– Никого нет милее кролика, – сказал Джо Уайли. – А если бы был кто, люди бы все от умиления померли. – Он прочистил горло и продолжал.
Как Братец Пес лишился красивого голоса
А пес ненавидит кролика[62] за то, что тот его обманул. Они оба за одной девушкой ухаживали. Кролик, бывало, как придет к ней, сразу на крыльцо, сядет нога на ногу и амуры разводит. А Братец Пес зайдет в калитку со своим банджо:
– Добрый вечер, мисс Софрония.
– Братец Пес, вы прошли бы на крылечко, присели бы.
– Спасибо, мисс Софрония. Я уж тут под клокочиной[63] постою.
Встанет, значит, играет на банджо и поет:
Если бы мисс Фрони была моей супругой,
То вовек не знала бы она работы грубой.
Девушка на Братца Кролика совсем внимания не обращала, все слушала, как Братец Пес поет. Он остановится было, а она:
– Братец Пес, спойте, пожалуйста, еще песенку! Люблю, когда поют, особенно если голос хороший, да еще под банджо.
Братец Кролик видит, что ничего у него не выходит. Как-то подкараулил Пса в сосняке и говорит:
– Какой у тебя красивый голос, Братец Пес. Умеешь ты петь, ничего не скажешь. Вот если бы мне так уметь, чтобы мисс Фрони и на меня внимание обратила.
– Бог с тобой, Братец Кролик, ничего я особенного не умею, пою по мелочи. Мне бы так научиться, чтобы мисс Фрони согласилась за меня замуж выйти.
– Вот к этому я и клоню. Я знаю, как тебе голос улучшить.
– Как? Как, Братец Кролик?
– Да есть один способ…
– Какой же? Говори скорее, мне страшно хочется узнать.
– Дай я сперва загляну тебе в горло, что там и как, а потом скажу, что делать.
Братец Пес раскрыл пасть, и Кролик туда заглянул. А раскрыл-то он широко, до последней возможности, да еще и зажмурился. Ну, Братец Кролик достал бритву и разрезал ему язык вдоль. И тут же дал стрекача за гору. Пес за ним. Вот это погоня!
Братец Кролик испортил голос Братцу Псу, но с тех пор не может ни к мисс Софронии заглянуть, ни где-нибудь остановиться надолго: Братец Пес, как увидит его, сразу в погоню кидается.
– Да, – сказал Клифф.
Чему кролик в школе научился
Пес кролика не простил, так и гонял его. Кролики не выдержали, послали собакам весточку: «Предлагаем мир». Устроили большое собрание. Кролики сказали, что устали бегать и прятаться. Пусть, мол, собаки их в покое оставят и гоняют кого-нибудь другого. Собаки проголосовали и решили больше их не обижать. Собрание кончилось, и Братец Пес говорит:
– Пойдем, Братец Кролик, ко мне, я тебя обедом угощу.
Пошли они через лес, а Кролик то и дело останавливается, ухо чешет и все прислушивается. Пес говорит:
– Уж больно ты подозрительный, Братец Кролик. Пойдем, пойдем.
Шли они, шли и дошли до ручья, что у Братца Пса возле дома. Братец Кролик уже и на мостик вступил, как вдруг слышит: ниже по течению собаки лают.
Старая гончая спрашивает:
– Гав-гав, сколько ему годков?
А молодые отвечают:
– Двадцать дваф! Двадцать дваф!
Братец Кролик говорит:
– Не обижайся, Братец Пес, лучше я домой пойду.
– Брось, Братец Кролик! Вот всегда ты из-за всякой мелочи пугаешься. Пойдем.
– Слышишь, собаки лают?
– Ничего не слышу.
– А я вот слышу. Это собаки.
– Ну, даже если так, мы только что закон приняли: кроликов больше не обижать. Пускай себе лают, тебе-то что?
Кролик почесал ухо и сказал:
– Да, только ведь на собрании не все собаки были. А еще есть такие, кто сдуру возьмет и закон нарушит. Я в школе мало выучил, но одно крепко запомнил:
Братец Кролик, не зевай:
Слышишь шорох – убегай!
Сказал и побежал домой. И всю дорогу бежал, ни с одной собакой словом не перемолвился.
– Так и есть: кролики от всего бегают, – сказал Ларкинс Уайт.
