Мимо прошла Туки Аллен в обтягивающем платье. Судя по походке, она полагала, что выглядит неотразимо. Мужчины разом смолкли, только Джо Уиллард крикнул:
– Что, Туки, платьицем разжилась?
Она сделала вид, что не слышит, хотя всем было понятно, что слышит прекрасно. Для того она и нарядилась, для того и прошлась игривой походкой, чтобы услышать, как мужчины обсуждают ее новое платье.
– Смотри, как крутит! Сама крутит, сама посматривает! Бедра так и ходят! – не унимался Джо, не в силах отвести глаза.
– Увидел ее бедра и решил, что это королева! – крикнул Клифф Алмер. – Видали мы и получше! Давайте еще про Джона и Массу.
– Этот Джон был умный ниггер, Масса у него всегда в дураках ходил, – злорадно сказал Мешок.
– Да, только белые не все дураки, – заметил Юджин Оливер.
«Думаешь, я заплачу́́ – как бы не так!»
Я, например, знал одного белого в Западной Флориде. Он нанял черного участок раскорчевать, а тот ленивый оказался. Белый ему работу задаст и идет в дом подсчеты сводить. Только отвернется, а тот повалится на землю и спит, сам тоже белый, как сковородка[55]. Услышит, что кто-то идет, встанет, ударит пару раз обухом по дереву и говорит:
– Кланк-кланк! Думаешь, я работаю? Как бы не так!
Белый все это слышал, но ничего ему не говорил. В субботу вечером черный пришел за деньгами. Белый отсчитал серебряные доллары, потряс их в кулаке и говорит:
– Клинк-клинк! Думаешь, я заплачу́? Как бы не так!
Тут кто-то заметил, что приближается соломенный босс, и все быстренько зашли внутрь.
– Зачем вы тут? – спросил лесопильный босс. – Тут для своих работы мало. Ступайте по домам.
Болотная команда, шаркая ногами, вышла на двор.
– Эх-эх-эх. Вот знать бы – давно бы дома были, – недовольно сказал Черныш.
– Я говорил: давайте зайдем, а вы не слушали. Думали, я дурачок. А я молодой, да с головой!
Мы вернулись в поселок. Завидев нас, Берта Аллен принялась искать мотыгу и грабли. Заглянула под крыльцо, обошла дом, нашла искомое и поставила на виду. Стоило ее супругу ступить на крыльцо, как она сказала:
– Хорошо, что вас отпустили. Наконец-то ты мне двор расчистишь. А то столько сорняков, что меня того гляди змея укусит прямо у собственного крыльца.
– Не подъезжай, Берта, – огрызнулся тот. – Нашла тоже мальчика граблями махать! Внука своего попроси, пусть он пластается.
– Ни за что! – возмутился Клифферт Алмер. – Не буду я чистить никакой двор. Я на рыбалку пойду. А ты, бабуля, об этих номерах больше заботишься, чем их хозяин. Ты что, компания «Эверглейдз Сайпресс»? Ты же просто живешь тут в лачужке да за номерами приглядываешь. Оставь сорняки в покое. Кто-нибудь их когда-нибудь да выполет.
– Вот еще, «оставь в покое»! Если бы не я, вы с Джимом по шею бы грязью заросли.
Джим бросил оземь куртку и обеденное ведерко:
– Ну все! Теперь и я на рыбалку! Берта как заведет волынку – спасайся, кто может. Здорова языком молоть, страшное дело. Пойдем, Клифф, возьмем удочки!
– Мне надо удочку на форель поправить, леску подвязать. В прошлый раз такая большая клюнула, что леску вместе с крючком оторвала.
– Там не форель клюнула, а ты бревно крючком зацепил, – едко вставил Ларкинс Уайт.
– Форель! Я-то ловить умею, не то что ты. У меня где угодно клюнет, даже в ведре с водой. Не веришь – пойдем на озеро, пока ты будешь наживлять, я всю рыбу переловлю!
