богатым воображением.) Он был невысокого роста, хотя не сказать, что маленький. Ширококостный, с покатыми плечами, он производил впечатление пусть и не сильного, но крепкого и выносливого человека. Но отличительной чертой его была не комплекция, а огненно-рыжая шевелюра, приглаженная кое-как, лишь бы только оставаться в рамках приличия. И это бы получилось, если бы не два вихра, торчащие по обе стороны и напоминающие то ли уши настороженного зверька, то ли сразу два рога единорога: они были небольшие, но загибались кверху и имели спиралевидную форму. Лицо его не было сильно покрыто веснушками (хотя сейчас, из-за проступившей на нем краски, это было невозможно рассмотреть), а вот на руках природа отыгралась: они были почти такого же цвета, что и голова, и производили впечатление медных рукавов холщовой рубашки.
Приемные экзамены всегда были (считались, являлись и пр.) кошмаром студентов и проклятием их родителей, ведь кому не хотелось, чтобы их любимое дитятко научилось повсеместно почитаемому магическому искусству. Одно время даже распространились по городу мошенники, предлагавшие за небольшую мзду якобы договориться с учителями и обеспечить стопроцентный способ поступления в Школу вне зависимости от способностей кандидата. Они даже честно возвращали деньги, если кому-то поступить не удалось, — внакладе не оставались в любом случае, забирая деньги тех, кто прошел бы и без всякой помощи. Казалось бы, способ беспроигрышный, но противодействие ему нашли быстро. Родители сами стали требовать с подобных помощничков сумму в залог. Мол, если уж ты действительно в силах помочь при поступлении, то мы всяко заплатим оговоренную цену и залог вернем. Ведь обладая подобным влиянием, ты и далее легко сможешь навредить, коли тебя обмануть. А так — для надежности, чтобы всякие случайности не помешали исполнить договор. И, удивительное дело, больше подобных предложений как-то не поступало.
Цсамун продолжил:
— Кроме того, здесь имеются отзывы от его учителей из обычной школы. Все они, как один, отмечают незаурядный ум, терпение, усидчивость соискателя, его трудолюбие и стремление к истине. Вместе с тем, они, опять же единодушно, не рекомендуют принимать Урчила в любое приличное заведение, мотивируя это тем, что его всегда и всюду сопровождают неприятности, которые имеют обыкновение перекидываться на других, самого его не задевая. Особенно они не рекомендуют принимать его в Школу Магов, утверждая, что если когда-нибудь по нелепой случайности Урчил сумеет стать магом, то над всем миром нависнет серьезная угроза, сравнимая с эпидемией, мировыми катаклизмами или нашествием варваров, а возможно, еще страшнее, поскольку предсказать заранее, как будут действовать его заклинания, не в состоянии ни один человек. — Эти заявления, в общем-то, понятны, — сказал маг, — действительно, большая редкость, чтобы человек из обычной, ничем не отмеченной семьи, не обладающей магическими званиями и титулами, не имеющей в роду знатных, знаменитых или хотя бы известных родственников…
На этих словах Габил бросил презрительно-надменный взгляд на Урчи, скривился, будто съел гнилой фрукт, отвернулся с подчеркнутой медлительностью и ядовито прошипел:
— Ничем не отмеченной…
Тучи, рассеявшиеся было над Урчи за счет его подвигов с драконом и без оного, вновь бросили тень на его лицо и всю дальнейшую карьеру.
ГЛАВА 2,в которой мы начинаем знакомиться с профессорами Школы и понимаем, что взаимоотношения с долгой историей всегда сложны и запутаны, особенно среди волшебников
Чем лучше разработан план, тем глупее причина, по которой он провалится.
В этот момент со своего места поднялся еще один из членов Совета, в отличие от первых двух магов он был одет в затрапезный наряд, скорее даже напоминавший рабочий фартук. Его руки были испачканы чем-то вроде глины или земли. От загадочной субстанции поднимался едковатый дымок зеленовато-оранжевого цвета, который тут же уходил в окно, несмотря на то, что ветер дул в сторону комнаты. Казалось, волшебник только что завершил какие-то свои эксперименты, хотя отвлекли от опытов его еще утром, когда первые претенденты на освободившиеся места в новый набор Школы, проводимый раз в пять лет, начали поступать со всех сторон материка. Гертал был известен во всей стране своей Школой Магов, а быть магом и почетно, и прибыльно, не говоря уже об уважении мужчин и любви женщин (что тоже немаловажно, все-таки маги — не монахи).
— С вашего позволения, великомудрый Цсамун…
— Конечно, Эмрал, прошу.
Они обменялись уважительными взглядами, и Эмрал, скрывая усмешку в густых усах (которые, казалось, жили своей жизнью, то, почти налезая на глаза, то, спускаясь на подбородок, то, поворачиваясь вертикально с целью почесать ухо), начал свое выступление:
— О многоуважаемый Габил ибн Кали. Все мы знаем твоего достопочтенного наставника и отца, Кали ибн Сальха, его достижения известны любому школяру, а о его деяниях слагаются песни.