Как-то раз они созвали собрание и решили: «Давайте утопимся, потому что мы всех боимся, а нас – никто». Решили и побежали к морю так быстро, что и времени трудно было за ними угнаться. Добежали почти, какое-то болотце им оставалось, и вдруг на том болотце лягушка квакнула:
– Ква-а-атит! Ква-а-атит!
– Ага, – говорят они, – «хватит»! Значит, нас испугался. Ладно, не будем топиться.
Развернулись и побежали домой.
– Это как тот козел в Каролине, – подхватила Сладкая.
Козел, который остановил поезд
Мы подрядились табак собирать, ехали к месту на грузовике, смотрим, козел на обочине стоит, траву жует. А он на нас посмотрел и спросил:
– Чей это грузовик?
Мы ему тогда не ответили. А на обратном пути я крикнула:
– Грузовик мистера Раша Пинкни. А что?
Он:
– Ничего, – и дальше жует.
– Ох, Сладкая! Это ж надо выдумать: говорящий козел. Знаешь ведь, что врешь, – пожурил Джим Аллен.
– Козел на вид дурен, да зато умен, – сказал Артур Хопкинс. – У моего отца был козел. Как-то в воскресенье утром старик попросил маму постирать ему рубашку, чтобы в церкви быть в чистом. Красивая была рубашка, красная, шелковая, старик на нее надышаться не мог. Ну, мама постирала ее и повесила на солнышке сушиться, чтобы успеть потом погладить. А наш козел увидел рубашку, подбежал и слопал: ам! и нет рубашки! Отец так рассердился, что взял козла, связал и положил на путях, чтобы поезд его переехал. Но козел-то не дурак был: как увидел, к чему идет, рубашку выплюнул и поезду помахал, чтобы тот остановился.
– Да что говорить, козел – умное животное, – согласился Папаша Бойкин. – Однако у меня уже ноги устали…
– Долгие две мили выдались, – кивнул Джим Аллен. – Вон озеро завиднелось. Наконец-то!
– Вот черт! – воскликнул Лонни Барнс. – Мы почти пришли, а я еще ничего не подстрелил. Ладно, может, на обратном пути повезет.
– Да уж, – сухо заметила Люси. – Даже не знаю, зачем ты ружье взял, мог бы и дома оставить.
– Он как тот ниггер при рабстве с хозяйским ружьем, – рассмеялся Уилли Робертс.
– Это который?
Стрельба в гору
Джон был у Массы любимчиком, домашним ниггером. Масса его баловал, и Джон думал, что тот из золота сделан. Однажды Массе захотелось оленины. Он зовет Джона и еще других ниггеров и говорит:
– Добудьте мне оленя. Джону я дам свое новое ружье, а вы будете на него зверя гнать. Джон его подстрелит.
Ниггеры все сделали, как велел Масса, приходят туда, где Джон стоял:
– Ну что, подстрелил?
– Нет.
– Как так? Он же прямо на тебя с горы бежал.
– Вот еще! Дурак я что ли, из нового хозяйского ружья в гору стрелять? Так и дуло погнуть можно…
– А вот у моего отца было ружье, – начал Джин Оливер. – Он как-то в человека стрельнул, так пуля два раза через живого прошла, убила, и еще три раза – через мертвого.
Вверх наведешь – небо прострельнешь.
Вниз наведешь – Дьявола убьешь.
– Хватит врать, Джин! Ты уж вусмерть заврался.
– Это правда, я сам из него стрелял, – сказал Питтс. – Даже странно, Джин, что ты в номерного босса не пальнул, когда он к тебе прицепился.
– Пусть живет, старый крекер.[64] А вот однажды ночью я услышал, как возле дровницы кто-то бродит. Схватил ружье, выбежал на заднее крыльцо, пальнул и пошел в кровать. И всю ночь слышал, как по дому что-то летает и жужжит, словно осиный рой. А на рассвете знаете, что оказалось? Это была моя пуля. Было так темно, что она летала по дому, ждала, пока станет видно, куда лететь.
– Хорошее ружье у твоего папаши, – согласился Ларкинс. – Но у меня было получше. Так далеко било, что я в дуло соль насыпал, чтобы дичь не успела протухнуть, пока я до нее доберусь.
– Ларкинс… – недовольно начал Джим Аллен.
