Лёник кусает подушку.
«О, как вкусно! Какая теплая кровь!»
Я быстро натягиваю одеяло.
Слышу, как страшно стучит сердце и что-то булькает в животе.
«Лень, а слуга? Он что, бросил родную дочку? Он убежал?»
«Нет. Он просто не успел. Он вскочил, а вампира уже дочку раз, и в сторону! И на него с зубами бросилась! “О, мне не хватило, мне надо еще, еще…”».
«Беги, дурак! Беги, что стоишь?!»
«Ты чё – беги? Она знаешь? Она же как метеор! Вжиу! Вжиу! И тогда он вспомнил, и – бабах!»
«Что?»
«Как ей по левому плечу!»
«Ай-и… Ты чё, совсем?! Больно же, дурак!»
Отворачиваюсь, плачу.
Подползает сзади:
«Ну, хочешь, на, меня ударь».
«Возьму и ударю…»
«А-а!.. Я сказал ударь, а не пни! Уродина! Все, больше тебе никаких историй не буду до конца жизни».
«Ну и не надо! Я сама вырасту и все в книжках прочитаю».
«А в книжках про это нету!»
«А я в кино пойду и попрошу, чтобы специально такой фильм сняли!»
«Ага, они тебя прямо послушают».
«А вот и послушают! Я им денег тысячу тысяч дам!»
Молчим. Дождь перестает.
Где-то еще падают капли.
«Ленка, спишь?»
«Нет».
«Будешь печенье, у меня с ужина?..»
«Да. А она умерла?»
«Кто?»
«Вампира».
«Ну да. Он же ее по левому плечу».
«Жалко», – жую печенье.
«Кого? Вампиру?»
«Не. Что все так кончилось».
«Ты что, это еще не конец».
«Она что, только притворилась?» – перестаю жевать.
«Нет. Она точно умерла. Только крикнула: “О-о, майн гот!” И на пол. Слуга их на тележку, ее и дочку, и на кладбище. Могилки рядом выкопал. Дочке крест поставил, а вампире просто холмик и буквы такие: “Собаке – собачья смерть!”».
«И один в королевстве остался?»
«Ну да, а ты что думала? Ходит по королевству, а кругом только могилы, скелетики разные…»
«Лёнь, а ты трусики себе сейчас зачем снял?»
«А ты что, подглядываешь?.. Ничего не снял! Вот… потрогай».
«Нет-нет, я не подглядываю… Ну что там слуга сделал?»
«Слуга? Ну вот, ходил, ходил. Туда пойдет, сюда. Одна только радость – на кладбище прийти и цветочки положить».
«Розы, да? Белые?»
«А из могилы принцессы, она же рядом, все время ноготь рос. Огромный! Хотел его спилить, два дня пилил-пилил, а ноготь только сильней. И вот он как-то пришел с цветами и поскользнулся. И на ноготь напоролся. “А!.. A!”».
Лёник бросается на спинку кровати, дергается и скатывается на пол.
«И повис на ногте, и умер. А из-под земли такой хохот: ха, ха, ха!»
Лежим, молчим.
По стеклам течет дождь.
Снова начинаем говорить, только шепотом.
«Я же сказала, что она живая, притворилась».
«Нет, она была мертвая. Просто… у нее такая психология».
«И это конец уже?»
«Да».
«Лёнь… А если я сама умру, ты меня…»
В коридоре слышны голоса родителей.
Лёнька убегает на свою кровать.
Через двадцать лет Лёник исчезнет. В Москве, а может, и не в Москве. Розыск ничего не даст. Последние данные из наркодиспансера. Мама подает на его имя за здравие. Говорит, видела его во сне, шестилетнего, он куда-то ехал на своем велосипеде.
Взяла на втором видеозапись дня рождения. Поставила, пока собираемся.
Виды Бултыхов.
Озеро.
Храм воздуха.
Главный корпус. «Пусть бегут неуклюже». Зимний сад. Стол, пластмассовые стулья. Просила нормальные, деревянные, деревянных нет. Крупным планом салаты. Оливье, винегрет, тертая морковь с сыром под майонезом.
Я проматываю вперед: забегает, дергаясь, мама в своем платье, за ней папа, начинают приплясывать вокруг стола. Я стою во главе стола, лыблюсь и подскакиваю. Врывается Лёник с букетом белых роз, размахивает им.
– Ну, сделай уж нормально, – проходит за спиной мама.
Хорошо. Нажимаю. Семейка сразу перестает дергаться и чинно рассаживается за столом. «А тебе салатика?» – «Нет, мне рыбки». – «Ну, скажи, Станиславыч». Папа поправляет галстук.
– Ой, гримасничает как… Актер!
– Мам, если не нравится… Я вообще хотела это промотать.
– Мне тогда еще говорили, – возится с сумкой, – что он вылитый Андрей Миронов.
– А что плохого? Хороший актер.
– Ну да, хороший. Только легкомысленный.
Папочка на экране уже договорил тост. Поднимает рюмку: «Ну, за нашу Леночку! За нашу Елену Прекрасную!»
Вещи собраны.
До отъезда еще пара часов. Заглядываю к Ольге Ивановне, директору. Она у себя, на первом. Благодарю ее, все было замечательно.
– Ну, я рада. Приезжайте еще. Так, чтобы… отдохнуть. В сауну сходить, массажик. Ко Дню города мы тренажерный зал открываем.
– Мы и так прекрасно отдохнули.
– Да-а.
И улыбочка под Мону Лизу. Это она насчет Генки лыбится. Плевать, мы и не скрывались.
– А вообще, – поднимается из-за стола, – у нас большие планы, я даже хотела с вами немного посоветоваться… Да вы насчет выезда не волнуйтесь, можете хоть до вечера.
