– Ну вот, Сахарная, ты теперь в большинстве, – сказал Би Мозли, окинув взглядом спящего Бенни. – Рассказывай про мужика и трех девиц.
– Да наоборот! В общем, было так.
Кто самый шустрый
За одной девушкой ухаживали сразу три парня. Очень красивая девушка была, волосы черные, блестящие, как вороново крыло, и глаза тоже черные. И все трое хотели на ней жениться. Пришли они вместе к ее отцу: так мол и так, говорят. А он смотрит на них и не поймет, который из них лучше окажется. И девушка как на грех ничего решить не может. Что делать? Приходит отец в гостиную как-то вечером, а там как раз вся их компания сидела. Приходит и говорит:
– Все вы хотите жениться на моей дочке, и все вы люди хорошие. Не могу решить, кто из вас ей больше подойдет. Приходите завтра на рассвете, устроим испытание: кто шустрей всех себя покажет, тот и возьмет ее в жены.
Наутро первый пришел, видит: воды нету, не с чем завтрак приготовить. Взял у хозяйки ведро воды наносить, а до родника-то, оказывается, десять миль ходу. Ничего, говорит, я шмелем слетаю. Слетал, набрал воды, а на обратном пути, прямо на середине, увидел, что у ведра донце выпало. Тут он и вспомнил, что, когда воду набирал, что-то вроде звякнуло. Он тогда знаете, что сделал? Рванул к роднику, донце подобрал и обратно вставил, прежде чем вода успела вылиться!
Отцу девушки это понравилось, но тут второй парень говорит:
– Погодите! Дайте-ка мне мотыгу, топор, плуг и борону.
Дали ему все, о чем просил. А там рядом с домом лес был, десять акров. Парень туда метнулся, все деревья срубил, все пни выкорчевал, землю вспахал, взборонил, засеял горохом и к ужину всем гороха наварил. Отец говорит:
– Вот это ты шустро обернулся! Тебя, пожалуй, никто не перебьет, и пытаться не стоит. Ну, значит, твоя невеста!
Третий обиделся:
– Что ж это вы? А мне даже попытаться не дадите?
Взял он винтовку хорошую и дернул в лес. Семь или восемь миль лесом отмахал, пока оленя не встретил. Прицелился, стрельнул – и домой. Забежал за дом, ружье к стенке приставил – и обратно в лес. А в лесу еще оленя придержал, пока пуля летела. Вот так! Ему и досталась невеста.
– Я тоже знаю одного мужика с дочерью… – начал Роберт Уильямс.
Как писать письма
Он дочь свою на семь лет в частную школу отправил. Вернулась она оттуда вся образованная, страшно сказать. Ну, он ей как-то говорит:
– Дочь, неси перо с чернилами, напишешь письмо дяде.
Она все принесла.
– Сперва скажи ему: «Здравствуй, брат» и все прочее, как полагается. Хорошо. Теперь скажи: «Дорогой брат, наша дочка школу закончила, все науки превзошла, мы ей очень гордимся». Готово?
– Да.
– Давай дальше. «Мул наш издох, но я купил нового. Когда я говорю (цок!) – тут рассказчик цокнул языком, – он бежит вскачь». Готово?
– Нет, сэр[28].
Он подождал и опять спрашивает:
– Готово?
– Нет, сэр, еще нет.
– Да что ж такое! Почему?
– Не знаю, как написать (цок!)
– Чему ж тебя семь лет учили, что ты (цок!) не можешь написать? Я в школу ни дня не ходил, а такую мелочь, поди, запросто напишу! Ты просто скажи: (цок!), брат сам все поймет…
– Я тоже могу рассказать про письмо, – сказал Генри Бирд по прозвищу Ниггер.
Быстрая лошадь
У моего отца была быстрая лошадь – прямо очень быстрая. Мы тогда жили не здесь, а в Окале. И вот один раз мама заболела, отец меня позвал и говорит:
– Скит (так он меня называл), пошли сестре телеграмму в Санкт-Петербург[29].