– Мистер Аллен, это правда. Такое было ружье, что только я в лес приду – все звери разбегаются. Как-то вышел к озеру, а на нем три тысячи уток. И только я прицелился, как мороз ударил, и вода замерзла. Так утки – примерзшие – все равно поднялись и вместе с озером улетели.
– Ларкинс, если ты сейчас умрешь, то куда попадешь? Прямиком в ад, как ласточка в гнездо. Да уж, врать ты здоров! Ты весь ад насквозь пролетишь и в Джинни-Гэлл[65] упадешь, а это четыре мили к югу от Западного Ада. Завязывай с враньем, парень.
– Я не вру. Вы просто настоящих ружей не видели и настоящей стрельбы.
– И видеть не хочу. Ты всю рыбу распугаешь. Всё, тихо, пришли. Хватит болтать, а то ничего не поймаем.
– Да никто еще крючок не наживил. Пусть Ларкинс врет, пока мы удочки готовим, – предложил Джо Уайли. – А ты, Джим, стареешь, раз тебе хорошее вранье не по душе. С чего это ты взялся всех поучать? Не мешай людям.
– Кто это стареет? Ничего подобного! Я люблю, когда врут. Просто вы сейчас и форель, и карасей распугаете. Враньем, знаешь ли, не наешься.
– Дедуля, не ворчи! – просительно сказал Клифф. – Все хотят послушать Ларкинса. А рыбы я тебе наловлю. Не так часто нас с работы отпускают. Завтра снова на болоте батрачить, а там только корни торчат, крокодилы ползают, да мокасиновые змеи. Снова с болотным боссом цапаться…
– Ну, говори, Ларкинс, говори. Я мешать не буду.
– Дело было так, – начал тот.
Байка про охотника
Жили-были муж с женой, и была у них куча ребятишек, только кормить их было нечем. Муж говорит жене:
– У меня в ружье один заряд остался, пойду в лес, может, добуду чего.
– Ты уж постарайся, хоть белку нам подстрели.
Ну, взял он ружье и пошел на охоту. А ружье у него с дула заряжалось. Он знал, что заряд один, и шел осторожно, чтобы не споткнуться и не пальнуть случайно. Три мили прошел, а дичи ни слуху ни духу. Плохо дело, думает. И тут вдруг видит на суку диких индюшек. Прицелился было – глядь! на пруду стая уток, а на берегу большой олень стоит. И слышит он за спиной как будто шорох. Оборачивается, а там куропатки. Вот бы всех-то подстрелить! Но как? Думал-думал и придумал. Прицелился, да не по индюшкам, а по суку, на котором они сидели. Сук от пули треснул вдоль, у индюшек лапы в щели застряли. А пуля полетела дальше, попала в пруд и всех уток перебила. Заряд был слишком большой, ружье не выдержало и разлетелось, дуло отскочило и в оленя попало, а приклад ударил охотнику в грудь. Упал охотник навзничь и всех куропаток задавил. Оттащил он оленя под дерево, уток из пруда достал и все прочее. Сложил в кучу – видит, так не унести. Пошел домой за мулом и повозкой.
Только вошел на двор, жена спрашивает:
– Где же дичь? И где ружье? Ты что, потерял его?
– Слушай-ка, жена, в этом доме я штаны ношу. Занимайся своими делами, а в мои не суйся. Поставь-ка лучше кастрюлю на плиту, скоро будет у нас вдоволь мяса.
Приехал в лес, нагрузил повозку, а сам решил, что рядом пойдет, мулу, мол, и так тяжело. Только собрался обратно, как дождь начался. Все равно он в повозку не сел, а шел рядом с мулом, гладил ему шею и приговаривал «давай-давай». Так и до дома добрался, а там жена ему:
– Кастрюля кипит, а где же мясо, что ты обещал?
Оглянулся он – повозки нет как нет, только постромки назад тянутся. Тогда он понял: от дождя постромки растянулись, а повозка так с места и не сдвинулась, до сих пор в лесу стоит. Говорит жене:
– Не беспокойся, завтра все будет тут.
Отвел мула в стойло, привязал постромки к воротному столбу и пошел в дом. А на другой день выглянуло солнышко, высушило постромки, и к полудню они сами – скрип-скрип! – притянули повозку домой.