Черные колготки и светлые туфли. Бр-р.
– За семь часов доедете, если дорога нормальная. Хоть пообедайте на дорожку, я скажу, вам раньше накроют… Да что вы, это подарок от фирмы. Только пять минуток, дело одно…
Вернулась, наши уже на чемоданах, день рождения смотрят. Лёник дымит на балкончике.
– Ну что, Ленуся, – папа поднимается, – боевая готовность номер один? Айн, цвай, полицай?
– Нам еще обед накроют в час. Мам, да ты сиди!
– А что «сиди»? Зачем за обед еще платить? Я чего бутерброды старалась, как дура?
– Обед бесплатный. А бутерброды не пропадут.
– Правильно, – говорит папа. – Я бы сейчас парочку. А, мать?
– Ой, Станиславыч, тебе бы только «парочку» всегда!
Гляжу в окно. С Генкой попрощались утром по-дурацки. Даже не попрощались. Сказал, что еще придет. Ну и где ты, счастье мое? Чудо в перьях.
– Лен, погляди, как мы с отцом выплясываем.
Я смотрю на экран. «Ты помнишь, плыли в вышине…»
– «И вдруг погасли две звезды», – подпевает мама. – Куда я эти бутерброды… А, вот вы где! «Что это были – я и ты!»
Танцы заканчиваются, начинаются воспоминания. Я на экране: «Мама, а что от того лета тебе запомнилось?» Мама, глядя куда-то вверх, играя бусами: «Ой, ну так сложно сразу сказать. Время другое. Сейчас люди похолодали, только в церкви где-то теплота осталась. И ты была еще совсем… Тогда на озеро кататься убежала, к нам бегут: “Там девочка от моторной лодки погибла, наверное, ваша”, у нас с отцом чуть инфаркта не было. Помнишь, папочка?» Папа что-то мычит – рот занят.
Я снова смотрю в окно, пусто. Где же он?
Спустилась к озеру. И здесь его нет. Ветер. Натянула капюшон. Прошла мимо облепихи. Здесь мы с ним. Господи, выкинуть из головы. Стереть. Все стереть. Вы хотите переместить файл «Генка. doc» в корзину? ДА. НЕТ.
Нажимаем ДА.
Ветка облепихи.
На пляже пусто. Подхожу к воде, мочу пальцы.
Беру камешек, бросаю. Позвонить ему, что ли?
– Ле-на!
Вздрагиваю.
Нет. Это Лёник сверху.
Пора к машине.
Сажусь за руль.
Отвыкла уже за эти. Висюлька. Запах. Лёник рядом усаживается.
– Пристегнись, а то пищать будет.
– Ничего не забыли?
– Ну, спасибо этому дому!
– Лен, – мама трогает за плечо, – Лен, подожди, на дорожку помолюсь.
Шевелит губами.
А мне о чем молиться?
Надо было позвонить все-таки этому уроду. Спасатель гребаный.
Какой-то мужик странный из ворот выглядывает. Чего ему надо? Прячется.
– Ну, с Богом!
Поехали. Ворота уменьшаются в боковом стекле.
Выезжаем на дорогу.
Лёник кладет мне ладонь на колени.
Мотаю головой:
– Убери.
– Не плачь, девчонка.
Убирает.
Сворачиваю, торможу у церкви, спрыгиваю:
– Подождите минут десять.
Мама тыркается в заднюю:
– Леночка, я тоже…
– Я быстро.
– А платок есть? На голову?
Подхожу, быстро крещусь.
Главное, чтоб открыто. Открыто. И где свечи продают.
– Пятнадцать.
– Каких?
– Этих.
– У вас тут не хватает.
– Вот, еще возьмите.
Нахожу тот самый столик. Который прошлый раз.
Одна. Вторая…
Чтоб это дебильное окно только не раскрылось.
Подходит женщина со шваброй:
– Ух, сколько свечей…
Нет, все нормально.
Все нормально, Господи. Просто я не совсем в форме. Не знаю, правильно поставила? Спасибо Тебе за это лето. Все было очень хорошо, просто классно, Господи. Что? Пожелания? Если тебе интересно… Тебе, правда, это интересно? Хочу жить. Просто жить, Господи, и быть счастливой. Просто жить и быть счастливой. Жить и быть счастливой. Вот и все. Целую, твоя Лена.
Сообщение отправлено.
Едем.
Эсэмэска пикнула, от Коваленка. Спрашивает: еще не вернулась?
– Ленусь, хочешь семечки?
– Не, мам.
Тошнит меня от этих ваших семечек.
– А бутербродик? Один?
– Вода есть?
– На.
– Это спрайт.
– Я думала, ты спрайт просишь.
– Я воду.
– А он, знаешь, как лимонад. Ты помнишь, как лимонад любила?
– Я компот любила. Воды обычной можно?
– И лимонад тоже. Подожди, вот твоя вода. «Священный источник», надо было еще пару бутылок. Тут в составе серебро и еще что-то, врут, как всегда. Кто еще будет пить, поднимай руки.
Что-то мама веселая. Ловлю в зеркальце ее лицо. Накрасилась. Что это с ней?
– Лен, а что ты так в церкви долго? – Мама заканчивает шуршать пакетами. – Мы уже за тобой идти собирались. Десять минут, десять минут…
– Встретила там. Помнишь, Лира Михална, физручка?
– Кого? Подожди… Гадалку эту?
– Да. Полы там моет.
– Ой! Да ты что! Надо же, сколько ж лет, ей тогда уже было за очень. А что меня не позвала? Помню, конечно. Конечно, помню. Лира Михална такая… А ты ее как узнала, ты ж маленькая была?
– По голосу. Голос у нее.
– Ой да, прокуренный. Как запоет утром по динамику!