Потерпевшая рванулась к ней:
— Вот, вот она!
Толпа умолкла.
Молодой человек, защищавший мальчика, пожал плечами и неторопливо направился обратно к трамвайной остановке.
Я взял мальчика за руку. Он не сопротивлялся.
В детской комнате, составив протокол, я отпустил потерпевшую и свидетелей. Едва я обернулся к «виновнику торжества», как он испуганно посмотрел на меня и заговорил торопливо, взахлеб:
— Дяденька милиционер, отпустите меня, пожалуйста, я больше не буду. Вот увидите, я никогда-никогда не буду больше воровать! Отпустите меня, пожалуйста, дяденька милиционер. Я сам не знаю, как взял эту брошь. Отпустите, пожалуйста.
Я промолчал. Признаться, мне было жаль мальчишку. Маловероятно, чтобы он сам решился на воровство. Очевидно, за ним кто-то стоит. Вот и сейчас уж очень он торопился выговориться, будто опасается лишних расспросов. А я чувствовал, что за этим потоком слов есть что-то недосказанное, запретное. Может быть, парень с родинкой? Такой вариант вполне вероятен. Подростки, к великому сожалению, нередко становятся жертвами аферистов.
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Ты не хочешь, чтобы о твоем поступке знали в школе?
— Нет, дяденька, нет. Вы, пожалуйста, ничего не говорите в школе. Я не буду больше воровать.
— Мне придется сообщить твоим родителям.
Глаза у мальчика заметались, как затравленные зверьки.
— Нет, нет, ничего не говорите им, пожалуйста. Они изобьют меня. Знаете, какие они сердитые!
— Ты их боишься?
— Боюсь.
— Парня с родинкой тоже боишься?
— Боюсь... Нет-нет, дяденька, не боюсь... Я не знаю никакого парня с родинкой.
— Не обманывай, нехорошо это... Он и научил тебя воровать. Как его фамилия? Может, кличку знаешь?
— Не знаю... Я никакого парня с родинкой не знаю. Отпустите меня, пожалуйста, дяденька милиционер. Я вас очень прошу!
Больше часа я беседовал со своим юным «подзащитным», однако больше ничего не добился. Впрочем, и того, что узнал, было немало, конечно. А что назвал мальчика про себя «подзащитным» — не удивительно. В этом специфика нашей работы — для нас такие, как он, и преступники, конечно, и, бесспорно, — подзащитные.
С утра поехал в школу. Классный руководитель, зовут ее Ольга Федоровна Дмитриева, узнав, что я из милиции, некоторое время растерянно перелистывала тетрадки, лежащие перед ней на столе, потом перевела взгляд на меня и неуверенно сказала:
— Пожалуй, ничего плохого о Юре Погодине сообщить не могу. Понимаете, мальчик как мальчик. Ничем особенным не отличается от своих сверстников. Правда, немного замкнут.
Я поинтересовался:
— Как он учится?
— Удовлетворительно. Мог бы, по-моему, лучше.
— Вы бывали у него дома?
— К сожалению, нет. Плохо со временем. Это, конечно, не оправдание, — вздохнула учительница. — Скажите, что-нибудь серьезное случилось?
Я не ответил.
Может быть, поступил неверно? Однако с этим торопиться не следует. А пока что стало обидно и за Юру и вообще за учеников Ольги Федоровны, по-видимому, она не очень-то думает о их судьбе... Этим тоже надо будет заняться...
Огорченный, я вышел из школы и направился к себе в детскую комнату. Дела не ждут, а их у нас немало.
Вечером поехал к Юре на квартиру. К сожалению, ни его, ни родителей не застал.
— Зайдите завтра, сегодня они в гостях, — сообщила мне соседка Погодиных.
— Юра тоже с ними?
— Да нет. Опять где-нибудь болтается. Видела я его недавно с каким-то парнем.
Ничего определенного об этом парне от соседки не узнал, кроме того, что высок ростом и одет, кажется, в модный светлый костюм...
...Поскольку в течение недели ни я, ни мой помощник Нина Яковлевна Голощапова так и не застали родителей Юры дома, я вынужден был вызвать их в административном порядке. Они пришли встревоженные, как только получили повестку.
Я собирался поговорить с ними о том, что мне удалось узнать за эти дни о Юре, хотел обязательно сказать, что неверно воспитывают они своего сына.
Однако тщательно обдуманный план беседы был нарушен приходом в детскую комнату мужчины средних лет с орденскими планками. Был он не один.
— Возьмитесь-ка за этого негодника, товарищ лейтенант, да построже накажите его родителей, — подтолкнул мужчина к моему столу своего «пленника» — подростка лет четырнадцати.
— В чем дело?
Мужчина обратился к пареньку:
— Говори, чего молчишь? Пакостить — храбрый, а ответ держать боишься?
Тот опустил голову, но продолжал молчать.
— Понимаете, в трамвае этот типчик выхватил из рук девушки сумочку и пытался убежать, — стал сам рассказывать мужчина. — А когда я поймал его, нашлись сердобольные экземпляры, принялись заступаться за него, причем довольно активно. Не понимают, что окончательно погубить так можно парня.
Я от души поблагодарил мужчину.
— Вы кого-нибудь из этих людей запомнили?
— А как же, конечно запомнил, — усмехнулся мужчина. — Там один пижон особенно разорялся. Однако, как видите, не все его поддержали. Высокий такой.