– Заметано! – завопил Ларкинс. – Пойдем. И вы все приходите, посмóтрите на этот цирк. Это он так зазнался с тех пор, как табак жует и со взрослыми работает. Прямо разрывает его!
Клифф прихватил мотыгу и отправился на задний двор накопать червей. Джим зашел в дом, взял катушку ниток, кусочек воска и принялся скручивать новую леску на форель. Закончив, обмакнул крючок в асафетиду и сунул в карман охотничий нож: у калитки его уже ждал Клифф. Вместе они пошли к джуку, перед которым уже толпились наши. Сладкая и Люси, взяв удочки, присоединились к компании. Казалось, все сошлись на вечеринку или собирались катать бревна[56]. Стоял радостный гомон: нечасто выпадает такой вот свободный день.
Потом мы топали через лес: магнолии, сосны, кипарис, гикори и много еще деревьев, названия которых мне неизвестны. Во Флориде столько всего растет, что трудно знать каждое дерево. Впрочем, все они были оплетены лианами и завешены полотнищами мха.
– А почему птиц не слышно? – пожаловался Юджин Оливер. – Странно это как-то.
Все разом подняли головы и посмотрели на него, как коровы на пастбище. Поразмыслив, Сладкая сказала:
– Это потому что пятница: пересмешника нет.
– Причем тут пятница и пересмешник? – удивился Юджин.
– Да, я тоже хочу знать, – подхватил Джо Уайли.
– По пятницам никто и никогда пересмешников не видел. Их на земле нет в пятницу.
– Где же они тогда?
– Они все летят в ад, и у каждого песчинка в клюве: другу хотят помочь.
Почему по пятницам не слышно пересмешника
Жил на свете злой человек. Грабил, воровал, дрался, людей убивал. А вот птиц любил, ни одну не обидел. И особенно любил пересмешников. Это было давно, еще до того, как люди построили Скалистые горы. Потом этого человека убили, и за грехи он попал прямиком в ад. Птицы, когда увидели его в аду, очень расстроились и решили его вытащить. А как вытащишь, если там пламя? Все птицы сдались, кроме пересмешников[57]. А те собрались и решили понемножку носить в ад песок, чтобы пламя потушить. Договорились, назначили день, и с тех пор каждую пятницу носят.
– Если они хотят его вытащить, им надо песок вагонами возить, – усмехнулся Джо Уайли. – Так, по песчинке, много не натаскаешь. А вообще, это значит, что животные, как люди, все понимают.
Безбожник и сом
Взять, например, сома. Я знал одного человека, который каждое воскресенье рыбачил. Жена его просила, мол, не надо в святой день, священник с ним сколько лет маялся – хоть бы что. Как воскресенье – так он священнику рыбу тащит. Как-то пришел он на реку и видит: под кувшинками огромный сом залег, плавником жабры чистит. Ну, наживил рыбак крючок и прямо перед сомом закинул. А тот крючок заглонул и на глубину ушел. Рыбак держит, не отпускает – так сом дернул и его под воду утянул! Не выплыть рыбаку. Мимо люди в церковь шли, хотели помочь ему, да слишком глубоко оказалось. Первый раз ушел он под воду, потом вынырнул и крикнул:
– Передайте жене…
Опять под воду ушел. Выныривает:
– Передайте жене…
В третий раз наконец:
– Передайте жене: «Бойся Господа и сома!»
С тем и утонул.
– Ты что, веришь в эту старую байку? – проворчал Джо Уиллард. – Я вот нет.
– А я верю. Ни за какие коврижки не буду рыбачить в святой день! – убежденно сказала Сладкая.
– А почему, когда белые в святой день рыбачат, им ничего не делается? – парировал Джо. – Ниггерам все знамения достались, а белым все деньги.
– Не все сомы такие умные, – хитро улыбаясь, вставил Джо Уайли.
