— Но, мистер Джеймс, остались же у вас какие-либо впечатления от увиденных картин? Наконец, Джеймс произнес — Какие впечатления?
Всегда с любовью,
____________Дональду Гэллапу, Нью-Хейвен.
23 марта 1948 г.
улица Кристин, 5, Париж VI.
Дорогой Дональд!Все идет вкривь и вкось и если картина становится более ясная, она не становится отраднее. У меня нет намерения хитрить. Пытаясь рассказать вам все, что хотела бы, чтобы вы знали, я не должна давать волю своим чувствам. Нет надежды, что все картины отправятся в Йейл как единая коллекция. Произойдет, вероятно, то, чего я больше всего боюсь: после меня картины не разойдутся по владельцам, а просто исчезнут. Меня это постоянно расстраивает, но на нынешнем этапе что может быть сделано должно быть сделано безотлагательно. Аллан Стайн не только отказывается сотрудничать, но будет создавать трудности, какие только сможет — он начинает заявлять о себе с холодной решимостью. После тяжелой болезни он дал понять, что будет определенно всему препятствовать. У меня есть разрешение продать какую-нибудь картину и если ваш музей готов купить — как вы однажды предположили — не окажите ли вы мне любезность сообщить, как мне поступить далее. Я хочу продать позднего Пикассо — кубистскую картину, насыщенную яркими цветами, что висит в малом салоне. Пикассо сказал мне, что она стоит десять тысяч. Когда я собиралась продавать ее прошлым летом, мне предложили за нее эту цену во франках — тогда я хотела получить деньги для издательских усилий Карла. Найдется и способ переправить ее к вам. Ее размер — 81 см на 1 метр. В конце недели у меня будет ее фотография. Далее — я хочу получить ответ на это предложение как можно скорее — а деньги в течение двух месяцев. Это все звучит отвратительно, но я как всегда полагаюсь на ваше понимание и доброту — будьте добры подскажите, что делать.
Теперь я могу вернуться к началу и ответить на ваше письмо, которое пришло сегодня утром, как раз когда собиралась вам написать. Прежде всего, не думайте, что состояние, в котором прибыл бюст работы Дэйвидсона, особо беспокоит меня — достойно сожаления и я свяжусь с теми, кто его паковал и позабочусь, чтобы вам оплатили расходы на ремонт, но Гертруда и я никогда не считали эту работу значительной — entre nous — не говоря уже о нелюбви к скульптурам — она ее не любила. Не помню, говорила ли она вам об этом. Рада, что вам понравился Пикабиа — мне тоже поначалу, но потом раннее впечатление исчезло.
Во всяком случае и скульптура и портрет [Пикабиа] лучше портрета Гертруды работы Фрэнсиса Роуза. Можете их показывать, если хотите, но, пожалуйста, без упоминания моего имени (из-за Аллана).
И теперь. У меня есть небольшой подарок для Йельского университета.
Помните ли вы раннего небольшого Пикассо — Café Scene — картину, выполненную под влиянием Тулуз-Лотрека — изображена столовая — возможно, вы помните, что она принадлежит мне (Пьер Лоб — зная это — сказал мне однажды — Знаете, когда будете готовы продать вашу коллекцию, я готов ее купить). Есть еще два приятных рисунка, тоже принадлежащие мне: обнаженная на лошади — и две обнаженные, одна с веером — помните ли их? Так вот, я хочу, чтобы они были у Йеля и чем быстрее я могу отослать вам, тем лучше.
Простите мне это гадкое письмо, следующее и вскорости будет лучше. До следующего письма и со всегдашней к вам любовью.
P. S. Нечто приятное произошло — мистер Сульцбергер, европейский корреспондент «Нью-Йорк Таймс» — который интервьюировал Гертруду и который ей очень понравился — несколько месяцев тому назад прислал мне фотографию картины, принадлежащей его другу. Тот купил эту картину в 1936 году в Барселоне «как будто» работы Пикассо. Пикассо недавно передал мне, что так оно и есть. Очень ранняя работа, в самом деле, где-то в 1903, а то и ранее.
____________Элизабет Хансен, Пасадена, Калифорния[122].
19 апреля 1948 г.
улица Кристин, 5, Париж VI.
Дорогая Лилиан!Я нашла пьесы Жанна Кокто и одну из книг Пикассо — в мягком переплете, конечно, но поскольку они больше не издаются, то вскоре могут стать букинистической редкостью. Я не отсылаю их немедленно, поскольку хочу получить автографы, а Жана Кокто нет в городе, следует найти кого-нибудь, кто возьмет книги к нему и привезет их обратно — в противном случае мы их больше не увидим.
