Похоже мои слова не возымели на неё никакого впечатления.
Я хотел резко её осадить, но глянул на дрожащие губы и стало жаль. Хотя таскать мешки, ещё непонятно на какое расстояние — не по мне. Поэтому я отыскал глазами Кольку и сказал:
— Колька, секретное задание: дуй за Герасимом. Передай ему, пусть быстро идёт сюда. Только очень быстро. Приказ понял?
Колька просиял и решительно кивнул. Он со всех ног бросился в чулан к Герасиму и тот уже через минуту стоял напротив меня.
Я спросил:
— Похмелиться хочешь?
Глаза Герасима сверкнули энтузиазмом, и он молча мотнул головой, так, что она чуть не оторвалась (видимо, от переизбытка чувств слов не хватило).
— Идёшь сейчас вот с этой женщиной и принесёшь ей мешок картошки, — велел я, — потом зайдёшь ко мне и будет тебе счастье. Как понял?
Герасим понял.
Они ушли, а я, на всякий случай, спросил Кольку:
— Как её зовут, эту тётку?
— Белла. Вредная тётка. Может за ухо так потянуть, что ой, — по-дружески предупредил меня он, но затем с подозрением спросил. — А ты что, разве не знаешь?
Ну вот, уже и перед ребёнком палюсь. Поэтому вслух я ответил:
— Тебя проверяю. У нас же с тобой тайный штаб. Нужно сверить показания и только потом действовать!
Колька взвизгнул от счастья. Он был готов действовать хоть сейчас.
— А что надо делать? — решительно спросил он. — Я готов!
— Следить, — свистящим шепотом сказал я, — как только увидишь что-то подозрительное — сразу сообщаешь мне. А дальше будем действовать по обстоятельствам.
— А я… — начал было Колька, но я строго перебил:
— И жабу найди. Это важно.
Колька кивнул и помчался искать несуществующую жабу.
А я вернулся обратно в комнату. Проблема пропитания встала опять.
Я задумался о том, что пора бы наведаться в тот таинственный дом и забрать деньги. А на обратном пути можно будет зайти в какую-нибудь столовую или ресторан и нормально поесть.
Тело предыдущего владельца было облачено в домашний костюм. Я посмотрел в зеркало. То, что я там увидел особо не вдохновляло. Скорей всего, ранее это был костюм, в котором Муля ходил на работу. Потом он износился и был переведён в разряд домашнего платья. Выглядел этот костюм, мягко говоря, не очень: мешковатые брюки, такой же мешковатый некрасивый пиджак. Форму он не держал совершенно: ткань была «натуральная». Интересно, как они тут все в таком пожёванном виде ходят?
Рубашка была под стать. Да ещё и не первой свежести, застиранная.
Поэтому я решил, что в таком виде в город выходить некомильфо и надо переодеться. Открыл шкаф и обнаружил там совершенно такой же костюм, только менее изношенный. Всё остальное было таким же: и невзрачно-сероватый цвет с серо-желтой полоской, и мешковатость, и общая неприглядность. Но выбора не было (костюм у Мули был всего один), пришлось переодеваться в то, что есть.
Но это ещё ладно. У меня случился экзистенциальный шок, когда под домашней рубашкой и брюками (брюками их можно было называть с натяжкой, скорее это были штаны) я обнаружил исподнее (!) — кальсоны и облегающая типа футболка, но с длинным рукавом (не помню, как оно называлось). Трусов не было.
Я порылся в шкафу у Мули и обнаружил ещё двое кальсон и одну нательную рубашку-футболку. И всё. Ни трусов, ни маек!
Хорошо ещё, что были носки, аж три пары. Наматывать портянки я не умею.
Мда, гардеробчик у Мули так себе. Придётся заняться этим вопросом безотлагательно. Иначе я так долго не выдержу. Ходить в кальсонах категорически не хочу!
Только-только я успел переодеться, как в дверь несмело постучали.
Я поморщился — мда, личное пространство и покой здесь мне явно не светят.
— Открыто! — крикнул я, а сам принялся искать расчёску (ходить с нимбом из жиденьких волосиков я уж точно не буду. Нужно сегодня же найти парикмахерскую и побриться налысо).
В комнату вошла воздушная женщина и смущенно сказала, возвращая мне зелёную книжечку:
— Муленька, спасибо, душа моя! — она порывисто всплеснула руками и с такой благодарностью посмотрела на меня, что я смутился.
Стало интересно, что же такого совершил Муля, что она так благодарит? Я не выдержал и спросил:
— Извините, а за что спасибо?
— Ну как же⁈ — всплеснула руками женщина и показала мне небольшую пачку голубоватых бумажных прямоугольничков, чуть побольше от стандартной визитки.
— Что это? — не понял я.
— Ну как же… — растерялась женщина, — мы же… вы же…
— А всё-таки? — настойчиво повторил я. — Что это?
— Извините, — женщина с расстроенным видом протянула мне бумажки.
Я взял в руки и принялся рассматривать. На кусочках бумаги стол штамп профсоюза, чья-то подпись и корявым почерком наспех было написано «Диетическое питание».
— Что это?
— Талоны на диетическое питание, — вздохнула женщина и направилась к двери.
— Подождите! — воскликнул я, глядя на её поникшие плечи, — вы свои талоны забыли!
Я догнал женщину и сунул ей в руку талоны.
— Вам правда не надо? — удивилась она. — Правда-правда?
— Правда-правда. Не надо, — ответил я, — я просто посмотрел. Интересно было.
