Маркиз презрительно посмотрел на нее и закусил губу. Минуту было молчание. Потом маркиз дерзко и резко сказал:
— В этой крови повинны вы, Рекка!
Она обернулась как от удара, и полные изумления и ужаса глаза ее уставились ему прямо в лицо.
В свою очередь, маркиз великолепно выдержал взгляд.
— Я? — воскликнула девушка.
— Рекка, Рекка! — горестно и страстно сказал он, протягивая руку трагическим жестом актера. — Неужели вы не понимаете, что я совершил преступление только потому, что узнал вас?
Рекка слушала как во сне.
— Я любил эту женщину, и она любила меня… Но я встретил вас и… Я не в силах был противиться вашей покоряющей, властной красоте… Она не могла жить без меня… Мы оба решили умереть!
«Ты, однако, не умер?» — спросили ее огромные неверящие глаза.
Вся жизнь маркиза, сытая, обеспеченная именем и связями, праздная и безнаказанная, была посвящена науке овладевать женщиной. Он не смутился.
— Я исполнил ее волю, и верьте, что моя рука не дрогнула бы последовать за нею!.. Но в последнюю минуту, когда дуло револьвера уже касалось моего виска, образ другой женщины… ваш образ, Рекка… мелькнул передо мною! Я увидел ваши глаза, ваше тело… ваше прекрасное тело богини и женщины, которое сулило мне столько безумных наслаждений…
Голос маркиза как будто задрожал от бешеной слепой страсти. Словно горячий туман обволок все тело девушки: черные страстные глаза скользили по изгибам ее тела, срывали с нее платье, обнажали, ласкали и жгли сладким стыдом. Она уже верила, не могла не верить.
— Я понимаю, что это — злодейство!.. Я был злодеем в ту минуту, когда труп любимой женщины лежал передо мною холодный и прекрасный, а я вдруг понял, что я не свободен, что я не могу умереть, что я… Рекка, я убийца, но убийцей сделали меня вы! Я люблю вас, я люблю вас!.. Не мучьте меня, будьте моей!..
Девушка закрыла лицо руками.
Жестокая, сладострастная и презрительная усмешка тронула правильные губы маркиза. Он шагнул вперед и протянул руку.
— Рекка, забудем мертвых! Нам принадлежит жизнь! Мы хозяева жизни! Мой род не привык отступать и смиряться… все принадлежит нам… — уже бессвязно и уже не следя за своими словами, говорил маркиз. — Я люблю вас, я хочу вас, Рекка!.. Вы — женщина… поймите, чего не сделает страсть! Мои предки уничтожали целые города и сотни трупов бросали под ноги своей возлюбленной!.. Я — Паоли, во мне их кровь, и я люблю вас!..
Голос его уже звучал над самым ухом ее и горячие губы касались ее нежной розовой раковины. Она открыла глаза, взглянула в его красивое, бешеное от страсти лицо и, слабо застонав, откинулась назад, как бы падая.
IV
Солнце клонилось к западу и пылало над вершинами гор, в дыму красных и золотых облаков, когда маркиз, шагом ехавший по шоссе, увидел на краю его, на куче щебня согбенную человеческую фигуру.
Оборванец, в синей блузе и рыжей шляпенке, сидел, сгорбившись, и внимательно рассматривал стоптанные, запыленные башмаки на своих вывороченных ногах. Казалось, он в отчаянии упал посреди дальней и трудной дороги. Маркиз ехал, опустив поводья и глядя вниз.
При стуке лошадиных копыт оборванец живо поднял голову, и из-под полей шляпы показалось его темное, грубое, широкоскулое лицо, покрытое пылью и грязью, с низким лбом и огромной нижней челюстью.
Если бы маркиз мог придавать какое бы то ни было значение встрече с каким-то босяком, он должен был бы заметить, что при виде его, маркиза Паоли, маленькие глазки оборванца сверкнули странным и диким выражением: он как будто не поверил какому-то счастью и в то же время почти задохнулся от злобной радости.
Но мысли маркиза были полны Ревеккой Фельчини, и ее прекрасные еврейские глаза еще носились перед ним в золотистом тумане наступающего вечера.
«Жидовка! — с угрызением стыда думал маркиз. — Но что же делать! Она будет прекрасной любовницей, а ее деньги заставят забыть о ее происхождении. Доброго синьора банкира можно будет держать и подальше!.. Глупец, он уже мечтает о том, как появится под руку с маркизом Паоли!.. Дружески похлопывая его по плечу и представляя: мой зять, маркиз!.. Ну, я дорого заставлю его заплатить за эту честь! Несчастный жид!..»
— Господин маркиз! — раздался позади хриплый, как бы сдавленный голос.
«А Рекка страстная девушка!..»
— Господин маркиз! — настойчивее и ближе прозвучал тот же голос.
Маркиз оглянулся, машинально сдержав лошадь. Ему вдруг смутно припомнилось, что уже где-то он сегодня слыхал этот голос.
Оборванец стоял у самых ног лошади и несколько впереди. Его маленькие сверлящие глазки дерзко смотрели прямо в лицо маркизу.
— Что тебе нужно? — недовольно и пренебрежительно, даже брезгливо сказал маркиз.
— Я хочу переговорить с вами! — ответил оборванец, не отступая перед удивленным такой дерзостью маркизом и все загораживая дорогу. Лошадь, пугливо насторожив уши, дернула головой.
— Я не подаю нищим… Прочь с дороги! — небрежно сказал маркиз и тронул лошадь.
Но оборванец, с ловкостью обезьяны, схватил ее под уздцы. Прелестное животное вскинулось и захрапело.
