Глава IVПоход за лошадьми
Молодые и пожилые мужчины из племени черноногих постоянно отправлялись в военные походы группами от десяти человек до пятидесяти или даже больше. Они развлекались, устраивая набеги на окрестные племена, вторгавшиеся в обширную область охоты черноногих, угоняли лошадей у врагов, а если удавалось, приносили из набегов скальпы [12]. Возвращение отряда после удачного похода обставлялось торжественно. В нескольких милях от лагеря участники похода облачались в живописные боевые наряды, красили лица, украшали лошадей орлиными перьями, расписывали им шкуры, а затем спокойно подъезжали к вершине холма, с которого была видна деревня. Здесь они запевали военную песню, бешено нахлестывая коней, пускали их вскачь и, стреляя из ружей, гоня перед собой взятых у врага лошадей, мчались с холма в долину. Задолго до их появления лагерь уже кипел от возбуждения. Женщины, побросав работу, выбегали навстречу воинам, за женщинами медленнее и спокойнее шли мужчины. Как женщины обнимали вернувшихся невредимыми любимых! И сейчас же начинали раздаваться голоса, поющие хвалу мужу, сыну или брату. «Вернулся Лисья Голова! – восклицала какая‐нибудь женщина. – О, ай! Вернулся храбрый Лисья Голова и гонит перед собой десять лошадей из вражьего табуна. И он принес с собой скальп врага, убитого в бою. О храбрец! Он принес оружие убитого врага, храбрый Лисья Голова!»
Так каждая женщина восхваляла доблесть своего родственника. А вернувшиеся воины, усталые, голодные, но гордые своим успехом, довольные, что они опять дома, расходились по своим палаткам, где их верные спутницы – матери, жены, сестры – спешили приготовить им мягкое ложе, принести свежую воду и подать праздничный обед из отборного мяса, пеммикана и сушеных ягод. Женщины, счастливые и гордые, не могли усидеть на месте; время от времени какая‐нибудь из них выходила и, проходя между палатками, снова пела хвалу своему любимому.
Как только один из отрядов возвращался, другие индейцы, побуждаемые удачей предшественников и соперничая с ними, составляли новый отряд и отправлялись в поход против кроу, ассинибойнов, кри или какого‐нибудь из племен по ту сторону Хребта мира, как они называют Скалистые горы. Поэтому я не удивился, когда однажды утром друзья сообщили мне, что собираются отправиться в набег на ассинибойнов.
– И если хочешь, – сказал в заключение Говорящий с Бизоном, – можешь отправиться с нами. Ты ведь помогал своему другу выкрасть девушку, можешь также попробовать угнать лошадей.
– Я еду с вами, – ответил я.
Когда я рассказал Ягоде о своем намерении, он и его жена стали энергично возражать.
– Ты не имеешь права рисковать жизнью, – сказал мне друг, – из-за каких‐то лошаденок.
– Подумайте, как ваши родные будут горевать, – вторила ему жена, – если что‐нибудь с вами случится.
Но я уже твердо решил отправиться и не собирался отступать. Не ради стоимости лошадей или другой возможной добычи: меня привлекала острота и новизна предприятия. Нас было тридцать человек; предводительствовать нами в качестве начальника отряда должен был Мощная Грудь, суровый опытный воин лет сорока. Ему принадлежала магическая трубка, которая, как считалось, обладала большой силой. Он брал ее с собой во многие походы, и она всегда приносила воину и его отряду удачу, помогала выйти невредимыми из столкновений. Но, несмотря на все это, нам пришлось пригласить старого знахаря помолиться вместе с нами в священной парно́й перед выступлением в поход и поручить ему молиться за нас ежедневно. На этот ответственный пост мы пригласили старика Одинокого Вапити – его магия была очень могущественной и уже много лет оказывалась угодной Солнцу.
Парная была недостаточно велика, чтобы вместить нас всех. За один раз в нее входила только половина отряда. Я со своими двумя друзьями оказался в последней группе. У входа в священную палатку мы сбросили кожаные плащи или одеяла – больше на нас ничего не было, – пролезли через низкий вход и молча расселись кругом внутри; в палатку подавали раскаленные камни и бросали их в яму посередине. Одинокий Вапити начал обрызгивать их, макая в воду хвост бизона. Удушливый горячий пар окутал нас, и Одинокий Вапити запел молитвенную песню, обращенную к Солнцу, к которой мы все присоединились. Затем старик долго и сосредоточенно молился, призывая Солнце быть к нам милостивым, провести нас невредимыми через все опасности и даровать нам успех в нашем предприятии.
После молитвы Одинокий Вапити набил магическую трубку, зажег ее поданным снаружи углем, и трубка пошла по кругу; каждый из нас, выпустив дым к небу и к земле, произносил короткую молитву к Солнцу и Матери-земле. Когда пришел мой черед, я тоже помолился, как умел, вслух, как и все остальные. Никто не улыбался. Товарищи мои верили, что я искренне считаю себя одним из индейцев, говорю, думаю и поступаю как они. Я хотел узнать этот народ, узнать как следует, и считал, что единственный путь для достижения этой цели – пожить некоторое время их жизнью. Итак, я горячо помолился Солнцу, думая о словах, которым меня учили когда‐то в далекой отсюда стране: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» [13] и т. д. Когда‐то я верил во все это и слушал по воскресеньям проповеди пресвитерианского проповедника, грозившего нам геенной огненной и страшным гневом мстительного Бога. Прослушав очередную проповедь, я боялся ложиться спать, ожидая, что во сне меня схватят и ввергнут в погибель. Но все это теперь было в прошлом. У меня не осталось ни веры, ни страха, ни надежды, так как я пришел к выводу, что человек может с уверенностью сказать лишь одно: «Я не знаю». И я охотно молился Солнцу, следуя своему плану.