– Я уже послал…
– А что написал?
Ну, я ему сказал, что там было.
– Нет, так не годится. Надо ее перехватить.
Он пошел на пастбище, взнуздал лошадь, подковал, почистил хорошенько скребницей и щеткой, оседлал и поехал. Перехватил телеграмму, прочел и сам передал сестре. Как только он уехал, мама сказала:
– Затопите, дети, печь и приготовьте что-нибудь отцу поесть.
Не успела договорить, а отец с сестрой уже к дому подъезжают. Тут блоха попросила ей ботинки почистить, и я ушел.
– Ну ты даешь, Ниггер! – сказала Арметта. – Я и не знала, что ты так хорошо врать умеешь!
– Я не вру. У нас правда была такая лошадь. И еще корова была: у нее от старости так спина просела, что она могла хвостом, как зонтиком, укрываться.
– Заткнись, Ниг! – с притворным гневом сказал Гамильтон по прозвищу Берег. – Знал я, что ты хорошо поешь баритоном, но что заливать так можешь, никогда бы не поверил. С чего это ты так раздухарился?
Тут подал голос Джулиус Генри, которому по возрасту давно пора было спать:
– У моего брата Джона тоже была лошадь. Давно, еще при рабстве.
– Ну-ка, доллары, примолкните: цент говорить желает! – насмешливо вставил Чарли Джонс. – Джулиус, куда тебе в бочку – ты и в бочонок поместишься! Смотрите-ка, послушал, как старые еноты завираются, и тоже решил мордочку высунуть.
– Оставь! – вступился Джон Френч. – Если рот у него не накрест прорезан, значит, может он врать не хуже нашего, хоть бы ему и два года было! Валяй, Джулиус, рассказывай.
Джулиус сплюнул, подражая мужчинам, жующим табак[30].
«А я денег заработаю!»
Куры нюхают табак, а петух жует.
А цыпленок просто так – форсу задает.
Старина Джон работал на Массу, а у того было две лошади. Масса Джона любил, одну лошадь подарил ему. Джон, как в поле выходил, свою лошадь жалел, а хозяйскую лупил кнутом почем зря. Нашлись какие-то белые, рассказали Массе, что Джон его лошадь бьет, а свою жалеет. Масса рассердился и сказал Джону:
– Еще хоть раз лошадь мою обидишь – я твою клячу насмерть убью.
– Убьешь – я денег заработаю.
Потом однажды Джон не удержался и лошадь ударил. И опять белые донесли Массе. Тот взял большой нож, нашел Джона (тот мусор возил), полоснул лошади по горлу, та и упала замертво.
Джон слез с телеги, содрал с лошади шкуру, привязал к палке, палку через плечо – и в город пошел.
А он был провидцем, только никто об этом не знал. Повстречался ему белый по дороге и спрашивает:
– Что это у тебя на палке висит?
– Шкура-гадалка, босс.
– Гадалка? Пускай мне погадает, а я тебе за это мешок золота дам и еще лошадь, седло и пять коров.
Джон снял шкуру с палки, расстелил, палкой по ней ударил, потом приложил ее к уху, будто слушает.
– Ну, что она говорит?
– Говорит, у тебя в спальне возле кровати стоит мужик и с твоей женой говорит.
Тот побежал домой проверить.
– Не соврал ты, Джон, все так и было. Пусть шкура еще что-нибудь скажет.
А Джон ее уже обратно на палку надел:
– Не может она, босс. Устала.
Белый говорит:
– Я тебе дам шесть овец и четыре мешка золота.
Джон опять шкуру расстелил, ударил по ней, послушал:
– У тебя на кухне какой-то мужик в печь заглядывает.
Тот опять пошел проверил:
– Права твоя шкура, так оно все и было. Вот, держи, что я тебе обещал.
Джон все взял и домой поехал. Проезжает мимо хозяйского дома: в мешках золото, сзади коровы и овцы идут. Кнутом щелкает, радуется:
– Й-и-и! Вуппи-й-и-и!