Клифф под разговоры успел вытащить двух окуней, поэтому на сей раз Джим смеялся вместе со всеми. Довольно поглядывая на внуков улов, он произнес:
– Я расскажу вам про ястреба и сарыча.
Ястреб и сарыч
Сидели как-то на сосне две хищные птицы, ястреб и сарыч. Ястреб говорит:
– Скажи, Братец Сарыч, как ты пропитание добываешь?
– Да вот, добываю понемногу да жду спасения Господня.
– Хм. А я ни от кого милости не жду. Что хочу – то и беру.
– Смотри, Братец Ястреб, как бы не пришлось мне твои косточки клевать.
– Не бывать тому, Братец Сарыч. Смотри вот, я сейчас себе дичинки добуду.
А на мертвом суку сидел воробей. Ястреб вниз за ним канул, да напоролся грудью на острый конец сука. Так и повис, а воробей улетел. Чувствует ястреб, что смерть приходит, а тут мимо Сарыч медленно пролетает и молвит:
– Эге, Братец Ястреб, говорил ведь я, что буду твои косточки клевать. Я жду спасения Господня.
– Так и с вами, желторотиками, – продолжал Джим. – Хе-хе! Вот вы говорите, старею, а я еще многих из вас переживу.
– Хватит о смерти, – сказал Джо Уайли. – Открываем новую лавочку.
Почему мула погоняют кнутом из сыромятной кожи
Хотите знать, почему мула погоняют кнутом из сыромятной кожи? Сейчас расскажу. Когда делают кнут для мула, то всегда сыромятную кожу берут. А все потому, что у одного человека были как-то мул и вол. Оба работали и здорово уставали, но вол был поумней мула и придумал прикинуться больным. С тех пор мул каждый день спину ломал, а вол в стойле прохлаждался. Мул вечером придет в стойло, вол его спросит:
– Что обо мне Масса говорил?
– Да ничего. Говорил, жаль, мол, что ты болеешь и не можешь работать.
Вол посмеется да спать ляжет. Однажды мулу это надоело, и он сказал хозяину:
– Масса, вол здоровей нас, он только прикидывается больным. А я устал в одиночку всю работу ворочать.
Вечером вернулся он в стойло, а вол спрашивает:
– Что обо мне Масса говорил?
– Ничего. Он только с мясником разговаривал.
Вол так и подскочил:
– А я уже поправился. Скажи Массе, завтра на работу выхожу.
Но утром раненько пришел за ним мясник и повел к себе. Вол говорит мулу:
– Если б ты Массе на меня не донес, я бы жив остался. Ну ничего, меня убьют, а я еще до твоей спины доберусь!
Вот потому мула и подгоняют кнутом из сыромятной кожи.
– Раз речь зашла о старых временах, расскажу-ка я вам, откуда взялись земляные черепахи, – начал Алмер.
– Следи за удочкой, Клифф, – сердито буркнул Джим Аллен. – Не видишь: клюет! Готово, тяни! Ого, форель! Везет же этому дураку с рыбой!
Джим умело нанизал форель на веревочку, где уже трепыхались другие.
– Теперь, Клифф, болтай сколько хочешь, главное рыбку мне не забывай таскать.
– Значит так… – начал Клифф.
Откуда взялись земляные черепахи
Сидел Господь у моря, рыб морских сотворял. Сотворил кита, бросил в воду, и тот уплыл. Потом акулу. Потом еще кефалей, щуку, сома морского, форель, и все они уплыли. А Дьявол рядом стоял, смотрел, что Бог делает. Наконец тот сотворил морскую черепаху, бросил в воду, и она тоже уплыла. Дьявол говорит:
– Я тоже могу такую слепить. Дело-то плевое, любому по силам. Только вот жизнь я в нее вдохнуть не смогу.
Бог ему:
– Не выйдет у тебя, Дьявол, морская черепаха. Но если хочешь, попробуй, а я вдохну в нее жизнь.
Бог-то на песочке сидел и лепил рыб из морского ила, а Дьявол на гору ушел, чтобы Бог его не видел, и лепил там кого-то из глины. Бог почти весь день прождал, наконец, приходит Дьявол со своей зверюшкой. Бог посмотрел и говорит:
– Дьявол, это ведь не морская черепаха.
Тот сразу взбеленился:
– Как?! С чего ты взял? Настоящая морская черепаха.