– Я раньше жил в Плато – это в Алабаме, на реке. Так вот, как-то выставил я с вечера удочки и пошел домой. А ночью вода в реке спала, и крючки повисли. Наутро прихожу, а там сом из воды выпрыгивает, хочет наживку достать. Устал, аж вспотел весь.
– Это правда, – подхватил Джим Пресли. – Я один раз похожее видел: змейка-плетка[58] гонялась за скаковой лошадью. Лошадь такого стрекача дала, что у нее хвост вспыхнул, а от хвоста весь мир загорелся. А змейка так вспотела, гоняясь, что пóтом пожар залила.
– Вы тут все безбожники, – заявил Джим Аллен. – Нельзя так врать! Вы уже не рассказываете, а на ходу пули льете. Хотите знать, откуда у змеи яд во рту и почему у других зверей его нет?
– Давай, Джим, расскажи! – попросил Артур Хопкинс.
Старик недовольно уставился на него:
– Какой я тебе Джим? Я тебе, паршивцу, в деды гожусь! Уважай седины. И вообще, я с мелюзгой не вожусь. Как щенки, ей-богу: ты со щенком играешь, а он норовит в лицо лизнуть.
– Да я не хотел…
– Ладно, забыли. Просто я с мелюзгой не очень. Ты дурачься вон с Клиффом, с Сэмом, с Юджином, они тебе ровня. А я – когда твой отец родился, я уже взрослый был …
– Мистер Джим, расскажите уже, пожалуйста, про змею!
Откуда у змеи яд
Ну, хорошо. Бог создал змею и поселил в кустах, вроде как украшение. Но змее ее жизнь не понравилась, и вот однажды она по лесенке заползла к Богу:
– Доброе утро, Господи.
– И тебе. Как живешь-поживаешь?
– Да вот не очень. Ты мне повелел в пыли на брюхе ползать, вот все меня и топчут, и потомство мое гибнет. И нет у меня никакой защиты.
Посмотрел Господь в вечность бесконечную, подумал-подумал и говорит:
– Нехорошо вышло, не хотел я, чтобы вас, змей, топтали. Тебе и правда защита нужна. Вот тебе яд, держи его во рту и защищайся.
Змея взяла яд и уползла. А через время пришли к Богу все прочие звери.
– Добрый вечер, Господи.
– И вам. Ну, как ваши звериные дела?
– Господи, уйми, пожалуйста, змею. Лежит, ядовитая, в кустах и жалит всех, кто куст заденет. Потомство наше губит. Мы уж и по земле ходить боимся.
Вызывает Бог змею:
– Послушай-ка. Когда я яд-то тебе давал, я ведь не хотел, чтобы ты кого ни попадя жалила. Я его тебе для защиты дал, чтобы не затоптали тебя, а ты невинных тварей убиваешь. Так не пойдет.
– Ты же знаешь, Господи: я в пыли обретаюсь, нет у меня ни когтей, чтобы драться, ни ног, чтобы убежать. И вижу я только чужие ноги – вот-вот затопчут! Как тут поймешь, кто друг, а кто враг? Вся моя защита во рту, вот я и защищаюсь.
Бог подумал и говорит:
– Вот ведь какая штука: я не хочу, чтобы твое потомство топтали, но и тебе не дело жалить всех подряд. На, возьми колокольчик и привяжи к хвосту. Услышишь шаги, звони в колокольчик: если это друг идет, он будет осторожней, а если враг, – тут уж кто кого.
Вот откуда у змеи яд и погремушка.
Цыпа-цыпа-пец,
Сказочке конец.
Курочка дурочка,
Кочет молодец.
– Не надо больше про змей, – взмолился Пресли. – И так страшно: мало ли кто тут в траве ползает… Мне, наверное, и ночью змеи приснятся. Боюсь их до ужаса.
– Кто ж не боится, – отвечал Клифф Алмер. – А здорово припекает. Скорей бы до озера дойти, я там в тенек спрячусь.
– До озера две мили еще, – усмехнулся Джо Уайли. – Да и не жарко сегодня. Он просто настоящей жары не видел, да, Уилл Хаус?