Щелк!
Масса спрашивает:
– Джон, ты где таким богатством разжился?
– Так я ж, Масса, говорил тебе: убьешь мою лошадь – я денег заработаю.
– Это что же, если я свою лошадь зарежу, то тоже разбогатею?
– Наверное, разбогатеешь.
Масса зарезал лошадь, шкуру содрал и пошел с ней в город, а сам кричит:
– Кому шкуру лошадиную? Кому шкуру лошадиную?
Останавливает его один прохожий:
– Мне надо стулья обить. Дам тебе за шкуру четверть доллара.
Масса ему:
– Да ты рехнулся!
И опять пошел:
– Кому шкуру лошадиную?
Другой его останавливает:
– Дам тебе двадцать центов: мне надо стулья обить.
– Ты совсем с ума сбрендил? Она пять тысяч стоит!
Засмеяли Массу с его шкурой, выбросил он ее подальше, пошел и купил новую лошадь. Джон уже разбогател, работать ему не надо было, но он любил с лошадьми возиться, поэтому пошел к Массе кучером, в дрожках его возить. А в другое время в хозяйских дрожках свою бабушку катал. Массе донесли, он опять взбеленился:
– Еще раз услышу, что ты свою бабку катаешь, зарежу старую!
– Зарежешь – я денег заработаю.
Скоро белые Массе донесли, что Джон бабушку в дрожках катает, лошадь хозяйскую кнутом лупит и вообще много форсу задает. Пошел Масса к Джоновой бабушке и горло ей перерезал.
Джон сам бабушку похоронил, а где – никому не сказал. Взял опять лошадиную шкуру, надел на палку и пошел в город. Ходит по улицам и кричит:
– Кому погадать?
Останавливает его один прохожий:
– Пускай твоя шкура мне погадает! Дам тебе за это шесть коз, шесть овец, лошадь и к лошади седло.
Джон шкуру побил, послушал и все как есть рассказал. Тот доволен остался, дал даже больше, чем обещал. А Джон нарочно со всем добром мимо хозяйских окон поехал. Масса увидел, выскочил на крыльцо:
– Джон! Откуда богатство?
– Так я ж, Масса, говорил тебе: зарежешь мою бабушку – я денег заработаю.
– А если я свою зарежу – разбогатею?
– Наверное, разбогатеешь.
Масса взял и своей бабушке горло перерезал. Пришел в город, кричит:
– Кому бабушку? Кому бабушку?
А на него никто и смотреть не хочет, думают, с ума сбрендил. Вернулся он домой, и Джона схватил за грудки:
– Ах ты подлец! Я из-за тебя лошадь зарезал, бабушку родную не пожалел! Я тебя в реку брошу.
– Бросишь – я денег заработаю.
– Ни гроша ты больше не заработаешь. Конец тебе, Джон, крышка.
Посадил он Джона в мешок, завязал, отнес к реке. А груз забыл взять. Вспомнил – побежал домой за грузом. А мимо как раз жаба скакала. Джон ей кричит:
– Миссис Жаба, развяжи мешок, пожалуйста. Я тебе доллар дам.
Развязала жаба мешок, выпустила его. Джон тогда вместо себя посадил в мешок большую черепаху и еще два булыжника для весу положил. Пришел Масса, привязал груз и бросил мешок в реку. А пока он там с мешком валандался, Джон взял шкуру и опять в город:
– Кому погадать?
Тут богач один:
– Мне!
Джон побил шкуру, приложил к уху и говорит:
– У тебя на коптильне кто-то мясо ворует, а еще один в доме, уже в сейф залез!
Богач побежал домой. Возвращается:
– Правду ты сказал, Джон.
И опять Джон мимо хозяйских окон поехал, а к седлу у него с каждой стороны по мешку золота привязано. Старый Масса увидел, спрашивает:
– Джон, откуда богатство?
– Так я ж говорил тебе: бросишь меня в реку – я денег заработаю.
– А если ты меня бросишь, я тоже разбогатею?
– В золоте купаться будешь.
