Мудрость Запада — страница 22 из 100

нные предметы реального мира. Он возвращается в пещеру, чтобы рассказать товарищам о своих открытиях, и пытается показать им, что их вещи - это не более чем неясные отражения реальности, мир простых теней. Но, увидев свет солнца, он был ослеплен светом, и ему теперь труднее различать тени. Он пытается показать товарищам путь к свету, но для них он кажется более глупым, чем раньше, и поэтому убедить их - нелегкая задача. Если мы чужды философии, тогда мы - как эти пленники. Мы видим только тени, видимость предметов, но если мы философы, мы видим вещи вокруг в свете разума и истины и это - подлинная действительность. Этот свет, который дает нам истина и сила знания, символизирует идею добра.

Форма (Е) не может быть соединена с частностью (А); каждая попытка приносит новые проблемы.

Теория, изложенная здесь, в основном вдохновлена пифагорейскими идеями, как было установлено ранее. То, что это не был собственный взгляд Платона, во всяком случае в его более поздний и зрелый период, казалось бы, очень хорошо подтверждается тем фактом, что в более поздних диалогах теория идей сначала опровергается и затем исчезает совсем. Задача опровержения ее является одной из центральных тем "Парменида". Встреча Парменида и Зенона с Сократом, по крайней мере, не внушает недоверия и может считаться историческим фактом, хотя, конечно, то, что они говорили при этом, вряд ли похоже на то, что сообщается в диалоге. Но все же беседующие выведены правдиво по характеру, и они выражают взгляды, которые согласуются с тем, что мы знаем о них из независимых источников. Напомним, что Парменид в молодости находился под влиянием пифагорейцев, а позднее порвал с их учением. Теория идей, следовательно, не нова для него, и он находит готовые критические замечания на положения, выдвигаемые молодым Сократом. Начнем с того, что Парменид указывает на отсутствие причины, по которой Сократ допускал бы формы для математических объектов и для понятий типа "добро" и "прекрасное", но отрицал их для элементов и предметов. Это уводит нас к значительно более серьезным материям. Главной трудностью в Сократовой теории форм является связь между формами и частностями, поскольку форма одна, а частностей много. Рассматривая связь между ними, Сократ использует понятие участия, но вот загадка, как частности могли бы участвовать в формах? Ясно, что форма целиком не может быть представлена в каждой частности, поскольку тогда это не была бы одна форма. Альтернативой может быть то, что каждая частность содержит в себе часть формы, но тогда форма ничего не объясняет.

Более того. Для того чтобы объяснить связь между формой и ее частностями, Сократ вынужден ввести "участие", но оно само, будучи пояснено многими примерами, является формой. Но тут же мы должны задать вопрос, как эта форма, с одной стороны, связана с первоначальной формой, а с другой - с частностью. Кажется, требуются еще две формы, и мы оказываемся втянутыми в порочное бесконечное обратное движение. Каждый раз, когда мы пытаемся закрыть пробел, вводя форму, появляются еще два пробела. Таким образом, навести мосты между пробелами - это геркулесова задача. Это - знаменитый аргумент Третьего Человека, называемый так по особому его случаю, где вопрос о форме обсуждается через третьего человека. Сократ пытается обойти эту трудность, предлагая, чтобы формы были образцами, а их частности походили на них. Но это тоже падает жертвой аргумента Третьего Человека. Таким образом, Сократ не дает объяснения, как формы связаны с их частностями. Но это тоже может быть показано прямо, так как уже было выведено, что формы не ощущаемы, а воображаемы. В своей области они могут быть связаны только между собой, и то же касается частностей. Получается, что формы не познаваемы. Если формы не познаваемы, тогда они, естественно, излишни и не способны ничего объяснить.

Здесь мы можем представить вопрос отдельно: если формы сами по себе не связаны с нашим миром, то они не нужны; если же они связаны с ним, тогда они не могут принадлежать своему миру, и метафизическое учение о формах несостоятельно.

Как Платон решает проблему всеобщего, мы увидим позднее. Здесь нам нужно просто отметить, что учение Сократа не выдерживает строгой критики. В "Пармениде" этот вопрос далее не обсуждается. Парменид обращается к другой проблеме - стремясь показать, что в области Сократовых форм не все в порядке. Развитая диалектика в стиле Зенона показывает безосновательность первоначального утверждения Сократа о том, что формы отделены друг от друга, и это подготавливает почву для решения Платона.

Существует, однако, другая трудность, которая восходит к пифагорейскому происхождению теории идей. Мы видели ранее, как эта сторона теории возникает из рассмотрения объектов доказательства в математике. Когда математик доказывает теорему о треугольнике, он, очевидно, не связан ни с какой цифрой, которую можно написать на бумаге, т. к. любая такая цифра имеет недостатки, которые выпадают из математического рассмотрения. Как бы человек ни старался начертить точно прямую линию, она никогда не будет совершенно прямой. Из этого делается заключение, что совершенно прямая линия принадлежит к другому миру, и отсюда мы получаем взгляд, что формы принадлежат порядку существования, отличному от такового для ощущаемых объектов.