– А то! Когда мы с тобой в Техасе бродяжили, было так жарко, что пни и бревна уползали в тень.
– Это еще не жара, – сказал Юджин Оливер. – Я вот как-то видел: два куска льда вышли из погреба-ледника, пошли по улице и так перегрелись, что упали в обморок.
– А я знал двоих – вставил Артур Хопкинс, – они как-то раз поехали в Тампу, оба в новых костюмах из синей саржи. Было такое пекло, что на станции из поезда вышли два синих костюма. А хозяева от жары растаяли!
– Это не жара, а прохлада, – сказал Уилл Хаус. – Мы с Джо Уайли как-то пошли рыбачить, еще до озера не дошли, а нам навстречу рыбы по земле плывут, пыль поднимают!
– Так и было, – кивнул Джо. – Хорошо тот день помню. Я спичкой чиркнул, трубку раскурить, а озеро как вспыхнет! Половина воды выгорела, а второй половиной я пожар потушил.
– Тихо! – перебил Джо Уиллард. – Слышите шум?
Юджин с Клиффертом завопили хором:
– Что там на речке шумит-громыхает?
– Это лягушка одежку снимает[59]!
– Я не так слышал.
– А как?
– Сидит на заборе блоха, занозила ногу. Клещ колом занозу выковыривает, а блоха вопит: «Господи, помилуй!»
– А про долгоносика слышали? – спросил Ларкинс Уайт. – Белый ехал в машине. Подлетел жучок-долгоносик, уселся на руль и говорит:
– Мистер, позвольте я поведу машину.
– Как это? Ты не можешь машину вести.
– Еще как могу. Я в прошлом году на пяти тысячах машин прокатился, а в этом мне и десять по плечу.
– А мне рассказывали: крестьянин услышал шум в поле, пошел посмотреть, а там знаете что? Там долгоносик-папаша сынка лупцует: учись, мол, сразу в две борозды сеять!
Уилл Хаус сказал:
– Я знаю про комара. Мы с дружком моим Джо Уайли бродяжили в Джорджии и набрели на стоянку лесорубов. Спросили, нет ли работы, и подрядились бревна возить. У меня упряжка из шести пар волов, у Джо – из двенадцати. Как-то ехали лесом, слышим: что-то жужжит. Ну, жужжит, и ладно, мы голодные были, отошли поесть. Возвращаемся, а комар слопал и моих двенадцать волов, и тех двадцать четыре, сидит на телеге, воловьим рогом в зубах ковыряет, да еще жалуется, что не наелся.
– Да уж, – сказал Джо Уайли. – Мы вот тоже видели: фермер привязал корову и теленка к столбу на пастбище. Прилетел комар, съел корову и уже на теленка нацеливался.
– И ладно бы большой комар, а то так – комаришка! – прибавил Юджин Оливер. – А вот еще, когда я в Техасе перебивался, заснул как-то у дороги, тут же налетело комарье и начало жалить! Я смотрю: рядом старый чугунный котел валяется. Залез под него, а кровососы сквозь чугун пробурились! Тогда я вылез, взял топор и обухом повбивал им носы еще глубже, чтоб они их вытащить не могли. И знаете, что? Они подняли котел и полетели с ним куда-то за Галвестонскую бухту.
– Мы как-то заночевали на берегу Индейской реки[60], – сказал Черныш. – Когда ложились, комарье ревело, как крокодилы на болоте. Мы взяли каждый по четыре одеяла, накрылись – какое там! Они отвинтили короткие носы, из карманов достали длинные, привинтили, проткнули одеяла и начали нас кусать.