Посадил Джон Массу в мешок и отнес к реке. Груз не забыл, сразу привязал и еще сказал на прощанье:
– Прощай, Масса. Бог даст, найдешь там все, что искал.
Бросил мешок в реку, тут Массе и конец пришел.
– Молодец! Маленький, а какую длинную сказку рассказал! – сказал Джордж Томас.
– Это что! Я еще сто таких могу! – гордо ответил Джулиус. – Вот вы знаете, какая самая забористая таблетка? Я расскажу.
Самое забористое лекарство
Один старик ревматизмом мучился, прямо не знал, что делать. Спросил у меня совета, а я ему говорю: пойди в город и купи там слабительное средство. Ну, он пошел, купил таблеток, а на обратной дороге ему стало любопытно. Открыл коробочку посмотреть, одна таблетка выпала. А он просекой шел, ее недавно сделали, еще не раскорчевали. За таблеткой нагибаться не стал, побоялся, что еще больше спина заболит. Пришел домой, смотрит: откуда он пришел, там дым подымается.
– Смотри, жена, какой дым черный! Что это горит?
– Не знаю.
– Пойду погляжу, что такое.
Пошел он. Возвращается:
– Знаешь, что это оказалось? Это я таблетку на просеке уронил, так она все корни наружу вытянула и пожгла!
– Хорошо соврал! – засмеялась Сахарная. – Мал, да силен. Как ураган, что я видела на Восточном побережье. Он так дул, что кривую дорогу выпрямил, колодец из земли выдернул и все дни недели переворошил: воскресенье настало только во вторник к вечеру.
– А ш-ш-што ты мне сделаешь?! – Бенни Ли попытался было проснуться, но снова канул в забытье.
– Джулиус – хороший парень, жаль, семья у них бедная, – сказал кто-то.
Джон Френч тем временем принял решение:
– Слушай, Зора, я знаю одну сказку… Только ты всем там скажи, что это моя! Не Сеймура, который тебя в Тайтусвилл на рыбалку возил. И не Берега, у которого ветчины на сандвич попросишь, а он тебе целый окорок принесет. Отдай должное старине Френчу.
– Ты рассказывать будешь или весь вечер прособираешься?
– Дай я сперва стих прочту, разогреюсь.
Как Джек Дьявола победил
Я на мясо приналег,
Я и кожицу сжевал,
И от булки откусил,
И пирожное умял!
Было у отца двое сыновей. Одного звали Джим, другого – Джек. Отец был богатый, богаче некуда. Один раз вызывает он сыновей и говорит им:
– Не хочу, чтобы вы сидели и ждали, когда я умру и вам наследство оставлю. Держите сейчас по пятьсот долларов каждый и начинайте дело делать, выбивайтесь в люди.
Джим на свою долю купил большую ферму и двух мулов, остепенился, хозяйством занялся. А Джек стал по разным городам ездить и на деньги играть. И стольких он за картами обобрал, что свою долю в три раза увеличил. Как-то раз познакомился с одним и говорит:
– Сыграем?
– Я не прочь, только деньги на бочку, – и сам кладет сотню.
А Джек сразу пятьсот:
– Я по мелочи не играю. А ты, я смотрю, вещи под окном оставил[31]. Сердце-то у тебя жирком заросло?[32] Не трусь, поставь настоящие деньги.
Тот добавил до пятисот, и они стали играть.
А Джеку, когда он карты сдавал, показалось, что он кое-что подглядел. Он и говорит:
– Ставлю еще пятьсот. Чую, в этот раз моя возьмет!
Тот тоже пятьсот поставил. А Джек:
– Еще пятьсот. Готовься денежки платить!
Тот ни слова не сказал, еще пятьсот выложил. Джон радуется, поет:
– Когда карта прет,
Умный денежки гребет.
Перевернул Джон карту, а там десятка! Получается, что он себе хуже сделал. Джон сам не свой, говорит:
– Конец игре. Я все деньги разом спустил.