Неравенство - это форма, и все же мы можем видеть его в мире ощущений.

На первый взгляд, эта точка зрения не выглядит неправдоподобной. Например, не кажется неприемлемым полагать, что два ощущаемых объекта почти, но не совсем равны, что они могут стремиться к равенству, но им никогда полностью не достигнуть его. Во всяком случае трудно, если не невозможно, когда-либо решить, что они были совершенно равны. С другой стороны, давайте возьмем два неравных предмета. Здесь мы часто сразу видим, что они не равны, так что форма неравенства проявляется совершенно просто в чувственном мире. Вместо того чтобы формулировать это в терминологии форм, давайте обратимся к тому, как мы обычно воспринимаем эти случаи. Мы говорим вполне естественно о двух вещах, что они почти равны, но не совсем. Но никакой здравый смысл не подсказывает говорить о двух вещах, что они почти, но не совсем неравны. Это критическое замечание прямо касается теории форм.

Могут спросить, почему, если теория идей подвергалась такой сокрушительной критике со стороны элеатов, Сократ продолжал придерживаться ее? Ведь сила критических аргументов, без сомнения, была ясна для него. Кажется, однако, более своевременным посмотреть на этот вопрос с другой стороны. Это происходило из-за трудностей, которые Сократ испытывал в вопросах этики и эстетики. Доброта человека в любом случае не видна так, как, например, цвет его волос. Но даже в этой области Сократ был в конечном итоге до некоторой степени не удовлетворен теорией участия, хотя и не выдвигал никогда ничего другого. Тем не менее у него есть намек, что решение следует искать не в вещах, а в том, что мы можем говорить о них, в доказательствах. Именно в этом направлении Платон продолжил усилия по решению проблемы всеобщего.

Этот вопрос упоминается мимоходом Сократом в "Федоне", хотя он не развивает этот аспект проблемы. Платон поднимает его вновь в "Теэтете" и "Софисте".

"Государство" - возможно, самый известный из диалогов Платона. В нем содержится предвосхищение многих направлений исследования, предпринятых более поздними мыслителями, вплоть до наших времен. Построение идеального государства, обсуждаемое в нем, дало свое название диалогу. Это государственное устройство мы сейчас и рассмотрим. Как мы видели, греки мыслили государство как город. Это выразилось в греческом слове "государство" ("polis"), которое дословно означает управление городом, то есть всю социальную структуру хорошо управляемого города. Это слово и есть греческое название диалога. Наше слово "политический" происходит от него.

По Платону, граждане в идеальном государстве разделены на три класса:

охранители, солдаты и простой народ. Охранители - это небольшая отборная группа, которая одна обладает политической властью. Когда государство впервые устанавливается, законодатель назначает охранителей, а впоследствии они передают свои функции из рода в род. Выдающиеся дети из более низких классов могут, однако, быть допущены в правящий класс, в то время как никчемные потомки правящего класса могут быть понижены до солдат или простых пастухов. Задача охранителей - наблюдать, чтобы выполнялась воля законодателя. Чтобы обеспечить их послушание, Платон разработал целый набор планов того, как они должны воспитываться и жить. Они должны быть образованы и душой и телом. Что касается души, то там будет "музыка", то есть любое искусство, находящееся под покровительством муз; для тела "гимнастика", спорт, для которого не требуются никакие команды. Обучение "музыке", овладение культурой должны сделать из них благородных людей. Именно у Платона было почерпнуто такое понятие о благородном человеке, какое прижилось в Англии. Молодых людей должны были учить вести себя с достоинством, изяществом и смелостью. Чтобы добиться этого, должна была существовать строгая цензура на книги. Поэзия должна быть запрещена. Гомер и Гесиод изображают богов, ведущих себя как вздорные, невоздержанные люди, что не способствовало уважению к ним. Бога следует показывать как создателя не всего мира, а только того, что не есть зло в нем. Опять же, у поэтов есть произведения, способные вызывать страх смерти, или восхищение буйным поведением, или подозрение, что порочный человек может процветать, в то время как хороший - страдать. Все это должно быть запрещено. Музыка в ее узком, сегодняшнем смысле также должна подвергаться цензуре: только те тональности и ритмы разрешены, которые способствуют храбрости и умеренности. Воины должны питаться простой пищей, тогда им не нужны будут врачи. Пока они молоды, их следует укрывать от всего грязного, но в определенном возрасте они должны столкнуться и с ужасами, и с соблазнами. Только если они противостоят и тому и другому, они годны быть охранителями государства.