— Это еще что! — негромко вскрикнул маркиз, более удивленный, чем оскорбленный такой дерзостью. — Руки прочь, негодяй!..
Он взмахнул хлыстом.
— Слезай! — вместо ответа мрачно и решительно проговорил оборванец.
И в голосе его было нечто, отчего рука маркиза бессильно опустилась. Слегка побледнев, он невольно оглянулся кругом, и чувство страха впервые шевельнулось в его сердце.
В обе стороны лежало пустынное белое шоссе. Солнце уже опиралось на края мрачных, повитых облаками гор. Поля лежали пустынны и мертвы. Легкая дымка вечера уже курилась по долинам. Крыша ближайшей фермы едва виднелась вдали, в кущах дерев. Никого не было кругом, он был один, лицом к лицу с этим непонятным человеком, и в первый раз понял ужас одиночества.
«Грабитель!» — мелькнуло у него в голове.
— Слезай! — повторил оборванец и дернул лошадь так, что она замотала головой.
— Чего тебе надо? — со страхом и с угрозой спросил маркиз, еще не вполне отдавая себе отчет даже в самой возможности какой-либо опасности для него, маркиза Паоли, от какого-то оборванца.
— Слезай… а то! — прохрипел оборванец, и узкое лезвие ножа мелькнуло под животом лошади. Она тревожно храпела, инстинктом чувствуя то, чего еще не понимал маркиз.
— Это черт знает что такое! — возмущенно воскликнул маркиз и опять невольно оглянулся.
Тени и красные полосы света тянулись по дороге, и по-прежнему никого не было видно на ней.
Внезапная мысль осенила маркиза: он быстро выхватил свое портмоне и швырнул его оборванцу. Кошелек ударился в грудь и отскочил на дорогу.
— Слезай! — в четвертый раз повторил оборванец, даже не взглянув на деньги.
Тогда, с быстротой молнии, маркиз рванул лошадь и ударил ее хлыстом. Она взвилась на дыбы, оборванец исчез в облаке пыли, и маркизу показалось, что он со страшной быстротой понесся вперед… но сейчас же что-то странное случилось с ним: жесткая земля ударила его в грудь, руки, обдираясь в кровь, проехали по шоссе, и, оглушенный падением, весь в пыли, маркиз очутился на краю шоссейной канавы.
Как кошка, повинуясь только неизъяснимому животному инстинкту, он в ту же секунду вскочил на ноги и схватился за поводья упавшей лошади.
Прелестное животное билось поперек шоссе, тщетно стараясь подняться, царапая землю и скользя передними ногами. Ее умные черные глаза смотрели почти с человеческим выражением ужаса и боли.
Сначала маркиз ничего не понял, но в следующую минуту увидел из-под живота лошади расплывающуюся по белой пыли шоссе тяжелую, темную лужу крови. Лошадь заржала пронзительно и страшно, поднялась на передние ноги, села, как собака, задрожала всем телом и стала валиться на бок.
Через секунду ее прекрасная умная морда вытянулась в пыли на тонкой вытянутой шее и задние ноги мучительно задергались.
«Убил!» — мелькнуло в голове маркиза, и вдруг, сам не зная почему, повинуясь неодолимому чувству ужаса и полной беззащитности, он изо всех сил побежал вдоль шоссе.
— Помогите!..
Он слышал сзади другой хриплый крик и топот ног. Шляпа его свалилась при падении, ветер трепал волосы, сердце колотилось, слюна наполняла рот, что-то красное туманило глаза, но он все бежал, прыгая, спотыкаясь, хрипя и крича тонким, полным смертельного ужаса голосом.
— Помогите!..
Сажени на четыре сзади, в облаке пыли, стремительно несся за ним оборванец, размахивая ножом и широко бросая своими короткими кривыми ногами.
«Упаду», — в смертельной тоске, выпучив глаза и не оглядываясь, думал маркиз.
Проклятое шоссе было пусто и бесконечно. Казалось, никто и никогда не показывался на нем. Далеко, страшно далеко, на самом горизонте, краснела крыша фермы.
Сзади раздавался все тот же крик и топот становился все ближе и ближе. Маркизу уже казалось, что он слышит хриплое дыхание настигающего человека. Как раз посередине спины, между лопатками, ясно чувствовалось место, где ударит нож.
Маркиз споткнулся, едва не упал, и понесся еще быстрее.
Он сам слышал, как хрипело и клокотало у него в груди.
И вдруг упал…
Тяжелое тело, с запахом пота и грязи, с размаху налетело на него, сплелось с ним в один клубок и прокатилось в пыли. Лезвие ножа блеснуло у него перед глазами, и маркиз инстинктивно зажмурился.
Но в ту же минуту почувствовал себя свободным.
— Вставай! — проговорил над ним задыхающийся голос.
Маркиз открыл глаза, увидел оборванца, горы, шоссе и вскочил на ноги снова.
Но он уже совсем не был похож на того изящного маркиза Паоли, который презрительно улыбался на суде, который, казалось, когда-то, страшно давно, стоял на крыльце своей виллы, не спеша застегивая перчатку и чувствуя, что им любуется весь мир.
Он был весь в пыли, красный, потный и грязный… По лицу его стекала кровь, обильно смешиваясь с пылью и струйками грязи сползая на подбородок. Костюм был разорван, волосы взлохмачены, перчатки лопнули, и на коленях белых брюк были кровь и грязь. Дышал он судорожно, со свистом, открывая рот, как рыба на песке. Ноги у него дрожали и подгибались. Глаза маркиза были мутны и дики, рот полон пыли.