Бог только головой покачал:
– Это какая-то другая зверюшка, но я вдохну в нее жизнь, как обещал.
А дьявол ему все доказывает, что это, мол, морская черепаха. В общем, Бог вдохнул жизнь в зверюшку и бросил ее в воду. А та скоренько назад поплыла и на берег вылезла. Бог опять кинул, она опять вернулась, и так до трех раз.
– Вот видишь, Дьявол! Говорил я тебе, что это не морская черепаха?
– Она самая!
– Ты разве не знаешь, что морские черепахи воду любят? А эта зверушка всё на берег лезет.
– Ну и что, все равно это морская черепаха.
Бог спорил-спорил с ним и наконец убедил. Дьявол оглядел еще раз зверюшку, поскреб в затылке:
– Ну, ладно, и такая сойдет.
Так и появились земляные черепахи!
Земляная черепаха умная, сразу поняла, что место ей на сухой земле. В море и не пыталась прижиться.
А вот история, как земляную черепаху судили. Пришла она, значит, в суд, огляделась, а там судья морская черепаха, свидетели морские черепахи и все присяжные тоже морские черепахи. Земляная черепаха говорит судье:
– Ваша честь, нельзя ли перенести заседание, чтобы я в другой день пришла?
– Почему, в чем дело?
– Дело в том, что тут все свои, а я чужая.
– А все-таки и Бог иногда переделывает свои творения, – сказал Флойд Томас.
– Это что же он, например, переделал? – спросил Джим Пресли.
Как Бог сотворил бабочек
Бог сотворил бабочек, когда весь мир уже был готов. Ему надоело смотреть сверху на голую землю, и он повелел принести ему садовые ножницы. Подстриг деревья, сотворил траву, цветы и все проплешины ими закрыл. Так они и растут с незапамятных пор.
Долго ли коротко, а цветы стали жаловаться:
– Нас тут посадили, чтобы всем весело было, а выходит так, что нам грустно и одиноко.
Бог сказал:
– Мир до конца не сотворен. Только что-то одно сделаешь – глядь, надо что-то в пару творить. Дайте мне мои маленькие ножнички.
И с этими ножничками Бог обошел весь мир и от всего по крошечному кусочку отрезал: от неба, от деревьев, от цветов, от земли, от зверей разных… Люди увидели, как эти кусочки летят по воздуху, словно метель, и назвали их метелькáми. Но вы же знаете, каков наш брат черный: рот у него большой, язык спотыкучий. Брякнул кто-то из наших: «мотыльки», так оно и пошло. Вот почему у нас столько разных мотыльков да бабочек, и вот почему они над цветами летают. Бог их создал, чтобы цветам было не одиноко.
– Не зевай, Клифферт! – завопил Джим Аллен. – У тебя там крокодил клюет, не иначе. Смотри, смотри! На глубину, как утка, нырнул!
– Да это кайманова рыба. Только она так дергает, когда червя заглатывает.
– Ну-ка, вытащи, посмотрим, – скомандовал Джим.
Клифф вытащил и кинул на траву большую кайманову рыбу.
– Видишь, дедушка, я же говорил! Не волнуйся, я тебе столько наловлю, что ты и за неделю не съешь! И маме с бабушкой тоже. А эту кошке отдадим[66].
– Да, отнесите кошке, – сказал Джим Пресли. – Кошки любят рыбу больше, чем Господь архангела Гавриила, а это его лучший архангел. Они и в беду-то попали из-за того, что рыбу любят.
– Это что за сказка? – спросил офицер Ричардсон, – Я если и знал, то забыл.
– Если! – усмехнулся Джим Аллен. – Все-то у тебя если да кабы! Кабы крылья были у жабы, она бы попою по земле не шлепала.
– А дедушка у нас, как кот, – поддразнил Клифф. – Так боится, что ему рыбы не хватит, что за столом на всех косо смотрит, того гляди и укусит. Все ему кажется, что его объедают.
Джим Пресли сплюнул в озеро и начал:
Раньше и мартышки умные бывали:
Они табак жевали да известью плевали.