– И только-то? Это комареныши были, а не комары! Как-то раз мой отец позвал еще людей, и пошли они в лес нарубить кольев для ограды. Начался ливень. Они спрятались под огромным толстым деревом – чтобы его обхватить, нужно было шесть человек. Все уселись на корнях, а мой старик стоял, к стволу прислонился. И вот с другой стороны подлетел комарище, проткнул ствол и укусил отца в спину! Старик так разозлился, что ударил его обухом по башке и вбил нос в дерево еще глубже. Тут как раз ливень кончился, и они пошли домой. Назавтра отец приходит, а комар, прежде чем помереть, вытоптал десять акров леса так, что и корчевать не надо. А еще недели через две отец собрал его кости и все десять акров обнес костяным забором.
Сказки про комаров нравились всем, слушатели хохотали.
– Это все правда, – сказал Мешок. – Мой отец купил ту самую землю и вырастил на ней тыквы. Комариная пыльца – самое лучшее удобрение. Земля стала такая жирная, что тыквы уродились огромные. Мы одну ели-ели: на пять миль вверх зарылись, на пять вниз и на десять вглубь, а до середки так и не добрались. Отец стал внутри леса строить, чтобы легче было куски отрезать, да уронил молоток. Зовет меня: «Сынок, сходи, принеси мне молоток, я его уронил».
Пошел я вниз, целый день искал, ничего не нашел, зато человека встретил. А он мне говорит: «Бросай ты это дело: я тут фургон с двумя мулами потерял, три недели найти не могу».
На булавку наступил,
А она сломалась.
Всю вам сказку рассказал,
Больше не осталось!
– Богатая земля, но у моего отца не хуже была, – ввернул Уилл Хаус. – Он сеял огурцы, только бросит семечко, а за спиной уже куст прет, только уворачивайся. Плети с огурцами сами в карманы лезли. Вы такую богатую землю видели?
– У моего отца, – начал Джо Уайли, – земля была отличная. Помню, мул у нас издох, мы его зарыли в низине, а наутро он уже наружу пророс маленькими ослятками.
– Ничего особенного, – возразил Алмер. – У моего старика лучше была. Он как-то раз посеял кукурузу и в конце последнего ряда колышек воткнул, чтобы место пометить. На другой день приходит, а там кукуруза, как лес, стоит: на каждом стебле по десять початков, и на колышке – еще четыре.
– Ничего землица, только вы ее, наверное, покупным удобрением пичкали, – сказал Джо Уайли. – Мой отец землю жалел, покупного не касался. В один какой-то год мы запоздали с посевом: у всех кукуруза на фут поднялась, а мы только собираемся. Ну, наконец, отец говорит: «Пора бы, дети, и нам кукурузу сеять».
Пошли мы с братом. Я сею, а он за мной землю заравнивает. Посеяли мы рядов двенадцать, я оглянулся, а ростки уже проклюнулись. Это нехорошо: кукуруза вся в листву уйдет, скотине будет, что полопать, а нам нет. Я покричал брату, чтобы сел там, придавил ее немножко. А через день он мне сверху записку скинул: так мол и так, вчера в полдень добрался до Небес, продаю ангелам початки.
– Богатая земля, ничего не скажешь. А расскажите про самую бедную землю, что вам попадалась, – попросил Ларкинс Уайт.
Артур Хопкинс тут же ответил:
– Я видел такую бедную, что нужно было девять перепелок, чтобы прокричать «Боб Уайт»[61].
– Это еще хорошо, – заявил Ларкинс. – Я видел такую бедную землю, что люди собрались и решили: раз на ней ничего не растет, подарим ее церкви. Прихожане построили на той земле храм и пригласили священника. И пришлось им слать телеграмму в Джексонвиль, чтобы прислали десять мешков удобрений: без них никакой гимн не пелся.
Все засмеялись, но тут же умолкли, заслышав, что дятел стучит по кипарису. Лонни Барнс поднял ружье, но Люси его остановила:
– Зачем тебе? Он несъедобный. Побереги дробь и порох, подстрелишь мне кролика, у него мяско нежное, вкусненькое. Вчера вечером Худой Эллис принес мне кроличью ножку…
– Я тебе кролика подстрелю не хуже. А дятла я не для мяса хотел, крошка. Он жесткий, неужели я тебе дам такую гадость? Я его, красноголового, за подлость его хотел подстрелить. Он ведь однажды чуть весь мир не утопил.
