– Пойди и объяви бладам: я очень надеюсь, что они попытаются напасть, – сказал Хили. – У нас есть крупнокалиберные винчестеры, шестизарядные револьверы и вдоволь патронов. Мы здорово позабавимся. А первые две пули получат Черепаха и Всадник.
Арестованных благополучно доставили в Хелину. На суде Всадник выступил свидетелем обвинения, сообщив, что Черепаха убил Уолмсли выстрелом в спину, когда тот готовил ужин. Убийцу приговорили к пожизненному заключению; он умер через два года в Детройтской тюрьме. После этого случая не было ни одного убийства белых индейцами из народа черноногих.
Зима стояла суровая. Индейцы добывали не так много бизонов, как могли бы, будь стада ближе к лагерю. Все же они выдубили немало шкур, и у них скопилось много сырых заготовок. Однажды вечером из форта Бентон прибыл отряд солдат под командой лейтенанта Круза. Больно было видеть, как женщины и дети побежали прятаться в кустах, широко раскрыв от страха глаза. Они не забыли устроенное Бейкером побоище. Мужчины ничего не говорили, но схватили оружие и стали у своих палаток, готовые, если понадобится, сражаться, но вскоре увидели, что отряд остановился и готовится разбить лагерь. Значит, решили индейцы, войны не будет, и позвали домой своих жен и малышей. Но солдаты прибыли с поручением почти столь же страшным, как сражение. Им велели конвоировать пикуни назад в их резервацию, где уже не было ни бизонов, ни вообще какой бы то ни было дичи, а если будут сопротивляться, заставить их силой. Индейцы собрали совет.
– Почему, – спрашивал Белый Теленок с посеревшим от сдерживаемого гнева лицом, – почему нас гонят? По какому праву? Мы на собственной земле. Она всегда принадлежала нам. Кто смеет говорить, что мы должны покинуть ее?
Лейтенант Круз объяснил, что он только орудие, неохотно выполняющее распоряжение начальства, которое, в свою очередь, получило приказ самого Великого Отца перевести пикуни на территорию агентства. На них-де поступила жалоба. Скотоводы заявили, что пикуни убивают скот, и потребовали отправить индейцев в резервацию. Великий Отец удовлетворил просьбу скотоводов. Лейтенант казался мягким, добрым человеком; ему не нравилось поручение, с которым его прислали.
– Слушай! – сказал ему Белый Теленок. – Много лет тому назад люди Великого Отца приехали на пароходе в устье реки Джудит и там заключили договор с нашим племенем. Договор был изложен на бумаге, которую подписали приезжие и наши вожди. Я был тогда еще молод, но сообразителен и хорошо помню написанное в этой бумаге белого человека. Там говорилось, что вся страна к северу от реки Масселшелл и вдоль Миссури до самого устья реки Милк, вплоть до границы с Канадой, и на восток от Скалистых гор до линии, идущей на север от устья реки Милк, – вся эта страна, значилось в бумаге, принадлежит нам. С того времени белые не покупали и не просили у нас ни куска этой земли. Как же они могут теперь утверждать, что мы не имеем права здесь охотиться? Нас обвиняют в убийстве скота. Мы этого не делаем. Зачем нам убивать скот, когда у нас есть жирные бизоны, олени, вапити и другая дичь? Мы не хотим возвращаться на территорию агентства. У того, кто там заправляет, нет ничего для нас. В том районе нет дичи. Уйдя туда, мы умрем с голоду. Страшная вещь – страдать оттого, что нечего есть. Пожалей наших маленьких детей, женщин и стариков. Отправляйся назад в свой форт и оставь нас в покое.
Вставали и произносили речи другие пикуни, и просьбы индейцев позволить им остаться в области, где есть дичь, звучали поистине трогательно. Они заставили увлажниться глаза многих белых. Я хорошо заметил, как дрожал голос лейтенанта, когда он ответил, что не в его власти выполнить их пожелания. Он просил пикуни не отягощать его задачу отказом отправиться в резервацию. Затем Круз встал и покинул совет, попросив поскорее известить его о принятом решении.
Обсуждение не заняло много времени.
– Конечно, – говорил Белый Теленок, – мы могли бы убить этих солдат, но другие, в гораздо большем числе, заменят их. Они перебьют наших женщин и детей, даже новорожденных младенцев, как уже делали солдаты белых на реке Марайас. Нет, мы не можем сражаться с ними. Отправимся назад на территорию агентства и попытаемся как‐нибудь добыть себе пищу.
Дня через два индейцы разобрали палатки; мы уложили выделанные бизоньи шкуры и всякие вещи в фургоны и покинули лагерь. Все двинулись на север под конвоем солдат. Дело происходило в марте, и лошади индейцев за зиму так исхудали и ослабели, что могли проходить в день только двенадцать – пятнадцать миль; сотни лошадей издохли в пути. Несмотря на тяжело нагруженные фургоны, мы с Ягодой двигались быстрее индейцев и прибыли в форт Бентон раньше их. Всего мы закупили за зиму восемьсот бизоньих шкур, три тысячи шкур оленей, вапити и антилоп и без счета бобровых и волчьих.
От Бентона индейцы медленно добрались к форту Конрад, где мы с Ягодой остались. Пикуни же побрели дальше на территорию агентства, где женщины начали дубить сырые шкуры. Продажей выделанных шкур индейцы некоторое время спасались от настоящего голода.
