Перерыв
— Ты не говорила, что у тебя есть сестра.
— Угу.
— Просто я знаю, в какой школе ты училась. И имя твоего первого бойфренда. Знаю даже, что ты любишь попкорн с сиропом…
— Обязательно его попробуй.
— …а что у тебя есть сестра, не знал.
— Теперь знаешь.
Я отворачиваюсь от Тейда и убираю иглы в металлический лоток. Вообще-то Тейд может и сам их убрать, но мне нравится облегчать ему работу. Он сгорбился за столом и что-то пишет на листочке. Как быстро он ни писал бы, буквы у него достаточно крупные, все петли и соединения на месте. Ручка перестает скрипеть, Тейд откашливается.
— Она с кем-нибудь встречается?
Я представляю, как Феми, спящего на дне лагуны, объедают рыбы.
— У нее перерыв.
— Перерыв?
— Да. Она решила пока ни с кем не встречаться.
— Почему?
— Ее романы, как правило, плохо заканчиваются.
— Ох, парни бывают полными идиотами! — Странно слышать такое от парня, но Тейд всегда отличался чувствительностью. — Если ты дашь мне ее телефон, думаешь, она не будет против?
Теперь я представляю, как Тейд опускается на дно лагуны к Феми, а мимо плывут рыбы.
Я осторожно кладу шприц в кювету, чтобы невзначай не уколоться.
— Я спрошу у нее, — обещаю я, хотя ни о чем спрашивать Айюлу не намерена. Если они не увидятся, Айюла растает на задворках его сознания, как дымка летним утром.
Изъян
— Так у вас с ней общие родители?
— Я же сказала: она моя сестра.
— Родная сестра? Полнородная? — в замешательстве уточняет Йинка.
Йинка начинает меня бесить. Печальнее всего то, что она не задает каких-то оскорбительных или каверзных вопросов. Айюла невысокая (рост — ее единственный изъян, если это изъяном считается), а я — почти шесть футов; тон Айюлиной кожи можно описать как лакомый микс густых сливок и карамели, тон моей — как неочищенный бразильский орех; ее тело — сплошь плавные изгибы, мое — острые углы.
— Ты сообщила доктору Имо, что рентген готов? — раздраженно спрашиваю я.
— Нет, я…
— Так сообщи! — Я ухожу, не дослушав ее оправдание.
На втором этаже Ассиби застилает койки, Мохаммед заигрывает с Джимпе. Они стоят близко друг к другу, Мохаммед склонился над ней, опершись рукой на стену. Так, это пятно он потом сотрет. Меня они не замечают: Мохаммед повернулся спиной, Джимпе потупила глаза, упиваясь комплиментами, которые он ей сыплет. Неужели она не чувствует, что от него воняет? Может, не чувствует, потому что воняет сама. От нее несет потом, немытыми волосами, бытовой химией; трупами, разлагающимися под мостом…
— Сестра Кореде!
Я хлопаю глазами. Парочка испарилась. Похоже, я задумалась и стою в сторонке довольно давно. Бунми озадаченно на меня смотрит. Интересно, сколько раз она меня окликала? Лицо у Бунми непроницаемое. Вряд ли в переднем отделе головного мозга у нее кипит работа.
— В чем дело?
— Пришла твоя сестра.
— Что-что?
Я не жду повтора ее фразы и лифт не жду — я бегом спускаюсь по лестнице. Дыхание сбивается, но в приемном покое Айюлы не видно. Может, коллеги заметили, как на меня действует присутствие сестры. Может, они прикалываются надо мной.
— Йинка, где моя сестра? — тяжело дыша, спрашиваю я.
— Айюла?
— Да. Другой у меня нет.
— А я почем знаю? Еще недавно мы вообще не представляли, что у тебя есть сестра. Может, вас в семье десятеро? Такое тоже не исключено.
— Ладно-ладно. Так где она?
— В кабинете доктора Отуму.
По лестнице я несусь, за раз проскакивая по две ступеньки. Кабинет Тейда прямо напротив лифта, поэтому, попав на второй этаж, я каждый раз борюсь с соблазном к нему постучать. В коридоре звенит Айюлин смех. Громкий, звонкий, заливистый — это смех человека, не знающего забот. На этот раз постучать в дверь я не удосуживаюсь.
— О, привет, Кореде! Извини, я похитил твою сестру. Вы ведь на ланч вместе собирались?
Я оцениваю обстановку. Тейд сидит не за столом, а на одном из двух стульев для посетителей. На другом устроилась Айюла. Мало того что Тейд повернул стул, чтобы сидеть к ней лицом, он еще подался вперед и оперся локтями на колени.
Сегодня на Айюле белый топ с открытой спиной и ярко-розовые лосины. Дреды она собрала на макушке. Хвост получился слишком массивный, но Айюла не сутулится. В руках она держит сотовый Тейда, в который наверняка забивает свой номер.
На меня оба смотрят без тени смущения.
— Айюла, я же сказала, что не смогу пойти на ланч!
Тейд явно удивлен моим тоном. Он хмурится, но не говорит ни слова. Он слишком вежлив, чтобы вмешиваться в разборки между сестрами.
— Ой, так все улажено. Я поговорила с той милой девушкой, Йинкой, и она пообещала подменить тебя на это время.
— Неужели?! Зря она так. У меня дел невпроворот.
Айюла надувает губки. Тейд откашливается.
— Знаешь, я на ланч еще не ходил. Если хочешь, за углом тут есть отличное место.