При этих словах Габил скривился так, как будто в его рот всыпали целую корзину гнилых фруктов, заставили тщательно пережевывать, распробывая каждое зернышко, и, с набитым ртом, описывать нюансы неземного аромата и тонкости вкусовых ощущений. Всем магам, начиная с шестого уровня и выше, было хорошо известно, что хотя Кали ибн Сальх действительно был талантливый маг, никакими деяниями (по крайней мере, в области магии) он не отличился. Возможно, дело как раз было в том, что он чрезмерно увлекался сладкоголосыми гуриями и веселящими напитками, причем и в том и в другом слыл настоящим знатоком. Но то, что возвеличивает обычного смертного, отнюдь не красит мага. Поэтому упоминание о великих деяниях своего наставника и к тому же, по странному совпадению, своего собственного отца не приводило Габила в благостное расположение духа. Напротив, его лицо, которое к этому моменту уже почти обрело естественный бледно-зеленый цвет, вновь стало наливаться пурпуром.
Они с Эмралом невзлюбили друг друга еще со времен своего ученичества. Габил вспомнил, как еще, будучи зеленым магом первого уровня, он поймал пчелу, научил ее жалить выбираемую им жертву свирепо и настойчиво и привесил ей на лапку крохотное колечко, на котором выгравировал имя «Эмрал». Это была гениальная задумка, когда он собирался натравить свою пчелу последовательно на нескольких учителей с тем, чтобы была обнаружена гнусная сущность Эмрала и его с позором выгнали из Школы. Ему до сих пор, по прошествии стольких лет, становилось безумно обидно за то, что из этого вышло в результате. Этот лизоблюд Эмрал заметил пчелу, жалящую преподавателей до того, как они заметили, что за укусами скрывается больше чем простая случайность. И нет, чтобы просто убить пчелу, как сделал бы на его месте сам Габил, — этот подхалим научил ее, вместо того чтобы жалить, приносить мед. А так как одна пчела, пусть даже и воодушевленная магическим заклинанием, много меда не принесет, он попросил ее также пригласить своих подруг, чтобы помочь в угощении. И что обиднее всего, принесенный мед был предложен не только непосредственно учителям, что Габил еще бы понял, но также и всем студиозусам, учащимся вместе с ними. Этого нежная душа Габила вынести была просто не в состоянии. А в довершение всех бед этот поступок преподаватели как раз не приняли за глупую случайность, а наградили Эмрала переходом на вторую ступень лестницы магического искусства. Габил был вне себя от гнева: ведь это он придумал столь оригинальный план, а наглец Эмрал просто украл его идею, даже не позаботившись внести в нее ни грамма своего таланта и изобретательности, сделав примитивную грубую пародию на шедевр истинного мастера, — Габила.
А последняя проделка этого негодяя Эмрала?
Все знают, как сложны вступительные экзамены, но это просто ерунда по сравнению с выпускными. Одно дело не принять мечтателя, витающего в облаках, а другое — выпустить недоучку мага, который способен эти облака портить своими заклинаниями. Вы можете представить, что у вас найдет и от чего вас вылечит доктор, окончивший свой университет на тройки? Это ведь не портной, чей кафтан можно выкинуть, или пивовар, чье пиво можно выплюнуть. Здоровье на новое так просто не поменяешь. А ведь маг и того хуже: после неверного заклинания у вас просто может не быть шанса, даже при желании, пойти к другому чародею (впрочем, то же самое часто относится и к врачам).
В общем, выпускные экзамены были адом со многими кругами. Каждый профессор, который за годы обучения в Школе имел удовольствие преподавать какой-либо предмет выпускнику, будь то Этика Мага или Целебные Зелья и Отравы, должен был дать свое, уникальное задание, только выполнив которое, студент имел право считать его курс полностью законченным. И только разделавшись со всеми заданиями, студент мог выпорхнуть из стен гостеприимной Школы. А не можешь выполнить — тебя никто не торопит, учись дальше, благо в район Школы входят и библиотека, и испытательный полигон, и госпиталь (эти три места чаще всего упоминались именно в такой последовательности). А также кабак, игорный дом и другие увеселительные заведения, где есть возможность отдохнуть уставшему от праведных трудов школяру и где всегда найдутся люди, готовые и утешить, и разделить нелегкое бремя отдыха.
Вот только покинуть район Школы, не сдав экзаменов, не представлялось возможным: мощное заклинание 8-й степени, наложенное в стародавние времена группой магов, стоявших у истоков этого учебного заведения, заменяло любого самого ретивого сторожа. Дело в том, что представляло собой заклинание купол, прозрачный под лучами солнца. И нарисованы на этом куполе были различные птицы, звери и прочие твари.
И захочет кто выйти за пределы купола (или войти без приглашения вовнутрь), то или какой-нибудь носорог мягко уточнит твои намерения, или гаргулья легко овеет своими крыльями твой желанный приход, а то и баньши нежно спросит о цели твоего визита. И хотя все они, разумеется, были предельно вежливы и галантны, обычно посетители не баловали их своим общением.