Откуда у кошки девять жизней
Жил на свете человек, и была у него жена, пятеро детей, собака и кошка. Настали голодные времена по всей земле. Тяжелые времена. Еле-еле душа в теле держалась. Сперва была засуха, солнце посевы выжгло, а потом река все затопила. У людей ребра пересчитать можно было. Белые еще больше побледнели и стали, как снятое молоко, а у черных были белые рты[67]. Как-то раз лежал тот человек в постели и с подушкой советовался – то есть с женой говорил.
– Завтра, – говорит, – возьмем удочку и пойдем на озеро. Посмотрим, может, поймаем что, а иначе нам всем конец. Рыбы нынче немного, да и та ученая стала, так просто не дается, но ничего, попытаем счастья.
Назавтра раненько пришли они все на озеро. Муж сам рыбачил, жене и детям удочку не доверил. Если он рыбы не наловит – всей семье пропадать. Рыбачил он весь день и поймал семь рыбешек, не форелей, не сомов, а так, мелюзгу: окуньков да лещей. Говорит своим:
– Я нам всем по рыбе поймал, но погодите, я еще для собаки и для кошки поймаю.
Ловил до заката, поймал и для них. Пошли все домой, жена рыбу пожарила и говорит:
– Теперь бы еще воды набрать на запивку. Пойдем, муженек, к ручью, поможешь мне. Я от голода ослабела, одна ведро не донесу.
Муж взял с полки ведро и, уходя, сказал детям:
– Приглядывайте за кошкой, чтобы она нашу рыбу не украла.
Дети сказали:
– Да, сэр.
А сами заигрались, про кошку забыли. Тогда она вскочила на стол и все сожрала, только одну рыбешку оставила, иначе живот треснет.
Муж с женой пришли, взглянули и заплакали. Одной-то рыбешкой семерых не накормишь. Придется им с голоду умереть. А муж видит, что кошка по горло наелась, еще чуть-чуть и лопнет. Говорит:
– Пусть кошку ее брюхо за жадность накажет.
И скормил ей насильно последнюю рыбку. И все они умерли: и муж с женой, и дети, и собака с кошкой. Кошка первая окочурилась, первая и на Небо попала. Бог стал душу мужа на весах взвешивать, а кошка подошла и смотрит на бывшего хозяина. И тот на нее смотрит. Бог заметил и спрашивает:
– Человек, что это значит?
– У этой кошки, Господи, в брюхе девять жизней.
И все ему рассказал. Нахмурился Бог, посмотрел на кошку. Сто лет смотрел, но всем это как минута показалось. Наконец говорит:
– А ну-ка, Гавриил, Петр, Рэйфилд, Иоанн и Михаил, поймайте ее и выкиньте вон.
Выкинули, и целых девять дней она с Небес падала. С тех пор кошку на Небо не пускают, но девять жизней при ней остались. Теперь, если хочешь кошку убить, убей ее девять раз.
На булавку наступил, а она сломалась.
Всю вам сказку рассказал, больше не осталось!
– Может, оно и так, Пресли, – сказал Джим Аллен, – но если кошка мою рыбу захочет украсть, я из нее все девять жизней выбью, и мужа с женой, и детей, и собаку с кошкой.
– Ну уж нет, кошку я убивать не стану, – заявил Джо Уиллард. – Это к беде.
– И я, – подхватил Мешок. – Все знают: кто кошку убьет, девять лет мучиться будет. Я застрелил человека в Западной Флориде, насмерть убил за то, что он меня в карты обжулил. И смылся, и ничего мне не было до поры до времени. Подался я на фосфатные рудники под Малберри и там встретил женщину, а у нее был большущий кот, черный с белой звездой на груди. И была у него привычка по ночам на кровать запрыгивать. Я как-то раз проснулся, а он у меня на груди сидит, нос к носу, дыхание из меня высасывает. Разозлился я, схватил его за хвост и вышиб ему мозги об кроватную спинку. Женщина все плакала, убивалась по коту: у тебя, говорит, теперь несчастья будут. И точно, двух недель не прошло, как является шериф Джон Браун, берет меня за плечо и говорит: «Пошли». Отсидел я за шулера пять лет в Рэйфордской тюрьме. Кота убить – к несчастью.
– Кстати, о собаках. Собака зверь умный, ее не проведешь… – начал было Джин Оливер.
– Кстати, об окороках, – со значением произнесла Сладкая. – Если Джо Уиллард опять в ту койку прыгнет, где вчера кувыркался, я ему спину просолю и окорока поджарю.
