— Здравствуй, Харуто, — сказал детский голос. Харуто оглянулся и увидел юношу, глядящего на него. На нем был черный погребальный наряд, алый шарф и бледные, как снег, глаза. Сколько бы раз Харуто ни встречал Оморецу, тот взгляд нервировал его больше, чем у тысячи монстров, которых он убил. — Спасибо, что послал ко мне хассяку. Это было вкусно.
Оморецу подошел и опустился на колени рядом с Харуто. Он был холоднее зимнего ветра. Ветер исходил от него, тянул тепло из мира. Харуто поежился.
— Его зовут Тян, — сказал Харуто. — Я взял его бремя, чтобы освободить. Тебе с ним не играть, ками.
Оморецу рассмеялся, звук был как у змеи, скользящих по песку.
— Ты еще не выполнил его предсмертное желание, Харуто, — сказал голос мальчика. — Ты знаешь правила. Ты взял его бремя, но это все еще его бремя. И пока ты не совершишь его месть… — Оморецу посмотрел бледными глазами на Харуто, и его голос стал низким и хриплым, как у чего-то древнего. — Он мой! — он рассмеялся и сделал голос как у мальчика. — Как и ты.
Шинигами был прав, конечно. Харуто мог сказать Гуану, что его сын был свободен для загробной жизни, но это было не так. Он был в ловушке, игрушка шинигами, пока Харуто не исполнит его бремя. Но Гуану не нужно было это знать. Лучше для него думать, что его сын ждал в раю.
Оморецу погладил Шики. Маленький дух задрожала, шерсть встала дыбом, она испуганно засвистела. Оморецу зашипел, и Шики с неохотой забралась на колени шинигами. Напоминание, что, хоть Шики была спутницей Харуто, проводником и другом, она была созданием Оморецу.
— Так, мой проклятый оммедзи, зачем я тут? — спросил Оморецу, его голос был игривым.
Харуто указал на ритуальные посохи.
— Их нужно благословить.
Шинигами фыркнул, но пять стихий появились на посохах. Огонь, земля, металл, вода и дерево. Пять ритуальных посохов были благословлены владыкой смерти.
— Это все? — спросил Оморецу с ноткой злобы в голосе.
— Нет. Что ты знаешь об онрё?
Оморецу молчал миг, ледяной ветер трепал огоньки свеч. Шики заворчала и спрыгнула с колен Оморецу, забралась на Харуто и зарылась в его кимоно.
Шинигами встал.
— Онрё не служат шинигами. Они свободны делать, что хотят.
— Ты знаешь, где они? — спросил Харуто. Он оглянулся, мальчик смотрел на него с бушующим океаном эмоций на лице.
— Близко, — прорычал он. — Два неподалеку, — он отвернулся от Харуто. — Защитит ли тебя от них проклятие? — и он пропал вместе с тьмой, холодом и запахом горящего можжевельника.
Харуто вздохнул и покачал головой.
— Мое проклятие, — с горечью сказал он. — Это твое гадкое проклятие!
Глава 5
Они нашли самую большую гостиницу в Миназури и устроились там. Харуто вручил свою императорскую печать хозяину, который повесил ее снаружи. Весть разнеслась быстрее, чем долгоносики в рисе. К концу дня Гуан был с двумя свитками потенциальной работы. Отчеты о ёкаях росли последние десять лет, потому что духи возвращались в мир постоянно. Конечно, многие не могли отличить хассяку от отороши, так что всех описывали как ёкаев, умоляли оммедзи убрать их. Многие оммедзи были рады подчиниться, пока им платили.
Ночь давно наступила, принесла затишье в потоке людей, которых задели мстительные духи. Гостиница была полной путников и местных жителей, которым нужно было расслабиться с бутылкой сакэ. Гостиница была с низкими столиками Ипии и высокими столами со стульями для гостей из Хосы. Гуан настоял, и они сели за столик в стиле Хосы.
— Хорошо, приступим, — сказал Харуто. Он выдохнул дым кольцом, Шики заворковала, прыгнула с его плеча и рассеяла дым.
— Это поможет нам найти онрё? — спросил Гуан, разворачивая свиток и пустой бутылкой вина придавливая его к столу.
— Может, — сказал Харуто. — Онрё странные. Духов может тянуть к ним, как пыль к ветру.
— Почти поэтично, — сказал Гуан с улыбкой.
Харуто пожал плечами.
— Может, мне стоит бросить посохи и стать бродячим поэтом. Я слышал, это довольно просто, особенно, если расскажешь стихотворения кому-то полезному.
Гуан мудро кивнул.
— Точно. Хотя нужно быть осторожным. Слишком просто наткнуться на дурака, который считает изумрудный зеленым, — он потягивал вино, вытащил из сумки древние очки и устроил их на своем носу. Левая линза была с трещинами в трех местах, проволока была изогнута не один раз, напоминала неровную горную тропу. — Я завидую твоему проклятию, — буркнул он, глядя на свиток перед собой. — Отчеты об огнях, горящих на могилах недавно умерших на кладбище Йокаши, — он поднял взгляд.
Харуто задумался. Духи, но не ёкаи. Может, хаканохи. Они были безвредными духами, питались остатками воспоминаний мертвых. Как только они накапливали воспоминания, они возвращались на небо и добавляли воспоминания в Библиотеку Ничего. Он взмахнул рукой.
— Дальше, — Шики повторила его жест и пискнула.
Гуан хмыкнул и посмотрел на свиток.