– Как это?
Как дятел чуть весь мир не утопил
Когда был потоп, Старик Нора взял на ковчег всякой твари по паре, а деревьев не взял. Ну, дятел сидел-сидел неделю, чувствует: жуть как надо по дереву постучать. Начал стучать по ковчегу. Нора ему говорит:
– По ковчегу не долби, продолбишь дыру, мы все утонем.
– Но мне позарез надо!
– Мне все равно, позарез или как. Ковчега больше не касайся. Или ты хочешь, чтобы мы все утонули?
Дятел не послушал, только Нора отвернется, он опять за свое. Придумал в трюме прятаться: там, мол, не найдут. Ну, и однажды Нора его за этим делом застал. Говорить ничего не стал, просто дал ему по башке огромной кувалдой. Поэтому дятел красноголовый: Нора ему голову раскровенил. А меня так и тянет их всех перестрелять. Это надо – хотел меня утопить, когда я еще не родился!
– На ковчеге много всего было, – заметил Ларкинс Уайт. – Там опоссум лишился шерсти на хвосте.
– Да ладно! У опоссума на лысом хвосте когда-то была шерсть? В жизни не поверю, – сказал Черныш.
– Была, была.
Почему у опоссума лысый хвост
У опоссума на хвосте была длинная, шелковистая шерсть. Он тогда был прямо на загляденье, расхаживал гордый и красовался с пушистым хвостом. Это еще в старые времена, до потопа. Но опоссум и тогда ленивый был, как сейчас. Хлебом его не корми, дай поспать. А у Старика Норы был сын по имени Хам, который любил музыку и все время на чем-то играл. У него было банджо, и скрипка, и, может, еще гитара. Но хляби небесные разверзлись неожиданно, и он не успел перенести свой скарб на ковчег. Дождь все лил, а Хам места себе не находил, так ему хотелось поиграть на чем-нибудь. Он нашел сигарную коробку и сделал из нее банджо, вот только струн не хватало. И тут он увидел опоссума: лежит себе и спит, хвост распушил. Хам подкрался, обрил ему хвост и сделал струны из шерсти. Опоссум проснулся, а Хам знай себе наигрывает на струнах из его хвоста. Поэтому у опоссума хвост лысый. Да и нрав у него изменился: что-то в душе у него сломалось после того случая. Он стал другим, все время прячется и стыдится, потому что знает: хвост уже прежним не будет. От этого ему грустно.
– Много что прежним не будет, – заметил Джим Пресли. – Взять, например, крокодила. Его ведь тоже Бог другим сотворил.
– Да, – подхватил Юджин Оливер. – У него был язык, и он мог говорить, прямо как человек, но Братец Пес его без языка оставил, поэтому крокодил собак ненавидит.
– Они не из-за языка поссорились, – возразил Пресли. – Братец Пес ему пасть испортил.
Бог ведь сначала пса и крокодила сделал без пасти. Они смотрят, у всех зверей пасти есть, решили и себе завести. Давай, мол, друг другу пасти прорежем – один режет, другой смотрит, и как будет достаточно, скажет: «Стой!» Начали с Братца Пса. Братец Крокодил взял бритву и начал резать. Когда рот вышел достаточно большой, Братец Пес сказал:
– Стой, Братец Крокодил, хватит. Спасибо тебе.
Братец Крокодил остановился. Теперь была его очередь. Братец Пес взялся за бритву. Скоро Братец Крокодил говорит:
– Стой, Братец Пес, хватит. Стой!
А Братец Пес продолжал резать и всю морду ему изуродовал. Раньше-то Братец Крокодил был видный такой джентльмен, а теперь взглянет в зеркало и плачет, как младенец, над своим уродством. Потому крокодил и ненавидит собак.
– Вот люди! Говорят, о чем не знают, – посетовал Оливер.
– Ну, давай ты расскажи.