– Погоди, хочешь так: я весь выигрыш ставлю, а ты свою жизнь?
Джон согласился: он и стрелял лучше всех, и с ножом ловко управлялся, сам кого хочешь на тот свет отправить мог. Сдали они заново, Джек вытянул карту – и опять проиграл! А тот человек встал от стола, и оказалось, что он двенадцать футов ростом… Джек перепугался, с места сойти не может. А тот говорит:
– Меня зовут Дьявол[33], я за синим морем живу. Я бы мог тебя прямо тут убить, да жалко стало, дам тебе еще попытку. Если ты до рассвета в гости ко мне придешь – твое счастье, если нет – должен буду я тебя убить.
Сказал и исчез. Джек идет по дороге, плачет, а навстречу – старик:
– Что ты плачешь, Джек?
– Я с Дьяволом в карты играл, жизнь свою на кон поставил, а он выиграл. Если я до рассвета к нему в гости не приду, Дьявол меня убьет. А живет-то он за морем!
Старик отвечает:
– Попал ты, Джек, в переплет. Так скоро только лысая орлица может через море перелететь. Каждое утро она там окунается в воду и мертвые перышки ощипывает. Как в третий раз окунется – встряхнется, крылья расправит и за море летит. Заколи годовалого бычка, разделай и приходи на берег. Орлица искупается, ощиплется, а как встряхнется – прыгай к ней на спину. Понесет она тебя через море, и каждый раз, как она крикнет, давай ей кусок мяса.
Джек послушался, пришел на берег моря и спрятался в кустах. Орлица искупалась, ощипалась, встряхнулась, чтобы лететь, тут он ей на спину и вспрыгнул. Полетели они быстрей солнца. Некоторое время спустя орлица огляделась, горящими глазами север и юг осветила и крикнула:
– А-а-а! А-а-а! Четверть моря позади, ничего не вижу, кроме синей воды!
Джек так испугался, что вместо четверти, скормил ей все мясо разом.
Через какое-то время опять:
– А-а-а! А-а-а! Полморя позади, ничего не вижу, кроме синей воды!
А у Джека мяса нет! Он взял, оторвал себе ногу и дал орлице.
И потом снова:
– А-а-а! А-а-а! Три четверти позади, ничего не вижу, кроме синей воды!
Джеку делать нечего, пришлось руку оторвать.
Скоро они добрались до берега, Джек спрыгнул, орлица к себе в гнездо полетела. Джек спросил прохожих, где Дьявол живет.
– В большом белом доме сразу за поворотом.
Хорошо. Джек подошел к дому, постучал в дверь. Хозяйка спрашивает:
– Кто там?
– Я Дьяволов приятель, тот самый, который без руки и без ноги.
Дьявол говорит жене:
– Пойди верни все как было.
Та вернула Джеку руку и ногу, и он их на место приделал. Дьявол говорит:
– Молодец, как раз к завтраку поспел. Только рано еще за стол садиться, есть для тебя одно дельце. Там вон у меня двести акров нетронутой земли, надо все деревья срубить, все пни выкорчевать, а корни в кучу свалить и сжечь. Управишься до обеда – будешь жив, не управишься – я тебя жизни лишу.
Тут прибежали дети Дьявола, хотели на гостя посмотреть. А одна из дочек была прямо красавица. Джек ее приметил, да не до того ему было, взял борону, взял топор и пошел работать. Пока одно дерево срубил – уже устал. Видит Джек, что тут и за десять лет не развяжешься. Сел он и заплакал. А тут как раз пришла красивая дочка, принесла узелок с завтраком:
– Что ты плачешь, Джек?
– Отец твой задал мне работу, которая и десятерым не под силу. Не справлюсь – он меня убьет, а я жить хочу.
– Не плачь. Поешь, положи мне голову на колени и засыпай.
