— Знаю, выглядит дерьмово, — сказал он мне, приподнимая соединённые кусочки стали над моей стёганой курткой. — Но это лучший доспех из тех, что я видел за долгое время. Может остановить болт из арбалета.
По крайней мере, шлем мой выглядел качественно. Стандартный большой шлем, напоминающий перевёрнутое ведро с забралом на петлях, которое легко поднималось и опускалось. Это всегда полезно, поскольку во время тренировки с Уилхемом очень быстро становилось невыносимо жарко. Края шлема были сделаны из железных и медных пластин, покрытых тёмно-синим лаком с небольшим количеством украшений в форме золотых листьев.
— Ты выглядишь, как мартышка, наряженная рыцарем, — сказала Эйн, которая всегда с радостью высказывала всё как есть. — Сэр Элвин Мартышка, — продолжала она. — Так тебя будут называть.
Несмотря на весь диссонанс моего внешнего вида, первый же тренировочный бой не оставил сомнений в эффективности доспехов. Удары, от которых раньше остались бы синяки и одышка, теперь казались скорее сильными тычками. И несмотря на вес, эта коллекция разномастных пластин оказалась удивительно гибкой и позволяла быстро подниматься на ноги всякий раз, как Уилхем валил меня наземь.
— Это потому что он висит не только на спине, — объяснил он, — вес распределён по всему телу. А ещё, качественнее сделанный доспех всегда легче. Этот хорошо тебе послужит, мастер Писарь.
Главной особенностью великого святилища мученика Атиля считался его шпиль — огромный гранитный шип, вздымавшийся почти на сотню футов. Многочисленные опоры, державшие его, придавали ему зазубренный, практически зловещий вид, который усиливала широкая громада главного зала. Даже с расстояния в милю святилище напоминало тушу какого-то чудовищного зверя, который отчего-то решил отдохнуть посреди россыпи намного менее впечатляющих зданий, а его тёмные бока окутывал дым, сливавшийся из многочисленных труб.
Как и Каллинтор — намного меньший священный город, который мне пришлось покинуть, чтобы вступить в роту после кончины Эрчела, — Атильтор полностью управлялся Ковенантом Мучеников. Список стриктур, под которыми приходилось жить его населению, был таким длинным и суровым, что все, кроме самых ревностно верующих, старались не задерживаться в его пределах. А ещё необычно, что у него не было стен или за́мка. За всю беспокойную историю этих герцогств только Атильтор избежал разорения от осады или штурма, поскольку даже самые злодейские еретики и не подумали бы вести войну в пределах видимости этого святейшего из святилищ.
— Что ж, — сказал Уилхем, кивая в сторону большого лагеря к югу от города. — Он пришёл.
Мы собрались возле Эвадины на травянистом склоне, откуда открывался хороший вид на город. Она прикрыла глаза от солнца и прищурилась, глядя на лагерь, где над шатрами развевалось высокое знамя. С такого расстояния было не разглядеть герб на нём, хотя размеры лагеря ясно говорили о том, что король Томас на самом деле согласился приехать в Атильтор и поприветствовать Воскресшую мученицу.
— Писарь, сколько их по-твоему? — спросил сержант Суэйн. Он так и не стал моим самым восторженным почитателем, но нынче, по крайней мере, соглашался признавать мои способности к числам.
— Моё мнение — три полных роты, — сказал я. — Плюс прислуга и свита из его самых верных рыцарей. Не больше двух тысяч.
— Тогда преимущество за нами, — заметил Уилхем. — Если до этого дойдёт.
— Не дойдёт, — заявила Эвадина. Опустив руку, она повернулась и посмотрела на нас. Помимо Уилхема, Суэйна и меня здесь также были Эйн и клинок-просящая Офила — пять душ, которым она больше всего доверяла. — Что бы здесь ни случилось, сражения не будет, — сказала она. — Если меня захватят при входе в город, вы ничего не будете делать. Если меня выведут перед королём и советом в цепях, чтобы осудить, вы ничего не будете делать. Если они меня повесят и осквернят моё тело на главной площади, — она по очереди посмотрела в глаза каждому из нас, в голосе сурово и точно звенела властность, — вы ничего не будете делать. Это королевство не погрузится в войну из-за меня. И вы дадите мне своё слово.