Как крокодилу язык истрепали
Крокодил с псом поссорились не из-за этого. Как-то раз у зверей был бал в сосновом лесу. Все скинулись на угощение, а вот музыки для танцев не было. Решили звери сами музыку устроить. Братец Пес вызвался играть на трубе, лошадь, лягушка и пересмешник тоже обещали помочь, но им не хватало большого барабана. И тут кто-то сказал:
– А что Братец Крокодил? Не согласится ли он на барабане поиграть?
Братца Крокодила на собрании не было, послали за ним Братца Пса: попроси, мол, чтобы он в барабан постучал. Пришел Братец Пес к нему:
– Добрый вечер, Братец Крокодил.
– И тебе добрый, Братец Пес. Как поживаешь? Я всегда рад гостям. Что у тебя за нужда?
– Да вот, мы тут в сосняке бал затеяли, хотим, чтобы ты нам на барабане поиграл.
– Спасибо за приглашение, Братец Пес. Передай зверям, что мне очень лестно и приятно, но у меня жена заболела и детки хворают. А барабан я вам одолжу, если кто-то из вас знает, как на нем играть и как с ним обращаться.
– Я умею играть и об инструменте позабочусь! Не беспокойся.
Братец Крокодил отдал Братцу Псу свой язык. Звери всю ночь в него били, как в барабан, и так им это понравилось, что только на языке и играли, так что к утру истрепали его совсем. Братец Пес не хотел идти к Братцу Крокодилу признаваться, а вместо этого спрятался от него. Крокодил, конечно, обиделся, и теперь они с псом заклятые враги.
Сладкая сказала:
– Что пес крокодилу язык испортил, я раньше не слышала, но знаю: крокодил когда-то был очень красивый. Белый-белый, а на шее красные и желтые полоски. Но это пока он Братца Кролика не встретил. Ха-ха! Каждый раз смеюсь, как вспомню про хитреца кролика…
– Да, – сказал Сэм Хопкинс,—
Как-то ночью, между прочим,
Я в лесу видал,
Как зайчишка-шалунишка
При луне плясал.
– Когда я чищу кукурузу, ты с огрызками не лезь, – оборвала его Сладкая и сплюнула табачную пену.
Как крокодил почернел
Эта байка про крокодила. В общем, крокодил был красивый, белый с черными как уголь глазами. Он и тогда любил поплавать, но в грязи не валялся, как сейчас. Выйдет из воды и ляжет на травку, чтобы не испачкаться. Ну вот, лежал он как-то на травке посреди болота и грелся на солнышке. Вдруг откуда ни возьмись выскочил Братец Кролик, прямо по нему пробежал и остановился. Братец Крокодил проснулся и увидел, кто ему красивую белую шкуру истоптал. Говорит:
– Что это ты, Братец Кролик, бежишь сломя голову? Смотри вон, всю одежду мне испачкал.
А Братец Кролик в кустах сидел и наружу выглядывал.
– Нет у меня времени, – говорит, – смотреть под ноги. За мной беда гонится.
– Что такое беда? Я раньше не слыхал…
– Брось! Ты раньше про беду не слыхал?
– Нет.
– Ну ничего. Побудь тут, я покажу тебе, что такое беда.
Огляделся Кролик и ускакал, а Братец Крокодил отмыл шкуру и опять уснул. Тем временем Братец Кролик взял смолистую сосновую ветку, поджег ее, вернулся и запалил болото с четырех концов. Братец Крокодил проснулся, хочет бежать, да некуда, кругом огонь. А в сторонке на холме сидит Братец Кролик и смеется, живот надрывает.
– Братец Кролик, что это такое?
– Это беда, Братец Крокодил. Беда тебя нашла.
Крокодил мечется туда-сюда, по кругу бегает. Наконец, прорвался сквозь пламя, и в воду – плюх! Охладился, остыл, а глаза так и остались от дыма красные. И вообще он весь в дыму прокоптился, черным стал. Вот такую шутку сыграл с ним Кролик.