Послушался Джек, уснул, а когда проснулся, глядь – все деревья срублены, от корней одни угольки в кострище, будто там и травинки никогда не росло! А тут и Дьявол пришел посмотреть, как Джек справляется:
– Ага, – говорит, – вижу я, ума у тебя в достатке, почти как у меня. Вот тебе следующее задание. Есть у меня колодец сто футов глубиной, хочу, чтобы ты его вычерпал. Досуха вычерпал, слышишь? Так, чтобы на дне пыль видна была. А как вычерпаешь, принеси мне то, что найдешь внизу.
Джек взял ведро и пошел работать. Черпает он, черпает, а вода все прибывает. Сел он и заплакал. А тут Дьяволова дочка пришла, принесла обед, не посмотрела, что дорога длинная.
– Что ты плачешь, Джек? Не надо, а то и я заплачу.
– Твой отец задал мне работу, которую мне вовек не закончить. Убьет он меня.
– Не убьет. Поешь, положи мне голову на колени и засыпай.
Послушался Джек. Заснул, а как проснулся, в колодце ни капли воды не было, только красная пыль над ним клубилась, будто дым. А Дьяволова дочка дает ему кольцо:
– Вот, отдай отцу. Оно на дне лежало, матушка его вчера обронила.
А тут Дьявол пришел взглянуть. Видит, из колодца красная пыль валит, а Джек ему как раз кольцо подал.
– Умный ты человек, – говорит Дьявол, – почти как я. Ну хорошо, вот тебе последнее задание. Справишься – жив останешься, да еще и дочку мою в жены возьмешь. Вот тебе два гуся, залезь на кокосовую пальму, там ощипли обоих, а все перья мне принеси, да смотри: если хоть пушинка пропадет, не сносить тебе головы.
Взял Джек гусей, полез с ними на пальму. На сто футов вверх залез, начал щипать – разлетаются перья. Заплакал Джек. А тут Дьяволова дочка ужин принесла. Звали-то ее знаете как? Беатриса Дьяволсон.
– Что ты плачешь, Джек?
– Твой отец убить меня хочет. Велел гусей ощипать и все перья ему принести, а сам-то знал, что их ветром развеет.
– Не печалься. Ужинай, клади мне голову на колени да засыпай.
Проснулся Джек, а оба гуся ощипаны, и все перья на месте: Дьяволова дочка даже те поймала, что давеча разлетелись. И Дьявол тут как тут:
– Молодец, Джек, все три задания выполнил. Бери мою дочь в жены. Жить будете в нашем старом доме, мы с матерью там начинали.
Поженились они и стали жить в старом доме.
Как-то ночью Беатриса будит Джека:
– Проснись, Джек, проснись! Отец идет, хочет тебя убить. Вставай, беги на конюшню. Там у отца два коня стоят, которые одним скоком тысячу миль покрывают. Одного зовут Да-святится-имя-Твое, а другого Да-приидет-царствие-Твое. Запрягай их в коляску и веди сюда.
Джек мигом запряг коней, подвел к дому, Беатриса выбежала, прыгнула в коляску и кричит:
– Трогай, Джек! Отец уже близко…
Они поскакали, а Дьявол тем временем вбежал в дом и увидел, что их нет. Кинулся на конюшню коней запрягать, глядь: и коней увели. Тогда он быка своего запряг, который одним скоком пятьсот миль покрывал – вот такой у него был бык! Погнал он этого быка, страшное дело, и на каждом скачке кричит:
– Да-святится-имя-Твое! Да-приидет-царствие-Твое!
Лошади, как имя свое услышат, падают на колени – так понемножку стал Дьявол беглецов догонять. Беатриса видит это дело и говорит Джеку:
– Догонит он нас! Вылезай из коляски и пройди девять шагов задом наперед, да смотри, шаркай погромче. Потом возьми горсть песка, брось через плечо и обратно в коляску прыгай.
Джек так и сделал. Лошади поднялись с колен и дальше полетели, но как голос хозяйский заслышат – все равно падают. Беатриса тогда велела Джеку трижды девять шагов задом наперед пройти. После этого лошади так припустили, что не стало слышно хозяйского голоса. Оторвались беглецы.
А Дьявол ехал, ехал и встретил прохожего.
