Нет, ну вы тоже интересные. А где мне ещё денег взять? Он же загнул цену — 200 тысяч. То есть я сама предложила, но так, наобум. Он бы мог и скидочку сделать за интимные услуги. Все мужики — козлы. Пятьдесят я у мамы взяла. Остальное, решила в кредит. Ну а что? Я уже поставила себе цель. Сначала-то я его не хотела убивать вообще. А тут как-то обстоятельства сами понесли меня по реке жизни. Судьба так склонилась. Всё как-то само подвернулось. Киллер, идея, обстоятельства. Пошла я в быстроденьги. Там, говорят, вообще легко дают. Мужику этому, пятьдесят залога как бы отдала сначала. И мужу позвонила, сказала мириться приду. Он, дебил, спросил: «Что тебе приготовить, милая». Идиот. Я сказала, чтобы утку приготовил с апельсинами. Он мне её готовил на нашу годовщину. Вот, сказала ему, что приду. Чтобы точно дома был. Киллеру говорю — иди, пока что, убей его, а деньги я через полчасика переведу. И всё, говорю, больше мы никогда не увидимся.
ЛИНА. А ты его как — ножом или пистолетом?
ОЛЕГ. Разберусь. Это я щас охранник. А так-то я знаешь кто?
ЛИНА. Ну, и кто?
ОЛЕГ. Профессиональный тренер по биатлону.
ЛИНА. И?
ОЛЕГ. Стрелять умею.
ЛИНА. А пистолет?
ОЛЕГ. Пистолет — лишь инструмент. Не в пистолете дело.
ЛИНА. А есть он у тебя?
ОЛЕГ. Я таких людей знаю, тебе, девочка, и не снилось. Ты мне, главное, отбашляй полтинничек авансом.
ЛИНА. А точно убьёшь?
ОЛЕГ. Не суетись. Много суеты в тебе.
ОЛЕГ
Да никаких людей я не знаю. Я простой охранник в книжном магазине. На вокзале вон купил травмат, вот и всё. Это ж так, чтоб на понт взять. Чтоб сразу так припугнуть, сходу. А там бы я… разобрался. Много ума что ли надо — убить. Да и не хотел я никого убивать, начальник. Да вы у него сами спросите.
АРТЁМ. Ты же разумный человек. Разве за такое убивают? Ну, изменил, с кем не бывает.
ОЛЕГ. Да хз, твоя жена так всё раздула, что ты вроде как изменник родины. Хреновый ты президент.
АРТЁМ. Слушай, ну я же… Какой я изменник? И какой из меня, к чёрту, президент? Потерял я власть давно. Сначала моя жена сработала по схеме «власть — народу», потом была хитрая демократия. А потом самый настоящий тоталитаризм. А мне, как угнетаемому народу, интересно стало, каковы на ощупь другие, так сказать, президентши. Просто для того, чтобы удостовериться, что моя — какая бы ни была, но самая лучшая.…Надо же понять, что у меня хороший президент. А как понять, если не экспериментировать? Даже в большой стране так было ведь, да? Выбрали другого для сравнения, посмотрели — бревно бревном, вернули старого.
ОЛЕГ. У меня, кстати, кроме президента в юбке ещё постоянный контроль от Тёщи-ГКЧП был. Я тогда думал, что анархии хочу. Но вот, что я тебе скажу, кент: трудно без своей бабёшки.
АРТЁМ. Тебя хотя бы убить не хотят.
ОЛЕГ. Так я на сторону не ходил, эмигрантом не был, в чужую дыру палку не кидал. А твоя жена всё-таки сука.
АРТЁМ. Тут соглашусь.
ОЛЕГ. Не, ну реально! Деньги деньгами, но надо же и головой думать. Вот ты — нормальный пацан. Хоть и Валентинович.
АРТЁМ. Да и ты ничё такой.
ОЛЕГ. Я сначала думал, что легко тебя убью. Бесил ты меня своим метросексуальным видом. Хотел даже бесплатно. За аванс. А сейчас сижу и думаю: с болью в сердце убивать буду.