— Когда ты познакомился с этим человеком? — обратился я к подростку.
— Бросьте, товарищ милиционер, я его не знаю, — грубо проворчал он. — Шантажировать можете других. Не на того напали.
— Видели, как разговаривает со старшими? — заметил мужчина. — Язык подвешен неплохо.
— Подождите-ка...
Я хотел еще что-то сказать, но не успел: в это время в комнату не вошла, а впорхнула полная молодящаяся женщина в не идущем ей пестром брючном костюме.
— Александр, они привели тебя в милицию? Как вы посмели? — набросилась на меня женщина. — Вы опозорили честное имя моего сына. Я буду жаловаться вашему начальнику... Пойдем отсюда, Александр... Безобразие! Чем милиция только занимается — хватает беззащитных детей.
Женщина взяла своего «беззащитного ребенка» за руку и повела было к двери.
— Постойте-ка, — сказала мой помощник Нина Яковлевна Голощапова, которая до этого времени не вступала в наш разговор. — Ваш сын участвовал в грабеже и должен быть наказан. Мы не имеем права укрывать подобные поступки. Наш долг своевременно поставить человека на ноги, если он оступился и если родители калечат его.
— Вы не смеете так разговаривать со мной! — взвизгнула энергичная мамаша.
— Смею! — встала Голощапова. — Разрешите ваши документы?
— У меня нет с собой никаких документов.
— Где работает ваш муж? Судя по всему, вы-то нигде не работаете? Правильно?
— Правильно... Но позвольте, кто вам дал право...
Нина Яковлевна не дала ей договорить.
— Мы позвоним в учреждение, где работает ваш муж, и сообщим ему о проступке Александра. Надеюсь, он примет необходимые меры.
Женщина неожиданно взмолилась:
— Прошу вас, дорогая, не звоните. Это скомпрометирует его и меня. Я, очевидно, погорячилась немного. Вы должны понять мое состояние. Я — мать... Чего ты молчишь, скажи что-нибудь! — женщина дернула сына за руку. — Попроси прощения, дурачок.
Он развязно протянул:
— Ну-у, ма-а, я же возвратил бы ей эту сумку-у-у!
— Боже мой, значит, ты вправду совершил преступление? Зачем ты это сделал? Разве мы отказываем тебе в чем-нибудь?.. Товарищ лейтенант, отпустите его! Нет-нет, умоляю вас, накажите его, только не сообщайте... Какой ужас, какой ужас!
Нина Яковлевна с укором взглянула на женщину и взяла ручку...
— Скажите... вы действительно позвоните на работу отцу этого воришки? — обратился ко мне Погодин-старший, как только все формальности были закончены и неожиданные посетители ушли. — Или только... попугали мамашу?
— Позвоним. Это наша обязанность, — сказал я. — И парня без внимания не оставим. Нельзя укрывать подобные проступки. Они к хорошему не приведут.
— Да-да, — смущенно протянул Погодин.
Кажется, он получил наглядный урок и беседу теперь можно сократить.
Голощапова продолжила разговор:
— На днях мы сняли вашего сына с подножки трамвая. Вы не сможете объяснить нам, почему он не хотел платить за проезд?
Я взглянул на Погодиных. Удивлением... и радостью вспыхнули их глаза. Очевидно, супруги ожидали, что мой помощник сообщит что-нибудь куда более серьезное...
«Большое спасибо вам, Нина Яковлевна, — мысленно поблагодарил я Голощапову. — Вы верно сделали, что не сказали пока правду Погодиным.»
— Что же вы молчите? — снова обратилась Нина Яковлевна к отцу Юры. — Хотелось бы узнать ваше мнение!
— Простите, задумался, — улыбнулся Погодин. — Даю слово: Юра не будет больше ездить на подножках. Мы поговорим с ним. Правда, Маша? — обратился он к жене.
— Ой, ну да! — живо откликнулась она.
— Вот и отлично, — вышла из-за стола Нина Яковлевна. — Товарищ лейтенант, вы ничего не хотите сказать?
— Нет, Нина Яковлевна, — поспешно проговорил я, поняв, что продолжать разговор с Погодиными, кажется, не стоит. — До свидания.
Супруги попрощались, встали, однако, у двери, переглянувшись, обернулись к нам.
— Извините, — сказала Погодина. — Мы должны поблагодарить вас. Юра все рассказал нам. Он не будет больше... воровать, поверьте.
От неожиданности мы с Ниной Яковлевной только развели руками и улыбнулись смущенно.
Вечером я снова побывал у Погодиных. Мальчик обрадовался мне. Обрадовались и его родители. Погодина быстро накрыла на стол, угостила меня чаем с вареньем. Потом мы некоторое время говорили о разных пустяках, но я не торопился прощаться, заметил: что-то их волнует. И не ошибся. Оказывается, Юра снова стал получать плохие отметки, что-то его угнетает.
— Может быть, вы узнаете, с кем он водится? — почему-то шепотом закончила Погодина.
Я посмотрел на Юру, сидевшего в другой комнате у телевизора. Причина его «странного поведения» для меня в общем-то уже была ясна. Собственно, за этим я и пришел. Пора подводить итоги. Я располагаю всеми необходимыми данными. Этот тип в Ташкенте появился недавно. Но уже успел наделать немало вреда. Опытный рецидивист, и вот теперь калечит жизнь пацанам...