– Скажи мне, прохожий, не проезжала тут коляска с двумя быстрыми лошадьми, а в коляске парень и девушка красивая с волосами черными как уголь и с красными глазами?
– Не видел. Они, наверное, в горы уехали, теперь тебе их не догнать.
А Джек с Беатрисой тут как тут были и весь разговор слышали! Беатриса себя и коней превратила в овец, а Джек крепок оказался – ни во что она его превратить не смогла. Тогда она огляделась и увидела: вон недалеко полое бревно лежит. Велела она Джеку в бревно залезть. Дьявол искал, искал, глядь – бревно. И словно кто ему подсказал внутрь заглянуть. Схватил он бревно, поднял:
– Ага! Попался!
Джек со страху завопил:
– Господи помилуй!
А Дьявол, сами знаете, Божьего имени не любит. Бросил бревно:
– Если б знал, – говорит, – что внутри там Бог сидит, не стал бы и трогать!
Влез он обратно в свою повозку, взял вожжи и кричит быку:
– Поворачивай, бык! Повора-а-ачивай назад! Поворачивай, бык! Повора-а-ачивай назад!
Бык так быстро повернул, что оступился и шею сломал. А Дьявол из повозки вылетел, упал башкой вниз и испустил дух. С тех пор говорят: «Джек Дьявола одолел»!..
– Ну ты даешь! – воскликнул Джек Джонс. – Как у тебя все это в голове помещается? А ведь будь эта байка на что-нибудь полезна, ты бы ее ни в жизнь не запомнил!
Джонни Мэй широко зевнула.
– Ты погоди трактир запирать! – ввернул ее муж Эрнест. – Выставь сперва на улицу мой сундук.
Столь едкое замечание касательно размеров ее рта привело Джонни Мэй в ярость. Переругиваясь, супруги удалились восвояси. И тут все поняли, что устали. Народ стал расходиться – «по хибарам», как здесь говорят.
В церкви Ли Робинсон голосом вел за собой хор: «Когда придет мой смертный час», – старый негритянский гимн… Я одним ухом слушала пение, а другим – шуточки, которыми на прощание обменивались рассказчики.
Перевалило за десять, но фонари еще горели: Би Мозли, местный фонарщик, отказывается гасить свет, пока идет служба. Я посидела еще немного на крыльце, глядя на то, как дубы верхушками гладят небо на тихой улочке, в конце которой серебрится озеро Сабелия. Из церкви доносился голос Лоры Хендерсон:
…когда умру, Ты отведешь мне угол на Небесах.
Я помню, как в сердце моем упала утренняя
звезда! Я никогда не сверну с пути! О вечернее
солнце, когда закатишься на ту сторону, передай
Господу, что я тут молюсь Ему…
На другое утро я опять сидела на крыльце. На заросшей травой улочке слева от дома ребятня играла в те же игры, что и я – там же, много лет назад. Водили хоровод вокруг камфорного дерева, напевая «Обойдем вокруг горы»[34]. Под деревом стоял малыш Хьюберт Александр, а остальные, ритмично приплясывая, пели:
Обойдем вокруг горы, дважды два!
Обойдем вокруг горы, дважды два!
Кто конфетки ест, скажи дважды два!
А теперь покажи, дважды два!
А теперь покажи, дважды два!
Мне нужно было писать письмо, но игры были куда интересней. «Малышка Салли Уокер», «Набери ведро воды», «Мисс Сисси в амбаре»[35] и наконец самая любимая, самая шумная африканская игра из всех: «Чик-ма, чик-ма, Крейни Кроу»[36]. Маленькая Харриет Стэггерс очень хотела стать «несушкой», она старалась изо всех сил, но девочки побольше легко обходили ее, и она снова оказывалась в числе последних «цыплят». Самым последним семенил двухлетний Донни Браун, на год моложе Харриет. Пока мелюзга веселилась и хохотала, подошли Чарли Джонс и Баббер Мимс и уселись рядом со мной на крыльце:
– Матерь божья, Зора, у тебя уши еще не лопнули? Гони ты этих паршивцев! – Завидев среди детей своих племянниц Лору и Мелинду и племянника Джадсона, Чарли принялся гнать их домой, но я сказала, что рада малышам. Хорошо, что они устроили тут площадку для игр, – мне, может быть, даже веселей, чем самим играющим. Тогда Чарли поинтересовался:
– Ну что, как мы вчера наврали? Хватило тебе?