Джо дернул удочкой и сердито посмотрел на Сладкую. Она отвечала ему весьма красноречивым взглядом.
– Не выпендривайся, женщина!
– Хочу и выпендриваюсь, а ты помалкивай, у тебя еще борода толком не выросла. А что? Я правду говорю.
– Слыхали? – Джо воззвал к приятелям. – В кои-то веки нас отпустили, мы думали, порыбачим, отдохнем, – так нет! Какие-то женщины навязались, потащились за нами на озеро!
– Что-то ты не говорил, что я навязываюсь, когда с каталогом прибежал: выбирай, мол, дорогая, все куплю! Заруби себе на носу: если я с тобой живу, то могу приходить к тебе, когда захочу, и днем, и ночью. Я сама себе закон!
– Во дает! – хихикнул Уайли.
– Да уж. Сладкая умеет, – сказал Ричардсон. – Я знал, что она что-то задумала, потому они с Люси и пошли с нами.
– Господи, что мы за люди такие! – тоскливо вздохнул Джо Уайли. – Правду говорят: поведешься с детьми тетки Агари[68], они тебя заклюют и осрамят на весь свет.
– А вот еще: мужчина радуется, пока не связался с женщиной и не сел на корову, – добавил Джим Аллен.
Сладкая в ярости обернулась к старику:
– Ты кого коровой назвал, старый ты дурак! Я моей мамы дочка, меня никто обзывать не смеет!
– Никого я не обзывал, все слышали! Это старая пословица: мужчина не знает, что его ждет, пока не сошелся с женщиной и не сел верхом на корову.
– Мой дедушка тоже так говорит, – вставил Ларкинс. – Этих пословиц полно. Например, «старые умненькие, а молодые шустренькие». Или «сам не умею, а тебя научу». Там везде свой смысл скрыт, как в Библии, не каждый поймет. У кого мозги пожиже, не понимают. Они ногами к луне родились, таких больше всего. А есть те, кто ногами к солнцу родился – они в каждом слове правильный смысл отыщут.
– Есть сказка, как человек оседлал корову, – продолжал Джим Аллен.
Ученый сын
Жили муж с женой, и был у них сын. Они на него только что не молились, даже в университет отправили. Семь лет он там проучился, все науки превзошел, вернулся домой. Родители ходят гордые: их сын на всю округу единственный с образованием.
На другое утро надо было матери коров доить. А одна корова была молодая, к дойке непривычная, она все лягалась, а в то утро особенно разошлась. Мать позвала отца, чтобы помог, но все без толку: корова лягается, башкой мотает, ведро опрокидывает. Отец говорит:
– Зачем мы мучаемся? У нас дома ученый сын сидит, он за семь лет по книгам все на свете узнал. Уж он-то подскажет, что с коровой делать.
Позвал он сына. Тот пришел, взглянул и говорит:
– Мама, корова лягается, потому что таков научный принцип. Видите, она прежде чем лягнуть, зад вскидывает? Нужно сделать так, чтобы она его вскидывать не могла.
– Это как же, сынок? Разве такое возможно? Но ты у нас ученый, ты в сто раз больше нашего знаешь. Помоги нам, век тебе будем благодарны.
Сын надел очки в золотой оправе, всю корову с ног до головы осмотрел и говорит:
– Чтобы данное животное не вскидывало зад, надо ему зад утяжелить.
– Чем же, сынок?
– Чем угодно, главное, чтобы тяжелым, папа. Это все математика.
– Где ж мы такое возьмем?
– А ты садись ей на спину. У тебя как раз вес подходящий.
– Сынок, ты долго учился и забыл, наверное, что на корове усидеть трудно, тем более, я уже не молоденький…
– Ничего, я тебе ноги свяжу у нее под животом, тогда она тебя сбросить не сможет. Ты садись, а остальное я сделаю.
– Ну, тебе, ученому, видней. Хорошо, сяду.
Привязали они корову к дереву, отец еле-еле на нее взгромоздился, сын ему ноги под брюхом у нее связал. Мать попыталась подоить ее, а она все равно лягается, брыкается, на дыбки хочет встать. Отец не может больше, кричит:
– Сынок, перережь веревку! Я слезть хочу…
А тот взял и перерезал веревку, которой корова была к дереву привязана. Та рванула через лес, а отец, несчастный, на ней: ноги связаны, слезть не может. Из леса выскочила, по проселку понеслась. Встретилась женщина знакомая, удивилась, с каких это пор на коровах верхом ездят? Спрашивает:
– Господи, сосед, что это вы делаете?