— Миледи, мы можем принести любые клятвы, какие вы потребуете, — проговорил я, понимая, что больше никто сейчас не скажет правду. И всё же я знал, что ей нужно её услышать. — Если вам причинят какой-либо вред, ничто не сможет удержать их. — Я указал через плечо на множество последователей, толпившихся в небольшой долине позади нас. — Впрочем, — быстро продолжил я, видя, как потемнело её лицо, — думаю, король и его придворные тоже понимают это не хуже меня. Не будет попыток схватить вас и судить. Опасность здесь таится в словах, а не в клинках. Мы должны очень тщательно проверять условия, которые согласовываем, ибо в них кроется ловушка и цепи будущего.
По настоянию Эвадины только Уилхему и мне разрешили сопровождать её в святилище. Суэйн остался командовать ротой, выстроенной ровными шеренгами на дороге у западных границ Атильтора. Я встал на сторону Суэйна в споре о бо́льшем сопровождении, но она и слышать не пожелала.
— Я пришла не для того, чтобы захватывать этот город, — сказала она, — и не буду лить воду на мельницу тех, кто станет утверждать обратное.
Я немного воспрял духом от того впечатления мощи и военного порядка, которое производила рота Ковенанта. Суэйн вымуштровал их в хорошо подготовленную силу, равную по численности королевскому эскорту. Я знал, что если сегодня всё перерастёт в большое сражение, то лишь костяк ветеранов сможет что-то противопоставить роте Короны, но и остальные не сбегут, поджав хвост. А ещё я знал, что несмотря на клятвы, которые мы приносили Эвадине, если ей причинят хоть какой-либо вред, Суэйн поведёт ей на выручку это войско в самое сердце священного города, несмотря ни на какую цену — кровью или бесчестьем. А вот толпа рьяных, нетренированных последователей — совсем другое дело, и сколько бы Эвадина им не проповедовала, ничто не могло запретить им пойти за ней в город. За ночь их количество ещё больше увеличилось, когда мы встали лагерем перед Атильтором — Эвадина согласилась с моим предложением, что остановка на отдых нам не помешает. Немалая доля этих свежих и нетерпеливых душ пришли из окрестных деревень, но, к моему удивлению, большинство явилось из города. В небольшой долине позади нашего лагеря толпились миряне и просто одетые керлы — крепостные Ковенанта. Они хаотично бродили туда-сюда, многие молчали, другие громко цитировали писание, третьи собирались вместе и пели вдохновлённые мучениками гимны. Впрочем, когда бы Эвадина ни появилась из палатки, они разом впадали в почтительное оцепенение. Безмолвие тянулось до тех пор, пока неизбежно какая-нибудь распалённая душа не выкрикивала что-нибудь, после чего уже все разражались восхвалениями. Время шло, и, глядя на них, я чувствовал, как уходят любые сомнения насчёт исхода этой встречи. Эти люди обеспечат выживание Эвадины лучше меня, Уилхема и всей роты.
Утро принесло неприятную прохладу и бледное затянутое небо. Последнюю милю дороги, когда мы отделились от роты и вошли в сам город, нас сопровождал снег. Но прохладная погода никак не остудила настроение толпы, бредущей позади Помазанной Леди, и многочисленных горожан, вываливших на улицы приветствовать её.
— Миледи, вас благословили Серафили! — кричала пожилая женщина из окна верхнего этажа, по её щекам текли слёзы, а за обильный живот цеплялся плачущий младенец.
