулись.
— Так и не прописался. Вот шайтан! — неожиданно тонким для своей комплекции голосом закричал Джуманиязов. — Обманул, подвел. И скажите, такой культурный, вежливый, уговорил ведь. Хотел же оштрафовать его за нарушение паспортного режима.
Сурков как-то неопределенно хмыкнул, но промолчал.
— И что это вы вдруг паспортным режимом заинтересовались? — спросил наконец, не выдержав долгой паузы, участковый, стараясь заглянуть в лицо Суркова, — какой-то странный интерес в такое позднее время.
— Эх, Хашим, Хашим... — отозвался капитан. — Сегодня этот твой вежливый и культурный двух парнем ножом пырнул. Вот так.
И потом все время, пока ехали и пока Сурков вводил его в курс событий, Хашим Джуманиязов сокрушенно вздыхал и ворочался так, что казалось даже машина качается на ходу.
Дом на Лермонтова, 68, как и все остальные на этой окраинной улице, прятался в глубине двора за высоким дувалом. Как только вышли из машины, участковый услужливо сообщил, что со двора нет запасного выхода, а через дувал с другой стороны можно попасть на территорию охраняемого склада.
Стучать пришлось долго. Слышно было, как кто-то медленно ходил по двору, курил, даже чувствовался запах табачного дыма. И только когда подал голос Джуманиязов, изнутри застучали запоры, зазвенели многочисленные цепочки и калитка со скрипом растворилась. Работники милиции очутились в неярко освещенном дворике, перед высокой худой старухой с папиросой в зубах.
— Извините, не разобрала. Думала, кто из дружков бывшего квартиранта, — тихо заговорила она. — Я женщина болезненная...
— Простите, почему вы говорите бывшего, — забеспокоился Абдуллаев. — Разве он у вас не живет?
— Нет. Слава богу, неделю, как ослободилась. — Старуха перекрестилась. — Дошли до господа мои молитвы...
— А куда он переехал?
— Спроси попробуй! Что бы от меня осталось... Это же бандюга и дружков таких же хулюганов имел. Чего только я не натерпелась. Оказывается, он прямо из тюрьмы. Что ни день — пьянки, девки разные, драки.
— И вы молчали! — удивился Абдуллаев. — Нужно было в милицию или вот к участковому обратиться.
— Я женщина болезненная...
— Вы ее слушайте побольше! — раздался вдруг пронзительный голос из соседнего двора и над забором показалась взлохмаченная голова еще одной старухи. — Куда она пойдет? Она же за свою хибару по двадцать пять рубликов ежемесячно драла.