АРТЁМ. Я уже понадеялся, что ты передумал меня убивать.
ОЛЕГ. Я на распутье.
Травматом, конечно, можно обидеть. Но так, для виду. Потом руки пришлось бы пачкать. Я нож взял. И молоток. Удар-то у меня что надо. Я лыжным спортом занимался. Да не хотел я его убивать. Просто размышлял. Вот разве вы никогда не размышляли? Размышляли ведь?
ОЛЕГ. Денег так и нет.
АРТЁМ. А правую ногу или левую?
ЛИНА
А эта сучка заладила: «С какой грёбаной целью вам кредит?» Ну, я и завелась. Цель же поставлена, надо до конца идти. У меня перцовый баллончик всегда с собой. А касса их дурацкая в этом киоске — вот она, под рукой. И, главное, никого — одна баба эта сидит со своими «целями». Любопытно ей, сучке. Ну, я взяла баллончик из сумочки, да в лицо ей. Просто, как-то обстоятельства сами так сложились. И руку в кассу. Кто ж знал, что там при таких ситуациях двери автоматически запираются.
АРТЁМ
Я совсем не беспокоился. Нет, сначала страшно было. Потом странно. А потом спокойно. То ли потому что мужик этот очень спокойным был, то ли от того, что ситуация слишком абсурдна, чтобы осмыслить её. Но я сразу понял, что никто меня не убьёт.
ОЛЕГ. Короче, Валентиныч, давай так. Ты же тут тоже хату снимаешь? И я комнату снимаю. Сейчас дождёмся, когда твоя жена бабло скинет, поделим, и сольёмся. Ты заяву не подаешь, я на дно ложусь. Ты съедешь отсюда — нет тебя, сто тыщ в кармане. Я тоже пропаду. А чтобы она не рыпалась особо, сфоткаем тебя с кровищей. Соус есть?
АРТЁМ. Серьёзно? Так… ты бы сам и слился? Зачем? Зачем ты хочешь мне помочь?
ОЛЕГ. Мы в ответе за тех, кого не убили. Договорились?
АРТЁМ. Вообще-то я не против, конечно…
ОЛЕГ. Ещё б ты был против.
АРТЁМ. А как же работа?
ОЛЕГ. Да хрен с ней, я охранником везде могу устроиться.
АРТЁМ. Я имел в виду свою работу. Я в хорошей должности состою.
ОЛЕГ. Чтобы что-то создать, нужно что-то разрушить.
ЛИНА
А ваши молодцы, конечно. Быстро приехали. Вам что, фирма отстёгивает что ли? Капец, вы быстрые, пяти минут не прошло. Меня как повязали, я сначала про состояние аффекта начала говорить. Это от испугу. Меня никогда на преступлении не ловили. Этот ваш, майор который, меня допрашивает, а я, такая, думаю — а муж-то мой… и так жалко его стало. Я подумала: «А вдруг не поздно? Вдруг жив ещё?». Вашим говорю: «Моего мужа убить хотят. Я, говорю, деньги-то хотела взять, чтобы выкуп заплатить. В заложниках он, говорю».
АРТЁМ
В общем, сидим мы с этим мужиком, кофе пьем…
ОЛЕГ. В одной книжке прочёл, что от кофе стоит хорошо.
АРТЁМ. Да, есть мнение, что это хороший афродизиак.
ОЛЕГ. А вот если сладкого съесть… торт, например, то сразу как-то вяло всё. У тебя бывает такое?
АРТЁМ. Нет. Тут тебе к врачу лучше сходить.
ОЛЕГ. Вот щас обидно было.
…И тут ваши вламываются с автоматами. Так тоже не делается, ребята. Я чуть не подавился. А если б я и правда в заложниках был? Надо ж как-то аккуратненько действовать.
ОЛЕГ
Да я сразу знал, что ничего не выгорит. Вот как ещё зашел в ту хату, сразу понял, что тюрьма по мне плачет. Но хрен бы со мной. Вы этого, Валентиновича на нары не кидайте. Ему в тюрьму нельзя, быстро его там невинности лишат. Да он и не при делах. Жертва ведь. А бабёшку эту шибзданутую лучше изолировать. В психушку что ли.
