— Не обязательно, — сообщил Терренс, бросив на Макса убийственный взгляд. — А о чём бы ты хотела поговорить?
Я потянулась и задумчиво посмотрела на огонь в камине.
— О докторе МакЛарене.
— Странно, что он так заинтересовал тебя, — проговорил Джерри. — Он и нас очень интересует. Откуда ты его знаешь?
— Давняя история. Мне бы не хотелось говорить об этом.
— Удивительно… — Джерри откусил щипчиками кончик дорогой сигары, бросил его в камин и прикурил от канделябра. — Ты единственный человек, который знает его более двух лет. Мы пытались выяснить его прошлое, но нам не удалось. Мы знаем только, что год назад он после полного курса экзаменов и однолетней стажировки на Эрнане получил диплом врача и лицензию на занятие медицинской деятельностью. До этого о нём ничего неизвестно, словно его и не было. Где он получил своё блестящее образование, откуда у него знания о лечении травами, минералами, водой и огнём, откуда эти манеры аристократа и энциклопедические знания в самых разных отраслях науки? Ничего неизвестно. Он хранит молчание и ловко уходит от ответов. Ты знаешь, откуда он?
Я молча взглянула на него.
— Да, но мне не хотелось бы об этом говорить сейчас. Это не моя тайна и я не вправе раскрывать её.
— Значит, тайна всё-таки есть?
— А почему вы им заинтересовались? — спросила я. — Он что-то такое сделал?
— Какое такое?
— Джерри, почему вас интересует МакЛарен?
— Просто он странный. Он состоит в Ордене госпитальеров, но живёт в собственном доме на Ридженс-стрит. У него свой кабинет и практика в платной клинике Мозеса, где он лечит богатых пациентов и дерёт с них три шкуры. Одновременно он работает в госпитале Святого Лазаря и у госпитальеров, где совершенно бескорыстно лечит бедных. И везде он творит чудеса наподобие того, что рассказал тебе Макс. Иногда он излечивает людей обычным наложением рук. А иногда после излечения кого-нибудь из его богатых пациентов в семье этого пациента происходят несчастья. Кстати, это случается всякий раз, когда он предупреждает пациента о вероятности такого несчастья в качестве расплаты за излечение. К его чести, за такие случаи он берётся с крайней неохотой, но ведь берётся… К тому же, он является клиентом нескольких весьма солидных магазинов магических принадлежностей, тех, что торгуют всякими хрустальными шарами, пентаклями и сушёными конечностями повешенных и летучих мышей. В публичной библиотеке он часто посиживает над колдовскими книгами, а на днях предложил Терренсу выкупить у него библиотеку оккультной литературы тетушки Мирры. Я попытался подъехать к нему, пригласив в свою школу фехтования, всё-таки он рыцарь, да и клиентура у меня не из последних. Знаешь, что он сказал? «Какой из меня рыцарь! Я кроме скальпеля и иглы от шприца ничего острого в руках не держал». А после этого я узнаю, что он в клубе Джеверса на спор сражался на рапирах с чемпионом Британии по фехтованию и победил в пяти из пяти схваток. Фехтовали при свечах на трёх сдвинутых столах. После этого он взял со всех присутствовавших слово чести не рассказывать о поединке, чтоб, якобы, не навредить репутации противника. Представляешь, какое благородство… Джеверс клялся мне в «Чёрной розе», что этот парень настоящий бретёр.
— Загадочно, но ничего криминального… — пожала плечами я.
— Ничего криминального… — кивнул Джерри. — Но загадочно… Мы зря занимаемся им?
— Нет, продолжайте и держите меня в курсе. Мне тоже очень хочется разобраться в его тайне…
Джерри задумчиво смотрел на меня, зажав в зубах дымящуюся сигару.
— Скажи мне честно, — наконец произнёс он. — В этом есть личный интерес?
— Да, — после некоторого раздумья призналась я, — но не в том смысле, в каком ты мог подумать. На самом деле я совсем не рада видеть этого человека здесь.
В ту ночь я ничего больше не стала им объяснять, хотя у меня были серьёзные сомнения в правильности такого умолчания. Всё зависело от того, чем кончился поединок, в начале которого Джулиан МакЛарен находился два года назад. Если он проиграл, то он представлял большую опасность для окружающих, но если он выиграл, то вполне имел право на покой и сохранение своей роковой тайны. Мои друзья, видимо, заметили, что я оказалась перед сложным выбором, и Макс попытался выудить из меня побольше, но Джерри пресёк его попытки в самом начале, за что я была ему очень благодарна. Я слишком устала, чтоб спорить.
Утром Кинг пригласил меня к завтраку в малую гостиную, принадлежащую Максу. Надо сказать, что папа Делман был человеком не без чувства юмора, и разделил свой замок между наследниками таким образом: все чёрные помещения — Максу, все белые — мне. Помещения вроде холла внизу и той гостиной, где проходила вечеринка, то есть сочетающие в себе как белое, так и чёрное — находились в общей собственности обоих наследников. При этом чёрное и белое, как и положено в шахматах, всегда было рядом. Макс предлагал мне переделить замок хотя бы по этажам, но я отказалась, сказав, что вовсе не претендую на полное владение своей половиной. Мне достаточно моих трёх комнат и возможности находиться в чёрно-белых помещениях, остальное — в его распоряжении. Но Макс не был бы Максом, если б согласился на такой компромисс. Его девиз: «Всё или ничего». Поэтому он остался в своих чёрных комнатах. К тому же он просто больше любил чёрный цвет, чем белый.