Тейд имеет в виду «Саратоби». Стейки там классные. Я повела туда Тейда через день после того, как открыла этот ресторан для себя. С нами увязалась Йинка, но даже она не испортила мне тот ланч. Тогда я узнала, что Тейд болеет за «Арсенал» и пробовал играть в футбол профессионально. Я узнала, что братьев и сестер у него нет. Я узнала, что он не жалует овощи. Я надеялась снова оказаться с ним в «Саратоби» — только без Йинки — и узнать о нем что-нибудь еще.
Айюла лучезарно улыбается.
— Отличная мысль! Ненавижу есть одна.
Вертихвостка
Вечером, ворвавшись к Айюле в комнату, я застаю ее за столом. Она рисует эскизы для своей линии одежды. Айюла сама рекламирует свою одежду в соцсетях и едва справляется с потоком заказов. Типичный маркетинговый трюк — смотришь на красивую девушку с хорошей фигурой и думаешь, что если правильно подобрать одежду и аксессуары, то будешь выглядеть как она.
Дреды свесились Айюле на лицо, но я и так знаю, что она жует губы и сосредоточенно морщит лоб. На столе у нее только альбом, ручки, карандаши и три бутылки воды, одна из которых почти пустая. Зато всюду, кроме стола, бардак: одежда торчит из шкафов, валяется на полу и целыми кучами — на кровати.
Я подбираю с пола рубашку и принимаюсь ее складывать.
— Айюла!
— Что? — Она не поднимает голову и не оглядывается. Я подбираю с пола еще одну вещь.
— Пожалуйста, не надо приходить ко мне в больницу. — Такая просьба привлекает ее внимание. Айюла откладывает карандаш и поворачивается ко мне. Вместе с ней кружатся длинные дреды.
— Почему?
— Не хочу смешивать дом и работу.
— Ладно. — Айюла пожимает плечами и снова поворачивается к своему эскизу. С моего места кажется, что это платье в стиле вертихвостки двадцатых годов.
— И с Тейдом, пожалуйста, не надо общаться.
Айюла снова поворачивается ко мне, склоняет голову набок и хмурится. Непривычно видеть ее хмурой, это зрелище редкое.
— Почему?
— По-моему, тебе не стоит заводить с ним отношения.
— Потому что со мной он плохо кончит?
— Я такого не говорила.
Айюла делает паузу и обдумывает услышанное.
— Он тебе нравится?
— Дело не в этом. По-моему, прямо сейчас тебе вообще не стоит заводить отношения.
— Я же объясняла, что мне пришлось так поступить. Я тебе объясняла!
— По-моему, тебе стоит сделать небольшой перерыв.
— Если тебе он нужен, так и скажи. — Айюла замолкает, приглашая меня застолбить свои права на Тейда. — Тем более он не слишком отличается от других.
— О чем ты?
Тейд отличается. Он добрый и очень чувствительный. Он детям поет.
— Не так уж он глубок! Ему только смазливое личико подавай. Как и всем остальным.
— Ты его не знаешь! — Мой голос звучит с бóльшим надрывом, чем я ожидала. — Тейд добрый, чувствительный, а еще он…
— Хочешь, докажу, что я права?
— Я только хочу, чтобы ты перестала с ним общаться.
— Ну, так, как хочешь, получается не всегда. — Айюла снова поворачивается к столу и берется за эскиз. Мне бы уйти, но вместо этого я методично собираю и складываю ее одежду, пытаясь справиться со злостью и жалостью к себе.
Тушь
Рука дрожит. Макияж нужно накладывать твердой рукой, но у меня нет опыта. Мне всегда казалось, что маскировать мои несовершенства бессмысленно. Толку примерно столько же, как если брызгать освежителем воздуха после посещения туалета — пахнуть будет не свежестью, а надушенным дерьмом.
Рядом на ноутбуке запущен ютьюб, и я, глядя в трюмо, стараюсь повторять за девушкой из ролика. Одни и те же действия у нас получаются по-разному, но я не сдаюсь. Я беру тушь и щеточкой расчесываю ресницы. Ресницы слипаются. Я пытаюсь разделить их и в итоге пачкаю пальцы. Когда моргаю, на тональнике, который я нанесла вокруг глаз, остаются черные следы. Тон я накладывала довольно долго, смывать жалко, поэтому я просто добавляю еще один слой.
Я смотрю в зеркало, оценивая результат своей работы. Выгляжу я иначе. Хуже или лучше — не знаю. Но иначе.
На туалетном столике приготовлено то, что я сложу в сумку. Две пачки носовых платков, одна трехсотмиллилитровая бутылка воды, одна пачка влажных салфеток, один тюбик крема для рук, один тюбик бальзама для губ, один кошелек, один телефон, один тампон, один свисток от насильников — в общем, обычные женские предметы первой необходимости. Я наполняю сумку, вешаю ее на плечо и выхожу из комнаты, тихонько прикрывая за собой дверь. Мама и сестра еще спят, но слышно, как на кухне суетится домработница. Я спускаюсь к ней и получаю привычный стакан апельсиново-лаймово-ананасно-имбирного сока. Ничто не бодрит по утрам лучше фруктового сока.
Ровно в пять я выхожу из дома и пробиваюсь через первые утренние пробки. В половине шестого я в больнице. В этот час тишина такая, что хочется говорить шепотом. Я бросаю сумку за стол регистратора и беру с полки журнал происшествий, чтобы посмотреть, не случилось ли за ночь чего-то примечательного. За спиной скрипит дверь, и к столу подходит Чичи.