– Хорошо, да мало.
– Ну, вообще-то лучшие байки не здесь. Это тебе надо в Бартоу поспрашивать, в Лейкленде – в округе Полк, короче говоря. Вот там врут с оттяжкой, да еще и песни сочиняют и всякое такое. Да ты слышала, наверное: в округе Полк вода, как вишневое вино…
– Слышала в детстве, здесь под гитару пели такие песни.
– Ну да… На твоем месте я бы туда смотался, посмотрел бы.
– Эх, будь я при власти[37]… – вздохнул Баббер. – Я коробку-то щипать[38] в Полке научился. Но деньгами у меня и не пахнет. Свиней тут больше не держат, курица кусается. Скоро до черепах[39] дойду.
– Черепах-то где добудешь? – спросил Чарли. – Доктор Бидди и его папаша всех почти перебили в наших краях.
– Я придумал новый способ – хватит и мне, и Бидди, и прочим, у кого денег нет.
– Что за способ?
– Наловлю мягкотелых черепах, стадо целое, и буду их разводить…
Солнце скатывалось все ниже и наконец сорвалось с западной каемки неба. Оно трижды окунулось в кровавое море, вскинув тучу малиновых брызг, и кануло. И тогда слетела ночь и примостилась на крышах и верхушках деревьев. Баббер щипал свою «коробку», а Чарли пел песни, что и сейчас звучат на стоянках путейцев. Среди прочего он научил меня их главной и любимой песне про Джона Генри[40].
«Джон Генри»
Справа Джон Генри молотом бьет,
Слева молот паровой.
Не дам я машине меня обойти —
В том ручаюсь головой,
В том ручаюсь головой.
Джон Генри попросил капитана
В город съездить и купить
Там большой девятифунтóвый молот —
«Я покажу, как надо бить!
Я покажу, как надо бить!»
Джон Генри сказал капитану:
«Человек всего лишь человек.
Уж лучше умру я с молотом в руке,
Так же, как прожил свой век,
Так же, как прожил свой век».
Капитал спросил Джона Генри:
«Слышишь гром за горой?»
Джон Генри ответил: «Это вовсе не гром,
Это грохочет молот мой.
Это грохочет молот мой».
Джон Генри сказал капитану:
«Под полом заройте меня —
Когда наши парни начнут играть в скин,
Поставлю доллар и я.
Поставлю доллар и я».
Была у Джона невеста
В платье красном, как кровь.
«Я пойду по шпалам туда, где умер Джон,
Я докажу свою любовь.
Я докажу свою любовь».
«Кто подарит тебе башмачки,
Кто поцелует любя?
Кто подарит перчатки тебе?
Кто согреет тебя?
Кто согреет тебя?»
«Отец подарит мне башмачки,
Сестра поцелует меня,
Новое платье подарит мне брат.
Я буду Джону верна.
Я буду Джону верна».
«Кто подарил тебе платье?
Туфельки кто подарил?»
«Туфельки эти подарил мне путеец,
А платье шахтер мне купил.
Платье шахтер мне купил».
Потом они рассказывали истории одна хлеще другой, обсуждали Эллу Уолл, Планчиту, Мэри с Восточного побережья и других, менее ярких, звезд местных джуков[41], принесших славу округу Полк. Потом снова играли и пели – о лесопильных и скипидарных королях, о тюремных «капитанах». Я поняла, что путь мой лежит в Полк. Спешный, прощальный взгляд на итонвильские дубы и олеандры – и вот уже мой «шеви» режет Орландо пополам. Я еду на юго-запад за песнями и кукурузным виски.