— Рыбак на замерзшем озере доложил, что видел что-то большое, похожее на змею, плывущее подо льдом. Один видел четче в проруби, что тело белое, а лицо — детское. Звучит многообещающе.
— Звучит как нинген, — Харуто почесал задумчиво подбородок. — Они появляются из детей, утонувших в холодной воде. Они пытаются утащить других в воду. Наверное, не связано с онрё, но если есть награда…
Гуан покачал головой.
— Пока ничего. Только видели мельком. Ты знаешь, как это работает — пока кто-то не умрет, или пока ёкай не съест всю рыбу, никто не заплатит нам за устранение слуха.
Харуто выпустил дым носом. Шики сделала рот и дула на узоры дыма.
Гуан прочел еще несколько отчетов о духах, но они не были ёкаями, и тем более — онрё.
— Женщина видела красные ладони, висящие с дерева у деревни Тиото, — Гуан простонал. — Они никогда не видели, чтобы на дереве задержались листья зимой?
— Погоди, — сказал Харуто. — Что еще?
— А?
— Были другие отчеты из Тиото?
Гуан посмотрел на свиток сквозь очки, вытащил второй свиток и проверил его.
— Мужчина, работающий у замерзших озер, заявлял, что красивая женщина заманила его к дереву и усыпила. Его жена не была рада, сказала, что это сон дурака, — Гуан рассмеялся. — Учитывая размеры ее рук, я надеюсь, что это был его сон. Я видел кузнецов, у которых мышц меньше.
Харуто посмотрел на Шики, маленький дух глядела на него, уже не играла с дымом. Она обычно захватывала зверей перед тем, как войти в гостиницу, наверное, потому что люди кормили котов и бросали тяжелые предметы в духов, но она была в своей естественной форме, ее жесткая шерсть чуть покраснела на кончиках.
— Акатеко порой принимает облик женщин, отдыхающих под деревьями с красными листьями. Они высасывают души, заманивают несведущих и забирают их ци. Многие просыпаются через пару часов, слабые и уставшие, но и приятно онемевшие, — Харуто протер уставшие глаза. — Что-то еще из Тиото?
— Один мужчина говорил, что местные жаловались, что маленький волосатый мужчина воровал фрукты, — сказал Гуан. — Звучит как, кхм, отороши, с которым мы разбирались в прошлом году. С тем, который сидел на храме в Сечан и бросал в нас улиток. Раздражающая мелочь! — он продолжил, разглядывая свиток. — Женщина потеряла ребенку за пару месяцев до срока, но были жалобы, что ребенок плакал в ее доме, — он застонал. — Мне не нравится, как это звучит, старик.
— Никому не нравится. Потому они жалуются, — Харуто улыбнулся. Гуан не поднял головы.
— Есть еще три отчета из Тиото. Призрачные огни у дорог в ночи. Одноглазая женщина, которую никто не знает. Старый житель деревни найден мертвым. Его левая рука была разодрана, но все остальное было в порядке.
Харуто поманил хозяина гостиницы. Он был высоким с короткими волосами на части головы, говорил гнусаво.
— Еще вина, мастер оммедзи? — сказал хозяин с поклоном.
— Нет, — сказал Харуто.
— Да, — сказал Гуан.
— Ладно. Да. Но сначала расскажите, что вы знаете о Тиото?
Хозяин пригладил усы, поджал губы, делая вид, что размышлял.
— Не так и много. До нее полдня пути вверх по горе. Там несколько деревьев и немного коз. Камни. Ручьи текут в озеро, но сейчас они замерзшие.
— А деревня? — спросил Харуто.
— Фермеры и рыбаки. Человек сто, а то и меньше. Старуха.
— Старуха?
Хозяин фыркнул.
— Мудрая, как она говорит. Некоторые ходят туда задать вопросы, но ученые говорят, что она безумна.
Он отмахнулся от мужчины и улыбнулся Гуану.
— Тогда Тиото.
* * *
Следующим утром они отправились в Тиото. Снегопад чуть ослабел, снежинки летели плавно, а не бушевали вокруг них. Гуан все еще крепко сжимал плащ, дрожал и ворчал. Но солнце сияло за облаками, чуть приободряя Харуто. Шики играла в снегу. Она захватила пушистого коричневого тануки и прыгала в сугробах, зарывалась и выпрыгивала в других местах, покрытая снегом и льдом. Маленький дух была порой сгустком радости.
Они нашли дерево недалеко от деревни, первые дома было видно дальше по склону. День близился к концу, солнце пропало за тучами, и мир накрыла зловещая тень. Дерево было маленьким с темно-коричневым стволом и красными листьями в форме детских ладоней. Внизу отдыхала женщина в белом кимоно. Ее темные волосы ниспадали по спине и обрамляли ее лицо с рубиновыми губами, она пела тихо колыбельную.
— Выглядит как хорошее место для отдыха, — сказал Гуан, делая шаг с заснеженной тропы.
Харуто поднял ладонь перед ним, но Гуан будто не заметил. Он прошел мимо, побрел по снегу, глядя на женщину и мягкий участок снега рядом с ней. Ее голос поднимался манящей мелодией.
— Посиди со мной. Полежи со мной.
Найди со мной утешение, я заберу твои горести.
Харуто поспешил вперед, сжал плечо Гуана. Старый поэт освободился, сделал еще шаг вперед. Улыбка женщины манила, как теплая кровать, но было что-то хищное в ее темных глазах. Ее голос поднимался и опускался, как порывы ветра.