— Вы нас всех спасёте, Помазанная! — вопил тощий мужчина в рясе мирянина, поднимая руки и выпучив глаза от обожания. В своей страсти он оказался на моём пути, протягивая руку к закованной в броню ступне Эвадины. Видя, как его пальцы зацепились за её стремя, я ударом пятки заставил Ярика броситься вперёд, и от удара плеча боевого коня парняга укатился обратно в толпу. Толпа вопящих, кричащих и махающих руками людей вскоре стала такой плотной, что нам с Уилхемом, чтобы двигаться дальше, пришлось подъехать прямо к коню Эвадины.
К счастью, ближе к святилищу нас встретило более упорядоченное зрелище. Здесь, на улице, ведущей к главной площади, несколько дюжин хранителей Ковенанта в чёрных рясах выстроились, сцепив руки и образовав кордон для беспрепятственного проезда. Я видел среди этих служителей веры несколько обожающих лиц, но большинство напряжённо стояло безо всякого выражения, а некоторые мрачно и неодобрительно хмурились. Если большая часть населения города пылко приветствовала Помазанную Леди, то уже среди тех, кто стоял всего на одну ступень выше в иерархии Ковенанта, такие чувства разделяли далеко не все. Не очень-то хотелось представлять, какой приём нас, скорее всего, ждёт от старшего духовенства.
Главная площадь города занимала пол акра мостовой, ведущей к широкой лестнице святилища мученика Атиля. Сегодня её окружала шеренга королевских солдат в доспехах, стоявших со скрещёнными алебардами. Они не стеснялись пользоваться древками своего оружия, чтобы не давать толпе хлынуть следом за Воскресшей мученицей, как только её отряд проехал через их шеренгу, но тычки и редкие удары не очень-то помогали охладить энтузиазм народа. Глянув направо, я увидел в первой линии толкучки пожилого мужчину, безумно размахивавшего обеими руками, его лицо светилось от рьяного изумления, и он не замечал крови, капавшей из свежего пореза на лбу.
«Набожность по своей сути бессмысленна», эхом пронеслись в голове слова Уилхема, когда я перевёл взгляд с толпы на святилище и на ряд ярко разодетых аристократов, ожидавших прибытия Эвадины. Ясно было, что расстановка двора короля Томаса в этот благоприятный момент выполнялась с особой тщательностью. Придворные и старшие служители занимали нижний уровень, а рыцари и придворные Алгатинетов стояли посередине. Ещё выше находились представители королевского дома — небольшой парад великолепно одетых дворян с одним очень высоким исключением. Сэр Элберт Болдри возвышался надо всеми вокруг, длинная красная накидка развевалась на жёстком снежном ветру. Его доспехи, как и у Эвадины, как-то умудрялись блестеть, несмотря на отсутствие солнца. Раньше я видел королевского защитника только мельком и не мог разглядеть его лица. Оно показалось мне грубее, и ему не хватало героической красоты, какую я себе представлял. У него был нос крючком, и кости выпирали под кожей, которая из-за пересекающихся шрамов на холоде выглядела пёстрой. И каким бы непобедимым он ни был, казалось поразительным, что даже могучий сэр Элберт не неуязвим к ранам. Справа от королевского защитника, занимая самое близкое к королю место, стояла юная женщина в тёмной бархатной накидке, которая прекрасно подходила к шикарным волосам, каскадом ниспадавшим по её плечам. На голове она носила тонкий золотой обруч, который по придворному этикету официально не требовался, а скорее обозначал знак её статуса, но всё же напоминал всем присутствующим о её королевской крови. Я знал, что это, должно быть, принцесса Леанора, старшая сестра короля и мать скучающего паренька лет десяти, переминавшегося возле неё с ноги на ногу. Его раздражённо нахмуренное лицо и ёрзанье разительно отличалось от строгой напряжённости его матери. Она сурово, сосредоточенно смотрела на Эвадину без какой-либо снисходительности или натужной любезности на лице, присущих остальным придворным. А ещё её рука, украшенная несколькими кольцами с драгоценными камнями, яростно сжимала плечо сына.