ОЛЕГ. А твоя жена у врача была? Взгляд у неё безумный.
АРТЁМ. Да всё нормально с ней. Мне вот даже жаль её. Люблю, наверное.
ОЛЕГ. Это всё патриотизм твой.
АРТЁМ. В смысле?
ОЛЕГ. Сам говорил, что семья ваша как страна. Вот и любовь твоя — патриотизм. А патриот — это игрушка в руках властителей и орудие в руках завоевателей. Это не я, заметь, сказал. Патриотизм — это ж, блин, пропаганда.
АРТЁМ. Прочитал где-то?
ОЛЕГ. Я и сам так думаю. Вот ты патриот своей семьи, да? И чо? Она тебя убить хочет, а ты всё «люблю», «жалко». Рабское у тебя мышление. Ты раб своей любви. Такие дела. Она тобой помыкает, жизни тебе не даёт. А ты для неё всё делаешь, жизнь готов отдать. Сдыхать будешь с пулей в сердце, кровью выхаркивать будешь: «люблю тебя, моя единственная». Так ведь? А скажет тебе — в тюрьму сядь во благо родины — семьи нашей, так ты и сядешь. Будешь сидеть и благоухать от радости, что ублажил своего правителя. Не так что ли? Это как эти патриоты с футболками «я русский». Скажут им — зареж Валентиновича, врага народа. Зарежут. За что? — не спросят.
АРТЁМ. Так любовь это другое.
ОЛЕГ. Ясен пень, что другое. Только не та любовь, о которой ты тут мяучишь. Твоя любовь — патриотизм. Сам ведь такую мысль задвинул, а сам отмахиваешься.
АРТЁМ. Что-то долго она с деньгами.
ЛИНА
Люблю этого сучару. Сил нет, как люблю. Господин полицейский, я никогда в жизни не смогла бы убить его. Представляете, как мне больно стало, когда я представила, что он уже убит. Он ведь мой. Мой! У меня сердце рвалось на части, когда я представляла, что он дарит себя какой-то другой сучке, не мне. И только я могла спасти его.
ОЛЕГ. Подумай хорошенько. Власть имеет не тот, кто казнит, а тот, кто может помиловать.
ЛИНА. Расстрелять!
АРТЁМ
Вы, господин следователь, жену мою не сажайте в тюрьму. Она это по дурости. А так она хорошая девушка. Друг мой говорит — мы с ней два сапога пара. Оба дебилы. Так и есть, наверное. Наверное, так и есть. Но мы мирные в основном. Видите, все живы остались. Это я виноват. Я слаб — вот почему так получилось. Я должен был взять управление на себя. Она тиран, это так. С ней тяжело. Но я справлюсь. Я обещал ей, что я справлюсь. Я ей обещал.
ЛИНА. Сразу говорю, со мной будет сложно.
АРТЁМ. Я справлюсь.
ЛИНА. Ты ведь не знаешь, как сделать меня королевой?
АРТЁМ. Я построю тебе королевство.
ЛИНА. Ты построишь мне королевство?
АРТЁМ. Обещаю.
ЛИНА. У нас будет своя свита?
АРТЁМ. Нарожаем.
ЛИНА. Целую свиту я не рожу. Только наследника.
АРТЁМ. Хочешь рабов?
ЛИНА. Хочу свою маленькую страну. Построишь мне империю? Со своим уставом, со своей территорией. Со своими рабами. Не смейся. Я не собираюсь быть домохозяйкой.
АРТЁМ. Я обещаю построить тебе двухэтажную империю.
ЛИНА. Ты не сможешь.
АРТЁМ. Я же сказал — обещаю.
ЛИНА. Нет. Это слова.
АРТЁМ. Чего ты хочешь?
ЛИНА. Хочу чувствовать себя женщиной. Сможешь быть моим мужчиной?
АРТЁМ. Не совсем понимаю тебя.
ЛИНА. Я немного сумасбродная. Просто без отца росла. Понимаешь? Мне иногда нужно натягивать вожжи.