Вот правдивое объяснение несправедливого и жестокого обращения с пикуни: как уже говорилось, владельцам единственной скотоводческой фермы на Биг-Спринг-Крик принадлежал также и торговый пункт на территории агентства; они хотели, чтобы индейцы вернулись туда, зная, что приобретут у них несколько сот бизоньих шкур. Поэтому фермеры выдвинули лживое обвинение пикуни в убийстве принадлежащего ферме скота, и так как владельцы имели сильное влияние в Вашингтоне, то жалобу приняли и поверили ей. Шкуры бизонов владельцы фермы действительно получили и уговорили невинного новичка, видевшего, что торговля идет хорошо, купить лавку на территории агентства. Новичок приобрел кота в мешке, так как к середине лета у пикуни не осталось для продажи ни одной выделанной шкуры и вообще ничего такого, что можно было бы обменять хотя бы на фунт чаю.
Огромная область между реками Миссури и Масселшелл и от Миссури до Марайас по праву и сейчас принадлежит черноногим. Договор 1855 года закреплял ее за ними, но землю отобрали у индейцев двумя административными распоряжениями, от 2 июля 1873 года и от 19 августа 1874 года. Если бы за дело взялся хороший адвокат, он, несомненно, мог бы восстановить права черноногих и получить при этом отличный гонорар.
Глава XXXIIIИндейцы кри и редриверы
Мы снова были дома, в форте Конрад. Нэтаки и я любили это место больше всех прочих, где нам довелось жить. Река, журчащая и лепечущая под окном, прелестные зеленые рощи в поросших травой низинах, пологий склон долины, стены из грубо сложенных толстых бревен, прохладная летом и теплая зимой комната, освещенная пылающим в очаге огнем, – больше, казалось, нечего и желать.
– Не будем больше никогда уезжать отсюда, – сказала Нэтаки, – останемся и заживем здесь спокойно и уютно.
Но я, как и раньше, ответил, что не всегда удается поступать, как хочется, и что через несколько недель или месяцев придется, возможно, снова пуститься в путь за бизонами.
Ягода совершил в мае обзорную поездку по области, где водятся бизоны; когда он вернулся, мы стали готовиться к устройству торгового пункта на Миссури в месте под названием Кэррол, примерно в ста пятидесяти милях ниже форта Бентон. Стил и Бродуотер, компаньоны, владевшие большим транспортным предприятием «Даймонд Р.», построили этот пункт несколько лет тому назад, намереваясь перевозить отсюда доставляемые пароходами грузы прямо в Хелину, но по ряду причин из их проекта ничего не вышло, и возведенные строения уже давно сползли в наступающую на берег реку. Мы выбрали это место потому, что оно расположено к югу от гор Литтл-Рокис и к северу от гор Сноуи; от него шли хорошие колесные дороги, и, главное, оно вроде бы находилось в самом центре той области, где еще оставались бизоны. Мы послали надежного индейца на север, в Канаду, известить черноногих и бладов о нашем намерении, и они согласились спуститься по реке в этот район, как только смогут. То же пообещали наши ближайшие соседи пикуни. Мы рассчитывали на большую торговлю, и, как оказалось, не ошиблись.
Около 1 июля 1880 года мы сели в форте Бентон на пароход «Ред клауд»: Ягода, Женщина Кроу, Нэтаки и я. С нами ехал также француз-полукровка Эли Гардипи, превосходный ружейный стрелок, лучший охотник на бизонов и вообще лучший из всех охотников, которых я знал. Шести футов двух дюймов ростом, он был слишком худой, но я не встречал человека, который мог бы идти или бежать наравне с ним: Гардипи обладал легкими и мускулами необычайной выносливости. В устье Джудит мы увидели бизонов; они усеивали речные долины, и река казалась черной от переплывающих ее стад – одни направлялись на север, другие на юг. Мы увидели также полчища оленей, вапити и антилоп, а на голых скалах и холмах – много горных баранов. Обилие дичи радовало глаз и вызывало изумление пассажиров из числа новичков. Они ринулись за своими ружьями, дробовиками и игрушечными пистолетами, но капитан парохода запретил стрелять. Впрочем, он сказал Гардипи, что хотел бы полакомиться жареным седлом горного барана, и разрешил убить одного. Вскоре мы увидели прекрасного крупного самца: он стоял у вершины холма и глядел на нас. Баран находился не менее чем в трехстах ярдах от парохода, но через мгновение раздался треск выстрела из ружья Гардипи; баран сорвался сверху, покатился и с громким всплеском свалился в реку. Капитан дал задний ход большому кормовому колесу и стал ждать, пока туша подплывет к борту, после чего матросы вытащили ее на палубу. Пожалуй, более мастерского выстрела мне не приходилось видеть. Новички собрались вокруг Гардипи и уставились на него, открыв рты от изумления.
Мы прибыли в Кэррол к концу дня. На борту было много наших товаров; матросы с поразительной быстротой выгрузили багаж на берег. Обоз Ягоды с бычьими упряжками прибыл раньше нас сухим путем, и рабочие уже выстроили вместительный двухкомнатный бревенчатый дом; одна из комнат предназначалась для кухни, другая для столовой. Мы немедленно заселились, и женщины приготовили хороший обед.