А тот отвечает:
– Это знает только Бог да проклятая корова!
– Мы вот рыбу ловим, – сказал Оливер, – а что там наш болотный босс поделывает?
– Плевать на него, никому не интересно, – отвечал Клифф Алмер. – Я, например, рыбы наловил, а вечером в джуке гульну так, что небу жарко станет! Вчера там ребята врали будь здоров. Кто-то рассказал про Братца Улитку.
У Братца Улитки жена заболела. Он пополз за доктором, а жена мается, ворочается, стонет:
– Ох, худо мне! Скорей бы доктор пришел.
Через семь лет слышит она, кто-то у двери шебуршится.
– Это ты, муженек? Привел доктора?
– Не торопи меня, я только до двери добрался.
Целых семь лет до двери полз!
– Я вчера там тоже был, – сказал Ларкинс Уайт. – И тоже слышал про улитку.
Улитка семь лет через дорогу ползла. И только добралась до той стороны, как в дюйме от нее упало дерево, чуть не придавило ее. Если бы оно на полгода раньше упало – убило бы бедную. Улитка огляделась и говорит:
– Хорошо, что я такая быстрая!
– Смотрите, ветер поднимается! – воскликнул Джо Уиллард.
– Мы не свиньи, Джо, мы ветра не видим.
– Можно увидеть, если брызнуть в глаза свиным молоком. Я вот видел, – объявил Джим Аллен.
– Какой же он, дедушка? Ветер – вот бы мне на что посмотреть!
– Тебе бы не понравилось, сынок. Ветер красный, как кровь, и когда он на тебя летит, это будто красный океан волны гонит со всех сторон. Ни конца у него нет, ни края. Будто тонешь в крови и ничего не можешь сделать. Когда я еще парнишкой был, люди говорили: если брызнуть в глаза свиным молоком, увидишь ветер. И я…
– А почему свиным? Коровье не подойдет? – перебил Клифферт.
– Свинья – единственная тварь Божья, которая видит ветер. Замечал ты, как свинья посмотрит-посмотрит в одну сторону и идет себе теплую лежанку готовить? Она сильный ветер за день видит.
– Дедушка, а почему ты его видеть перестал?
– Молоко понемногу смылось. Но я ветер больше недели видел. Мне даже глаза завязывали, чтобы не свихнулся и не убежал невесть куда.
– Ветер – женщина, и вода – тоже женщина, – сказал Клифферт.
Откуда на волнах пена
Раньше они дружили. Миссис Ветер прилетала на морской берег, они вместе штопали, вязали крючком и болтали – всё как обычные женщины. О детишках говорили, хвалились каждая своими. Миссис Вода говорила:
– Посмотрите на моих деток! У меня и большие есть, и маленькие, самые маленькие на свете. И все на вид такие разные, такие разноцветные!
А миссис Ветер еще громче хвасталась:
– Таких детей, как у меня, ни у кого больше нет: все разные! Они и летают, и ходят, и плавают, и поют, и говорят, и кричат. И у каждого цвет особый. Ах, какие чудесные у меня детки! Какая я счастливая мать!
Миссис Вода так устала слушать про ее детей, что возненавидела их. Однажды дети миссис Ветер пришли к ней все сразу:
– Мама, мы пить хотим. Можно нам холодной водички?
– Конечно, детки. Слетайте к морю, миссис Вода даст вам напиться. Только потом сразу домой!
Прилетели дети к миссис Воде, а она их всех взяла и утопила.
Миссис Ветер ждала-ждала, и стало ей неспокойно. Пошла к морю:
– Добрый вечер, миссис Вода. Вы не видели моих деток?
– Не-е-е-ет, не-е-е-ет…
Миссис Ветер знала, что они полетели к морю, она стала летать над ним и звать, и всякий раз, как она звала, над водой поднимались белые перья. Вот почему на волнах всегда пена – это перья поднимаются, когда миссис Ветер зовет своих бедных деток. Если на море шторм, значит, Ветер и Вода бранятся из-за детей.
Тут блоха захотела модную стрижку, и я ушел.