— И вы правда не претендуете? — опять взволнованно переспросила женщина.
— Не претендую, — улыбнулся я.
— Ах, спасибо! — экспрессивно воскликнула она и также стремительно упорхнула.
Чёрте что происходит. Ничего не понятно.
Я вернулся к шкафу и продолжил поиски расчёски.
Расчёску я так и не нашёл, а в дверь опять постучали.
Да что же это такое⁈
— Открыто! — громко проворчал я.
Ко мне пришла… Белла. Вредная тётка, которая хотела припахать меня носить ей картошку.
И вот что ей опять надо?
Но вслух я сказал:
— Что-то случилось?
— Ну почему сразу случилось? — огрызнулась Белла, — зашла спасибо сказать.
— За что?
— За картошку, — вздохнула она. — Что ты Герасима заставил.
— Он принёс?
— Принёс, — просияла Белла и протянула мне небольшой кулёк картошки в авоське. — Это тебе.
— С-спасибо, — удивился я.
В эти времена люди благодарили друг друга за всё, даже за такие мелочи.
Тем не менее картошку я взял. И сказал:
— Я бы напоил вас чаем, но у меня, кажется, ни чая, ни чего-то к чаю нету. Так что давайте в другой раз. Оставим должок за мной, — и обезоруживающе улыбнулся.
В том мире у меня была хорошая располагающая улыбка. А вот как сейчас — не представляю. Судя по «симпатичности» Мули, эта улыбка должна была отталкивать.
Но Белла просияла и сказала:
— А давай у меня попьём. Чай есть, и к чаю варенье мне из деревни передали.
У меня в желудке враз противно квакнуло, и возражать я не стал.
Мы прошли в соседнюю комнату.
Она была значительно меньше, чем у Мули. Почему-то круглая. Посередине стоял круглый стол (скатерть также была плюшевой, с бомбошками). Все этажерочки и полочки были прикрыты салфеточками. На этажерке стояли фарфоровые слоники и статуэтки балерин и колхозников, «дыша» в затылок друг другу. Покрывало на кровати было вышито вручную. Все подушки тоже вышиты, но и этого хозяйке показалось мало — каждая отдельно прикрыта ещё и салфеточкой. В глазах аж зарябило от такого визуального шума.
Ну, вот как здесь можно жить?
Короче, пестрота невероятная, ещё хуже, чем в комнате у Мули.
— Садись! — велела Белла и поставила большую поллитровую кружку на примус.
Пока вода грелась, Белла споро налила варенья в тарелку и поставила на стол. Вытащила пряники и сушки. Посмотрела на мои голодные глаза и достала из холодильника кусок краковской колбасы. Умопомрачительный запах чеснока разнёсся по всей комнате, и я чуть не потерял сознание.
— Хлеба у меня нет, — предупредила она, усмехнувшись, — но зато есть французская булка. Она сладкая, но не сильно.
Я был так голоден, что согласен был есть колбасу хоть с булкой, хоть с пряниками. Голод, как говорится, не тётка.
Белла ловко порезала колбасу и булку на тарелочку. И поставила передо мной.
— Налетай! — велела она, заваривая чай.
И я налетел. Аж за ушами трещало. Наверное, сколько жить буду, не забуду дивный вкус чесночной колбасы со сладковатой сдобной булкой, чуть присыпанной сахаром.
— Ты что, три дня не ел? — усмехнулась она, села напротив меня и, подперев рукой щеку, начала смотреть, как я ем. Выражение её лица при этом стало какое-то… материнское, что ли.
— А зачем к тебе Муза приходила? — наконец, не выдержала Белла. — Аж два раза.
— Какая муза? — сначала не понял я, но потом вспомнил, что Колька называл так женщину, что живёт с Софроном. Образ шикарной грудастой блондинки моментально всплыл передо мной.
— Ну известно, какая! — начала раздражаться Белла.
— Она ко мне не приходила, — ответил я и потянулся за очередным кусочком колбаски.
— Приходила! Я сама видела! — Белла шлёпнула меня по руке и ловко отодвинула тарелку с колбасой на край стола, — пока не признаешься, не дам!
Ради этой колбасы я был готов признаться в чём угодно. Но врать не любил, поэтому сказал дипломатично:
— Ко мне только одна женщина приходила. Воздушная такая.
— Ну вот я и спрашиваю, зачем Муза к тебе приходила? — прищурилась Белла.
Хм, интересная информация. Выходит, женщину-фэйри зовут Муза. И она живёт с Софроном, который обнимает при всех грудастую блондинку. Он мусульманин, что ли? Любопытненько.
— Она приходила за моим профсоюзным билетом, — сказал я.
— А что давали? — вскинулась Белла.
— Талоны на диетическое питание, — ответил я.
— Аааа! — потеряла интерес Белла, — а я-то думала! Ну, молодец, что дал.
— Почему? — не понял я.
— Теперь ей месяц будет хоть, что есть, — вздохнула Белла, почему-то тяжко так вздохнула.
— Она болеет или на диете? — спросил я.
— Здорова, как лошадь, — печально усмехнулась Белла.
— Как же так? — потрясенно сказал я, — она что, только по диетическим талонам питается?
— Ну, а что ей, бедняжке, ещё делать? — вздохнула Белла. — У неё всю зарплату Софрон со своей сисястой швайкой отжимают. Она, бедная, даже поесть толком дома не может. А по твоим талонам она в столовую ходит и хоть что-то, да ест. Да и сколько там ей надо! Привыкла за всю жизнь листик шпината пополам с глотком воды — вот и вся еда.