Макс был личностью незаурядной, талантливый биоинженер и кибернетик, он держал свои таланты в тайне, и единственным его детищем был Кинг, мощный компьютер на живых кристаллах, этакий супермозг. Именно его бесконечно обучал и совершенствовал Макс, отдав свои силы помимо этого увлечения, борьбе со Злом, как он её понимал. А понимал он её так же прямолинейно, как и всё остальное: если враг не сдаётся, он должен быть уничтожен. Поэтому Макс, хоть и предпочитал белоснежные сорочки и безупречные узкие сюртуки, никогда не гнушался тем, чтоб взять в руки лучемёт, напялить на голову защитный шлем и рвануть с перекошенной от ярости физиономией в атаку на мировое Зло.
Я явилась по приглашению точно в указанное время, предварительно надев элегантное, но не броское платье, тщательно наложив макияж и уложив волосы. Именно это ценил во мне Макс: элегантность, исполнительность и пунктуальность, потому что именно в этом мы были похожи. Бледный, с резкими чертами лица, горящим взором и причёской под маршала Мюрата, Макс в то утро вышел к завтраку в чёрных брюках и узком сюртуке, под которым белела сорочка и мерцала на широком ремне чеканная пряжка. Уныло посмотрев на него, заспанный Терренс в домашней бархатной куртке цвета пыльной розы упал на стул перед своей тарелкой и проворчал:
— Неужели нужно будить всех, если самому не спится? Ты помнишь, во сколько мы легли? Мне, между прочим, для нормальной жизнедеятельности нужно не меньше восьми часов сна…
Джерри усмехнулся, глядя на него, и небрежным и точным движением опустил салфетку на колени. Он не стал надевать пиджак и галстук, но всё равно выглядел безупречно. Ли наверняка встала ещё до рассвета и успела проделать полный комплекс китайской гимнастики и теперь сидела за столом с вежливо-отсутствующей улыбкой. Джефри появился последним. Мрачно взглянув на Макса, он проворчал: «Садист…» и тоже сел.
— Доброе утро, — ледяным тоном произнёс Макс, взглянув на него. — Если у кого-то сломались часы, то уточняю, что уже девять и у нас много дел. К сожалению, Эдди уехал, однако мы попытаемся справиться без него.
По такому вступлению можно было решить, что он начинает важное совещание, но на самом деле ничего подобного. Просто у него такая манера совмещать приятное с полезным, обсуждая за завтраком возникшие проблемы. К этому уже все привыкли, и никто особо не обращал внимания на его многозначительный тон.
— Вернёмся к нашей проблеме, — произнёс Макс тоном председателя собрания.
— Нет никакой проблемы… — возразил Терренс. — И дел у нас нет. И незачем было вскакивать в такую рань. Всё тихо и спокойно. На фронте затишье, солдаты спят, маркитанки штопают знамёна.
Макс мрачно взглянул на него.
— То, что сейчас мы пока без срочной работы, ещё не значит, что можно дрыхнуть целый день. Именно сейчас у нас есть возможность более внимательно разобраться в том, что выглядит так подозрительно. Или ты не согласен?
— Минуту, — я подняла руку, — семейные сцены оставим на потом. Как я поняла, сейчас в городе не происходит никаких инцидентов, требующих нашего немедленного вмешательства?
— Никаких, — кивнул Джерри, намазывая джемом тост. — Прекрасная возможность осмотреться, понаблюдать, поразмышлять…
— У кого, конечно, есть на это время, — проворчал Джефри, вечно занятый на службе у своего тестя судовладельца Келха.
— Очень хорошо, — кивнула я и снова вспомнила о вчерашней встрече. — Но всё-таки какая-то проблема есть?
— Не проблема… — покачал головой Терренс. — Подозрение. У него…
Он ткнул пальцем в сторону Макса.
— Теперь я могу сказать? — уточнил тот. — Спасибо. Так вот, — он обратился ко мне, — всё дело в одной картине. Начну сначала… У моего отца был старый друг, его звали Мигеле Фернандес дель Соль. Он был такой же чудак, что и папа, но куда более безобидный. Он жил спокойно в своём доме на авеню Пари, содержал небольшую, но довольно престижную антикварную лавку и писал какие-то исследования по истории изобразительного искусства. Он жил один, и после смерти отца я навещал его, чтоб он не чувствовал себя слишком одиноко. У него не было родственников, и все его друзья давно отошли в мир иной. Короче, месяц назад он скончался, оставив после себя этот самый дом и лавку, назначив меня своим душеприказчиком. Всё своё имущество он завещал продать на аукционе и передать деньги в благотворительные фонды и часть — школе искусств, в попечительский совет которой он входил. Он сам составил полный каталог своего имущества, который был по его распоряжению напечатан в антикварном бюллетене за позапрошлый месяц. Каталог снабжён подробными пояснениями к каждой позиции с указанием оценочной стоимости. Произведения искусства, подлежащие продаже, выставлены в галерее Портмана, арендованной на ранее зарезервированные им средства. Аукцион назначен на восьмой день Рэу, то есть через три недели. Казалось бы, такая завидная предусмотрительность должна была бы обеспечить беспроблемное исполнение его последней воли. Но проблема всё же возникла…