Осень уже шла к концу, и мы считали, что ассинибойны сейчас далеко, где‐нибудь около устья Малой реки – так черноногие называют реку, которую мы зовем Милк. Решено было поэтому отправиться верхом, а не пешком. Излюбленный для набегов способ передвижения – пеший, так как отряд при этом не оставляет следов и может успешно скрываться в дневное время.
Однажды вечером, предводительствуемые начальником отряда, мы выступили, направляясь на юго-восток по темной равнине параллельно реке. Мои товарищи не были похожи на изукрашенных бахромой и бусами, расцвеченных и убранных орлиными перьями воинов, о каких мы читаем в книжках или каких видим на картинках. Они носили простые будничные легинсы, рубашки, мокасины и плащи из одеял или шкуры бизона. Но к седлам у них были привязаны красивые военные наряды, а в скатках из сыромятной кожи лежали головные уборы из орлиных перьев или рогов и хорьковых шкурок. При вступлении в бой, если на то было время, воины облачались в военные наряды. Если времени не хватало, то наряд брали с собой в сражение, так как все части его считались могучими талисманами, особенно рубашка, на которой часто рисовали краской видение владельца. Это какое‐нибудь животное, или звезда, или птица, явившиеся индейцу во время долгого поста, обязательного при переходе от беззаботной юности к ответственной жизни воина.
Мы быстро ехали всю ночь, и утро застало нас недалеко от устья реки Марайас. Со всех сторон виднелись мирно отдыхающие или пасущиеся бизоны и антилопы; очевидно, нигде поблизости не было людей.
– Сегодня нам нет нужды прятаться днем, – сказал Мощная Грудь и, отрядив одного из людей наблюдателем на край обрыва, повел остальных вниз в долину, где на берегу реки все, кроме Хорькового Хвоста и меня, расседлали лошадей и пустили пастись; нам же велено было добыть мяса. Заряд пороха и пуля много значит для индейца; так как у меня было много патронов для винтовки Генри и я мог получить их еще вдоволь, то на мою долю выпала приятная обязанность добывать мясо. За ним не пришлось далеко ходить. Меньше чем в полумиле отсюда мы увидели небольшое стадо антилоп, спускавшихся в долину на водопой. Прячась за кустами ирги (канадской рябины) и диких вишен, я сумел подобраться к стаду на сто ярдов и застрелить двух хороших антилоп-самцов. Мы взяли мясо, языки, печень и рубцы и вернулись в лагерь. Скоро все занялись поджариванием любимых кусков на огне – все, кроме Мощной Груди. Ему всегда полагалось лучшее мясо или, если он хотел, язык. Мясо готовил для него юноша, впервые вышедший на тропу войны учиться искусству набегов; юноша этот носил для начальника воду, ходил за его лошадью, был, по существу, его слугой. Начальник отряда – важное лицо, почти столь же недоступное, как генерал армии. В то время как остальные болтают, шутят и рассказывают разные истории у костра, он сидит в стороне, а если хочет – у особого костра. Много времени он проводит в молитве и размышлениях о смысле своих сновидений. Часто бывает, что вдали от дома, накануне вступления во вражескую деревню, начальнику отряда снится сон, который заставляет его повернуть вместе с отрядом назад, не сделав даже попытки достигнуть цели.
Покинув реку Марайас, отряд в дневное время тщательно скрывался и прятал лошадей как можно лучше. Мы обошли по краю восточный склон гор Бэр-По, восточный предел гор Литтл-Рокис (Малые Скалистые), на языке черноногих Ма-кви-ис-стук-из (Волчьи горы). Мы думали, что встретим где‐нибудь в этих местах стоянку племени гровантров (читатель помнит, что они в то время были в мире с черноногими), но не увидели никаких признаков их пребывания, кроме следов четырех- или пятимесячной давности, и решили, что гровантры еще находятся на реке Миссури. Каждый раз, как отряд разбивал лагерь, выставляли одного или двух человек в таком месте, откуда можно было обозревать окружающие горы и прерию, и каждый вечер сторожевые докладывали, что животные ведут себя спокойно и что во всей обширной местности нет признаков других людей, кроме нас самих.
Один раз на рассвете мы оказались у подножия очень высокого холма немного к востоку от гор Литтл-Рокис. Мне сказали, что это Хэри-Кэп (Мохнатая Шапка) – удачное название, так как вся верхушка холма покрыта густой сосновой чащей. Мы разбили лагерь у подножия Хэри-Кэп, вблизи ручья на красивой, заросшей травой поляне, со всех сторон окруженной кустарником. Говорящий с Бизоном и я получили приказ взобраться на вершину холма и оставаться там до середины дня, пока нас не сменят. Мы оба оставили себе от ужина по большому куску жареного бизоньего мяса. Выпив столько воды, сколько могли вместить, и захватив жареное мясо, мы взобрались наверх по широкой тропе, протоптанной дикими животными среди сос