Что касается Пикассо — чертовски трудно получить от него что-нибудь обратно, но мы попробуем — стоит подождать, не правда ли? Пьеса Пикассо[123] характеризуется ныне как сюрреалистская, хотя в действительности она восходит к пьесе Ubu Roi*, но в два раза менее занимательная. Я еще не послала Operas and Plays Гертруды (из того тома, который готовит Карл Ван Вехтен — он выходит из печати осенью и включает все неопубликованные оперы и пьесы), но сделаю это в ближайшее время. Это не угроза, а обещание, как выражалась Гарриет Леви. Помнишь ее — ей восемьдесят один год и в прошлом году она опубликовала свои первые две книги — жаль, что им пришлось ждать до сих пор — а она могла бы не подаваться искушению написать их и подождать дольше.
О, да, Бах был нашей геометрией — за что мы должны быть вечно благодарны Отто Бендиксу — так как все остальное, чему я выучилась было пустой тратой времени — опыт дает то же самое, если не лучше. Как обстоит дело с рассказом о твоей школе — окончен?
Нет, мне не доставляет трудности чтение твоих писаний. Ты временами бываешь робкой, но никогда невнятной.
Всегда с любовью — привет Агнес,
____________Дональду Гэллапу, Нью Хейвен.
30 апреля 1948 г.
улица Кристин, 5, Париж VI.
Дорогой Дональд!Объявилась очень приятная интеллигентная итальянка — готовит для «Mondadori» одну из книг Гертруды и надеется перевести «Становление» целиком — если сумеет убедить их предпринять такую сложную задачу. Она — безграничный энтузиаст Гертруды и читает лекции о ее творчестве — что, как сообщила она, секретно передавалось и широко читалось в Сопротивлении во время оккупации. Она, похоже, собрала большое количество книг, но без чего, по ее заявлению, не может обойтись — без эссе «Жизнь и Смерть Хуана Гриса»[124] — не может ее раздобыть. Она попросила одолжить ей экземпляр, но конечно у меня его нет, она так огорчилась (видела его до войны и нашла эссе настолько трогательным, что хотела цитировать оттуда в своих лекциях) — я сказала, что скопирую для нее. Посему теперь я вынуждена просить вас, не составит ли вам труда отпечатать и выслать авиапочтой по адресу Dott. Fernanda Pivano. Карл за это заплатит (за все — бумагу, конверт и марки) из денег, которые у него остались.
Моя вторая просьба менее приятная — больше работы для вас, да и вся история неприятна и противна моей натуре — но сказать «нет» нельзя — разве что благодаря неожиданному решению с вашей стороны — я была бы благодарна, никто бы не узнал, а я смогла бы искренне заявить: библиотека [Йельского университета] сожалеет, но это невозможно. И чем больше я размышляю об этом, тем больше мне нравится идея вашего отказа — а потому умоляю так поступить.
Но полагаю, вам надлежит знать, в чем отказать. Встречались ли вы с Хайме Сабартесом — старым протеже Пикассо. Он вроде противного прихлебателя, которого Пикассо поддерживает и который в ответ заботится об уплате счетов — отвечает на телефонные звонки и т. п. Он написал жалостливые книги — одну или две. Сейчас он предлагает писать другую книгу, о П., скорее весьма краткий текст к фотографиям Пикассо, что будет нечто биографическое. Пикассо, хоть и не поддерживает эту идею, но и не отвергает. Одним утром он позвонил мне и попросил все его ранние фотографии. Когда он услышал, что они все в Йеле, то попросил: пусть сфотографируют их для меня — мол, Пикассо особенно хочет ранние фотографии и они, насколько мы знаем, были только у Гертруды. Это очередная бесконечная бессмыслица и потеря вашего времени, к тому же затрагивает мою дружбу с Ольгой. Я знаю, что она разгневается, увидев прошлое Пикассо с Фернандой и Ивой (а эти фотографии, как вы незамедлительно узнаете, именно те, которые Сабартес представит перед глазами каждого) — она посчитает, что это обесчестит ее и Паоло — в конце концов, она его жена и мать его единственного законно рожденного ребенка. Будто нынешней ситуации недостаточно, так Сабартес хочет оживить беспорядочное прошлое. Он ущемляет ее социальный статус, низводя до уровня его любовниц. Такова ее точка зрения — я знаю — и здесь я поддерживаю все, что она не может терпеть — в основном потому, что люблю Пабло тоже — и слаба перед ним, но в особенности потому, что не уверена, что Гертруда отказала бы. У Гертруды это зависело немного от настроения в определенный момент. И поскольку Сабартес бесконечно говорил об этом, эта история вертелось у меня в голове беспрестанно и, наконец, я сказала [ему] «да». Теперь, если вы не откажетесь — а я глубоко и искренне надеюсь, что откажетесь — С. хочет копии всех фотографий за весь тот период, включая фотографию П. с вытянутой рукой и Паоло — но