К Джонни подходили сочувствующие. Многие знали про мушкетерский костюм и спрашивали, что теперь будет. Джонни хмуро отвечал:
– Какой уж тут костюм…
Вторым уроком была физкультура, третьим пение, и класс занимался не с Инной Матвеевной, а с физруком и учительницей музыки. Инна Матвеевна пришла только на четвертый урок – чтение. До самого звонка она не смотрела на Джонни, а с остальными разговаривала осторожно и ласково, как с больными.
После занятий, у раздевалки, она подошла к Джонни.
– Знаешь, – сказала она, – я ходила домой… и такое несчастье. Оказывается, мой парик безвозвратно погиб.
Джонни холодно промолчал: судьба парика его не волновала.
– Я понимаю, – печально произнесла Инна Матвеевна. – Ты имеешь право на меня обижаться. Но… не будешь же ты это делать все время, а, Женя? Когда перестанешь сердиться, подойди ко мне и скажи. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Джонни. Таким голосом сказал, что Инне Матвеевне стало ясно: это случится не раньше, чем Воробьев выйдет на пенсию.
Джонни зашел в столярную мастерскую, где семиклассники лихорадочно достраивали скворечники. Он набрал полный портфель стружек – длинных и золотистых. Ведь именно такие стружки были у Буратино вместо волос.
Дома Джонни молча вынес мамины горькие вздохи и упреки. Не ответил на ехидные замечания сестрицы Веры Сергеевны. Он был согласен с отцом, что волосы – не голова, отрастут.
Утром, когда все ушли на работу, Джонни разыскал старую лыжную шапочку – белую с красными полосками. Он отогнул у нее отвороты, и получился длинный вязаный колпак. Изнутри к его краям Джонни прилепил резиновым клеем кудри из стружек. Потом свернул из плотной бумаги длинный острый нос и приклеил его к собственному носу жевательной резинкой. Глянул в зеркало.
Глянул – и увидел симпатичного веселого Буратино. Почти такого же, как в двухсерийной картине, которую недавно показывали по телевизору. Нос торчал по-боевому (правда, немного мешал смотреть, но к этому можно привыкнуть). Стружечный хохолок над лбом завивался задорно. В общем, начало было прекрасное. Нужно было теперь подумать об одежде. Ну да это – не мушкетерский костюм. Кто смотрел кино про Буратино, знает, что его наряд был почти такой же, как у обычных мальчишек.
Джонни разыскал голубую с белыми полосками рубашку и оранжевые шорты. Он их раньше почти не носил, потому что не любил за крикливый цвет, но теперь яркие краски были в самый раз.
А на ноги, чтобы смешнее было, Джонни надел большие отцовские носки – зеленые с желтыми клетками.
И здесь Джонни опять задумался. Что делать с обувью? Кеды или сандалии для деревянного Буратино не годились. Как там было в кино, Джонни совершенно не помнил, но из книжки знал, что у тонких, как лучинки, Буратиньих ног были большие остроконечные ступни. Они громко стучали по каменному тротуару, когда Буратино сбежал из каморки папы Карло.
Джонни подумал, что нужны деревянные башмаки… и вспомнил! У Вики есть такие!
Викины родители два года подряд ездили туристами за границу и привозили всякие сувениры. Из Голландии они привезли большущие деревянные туфли с загнутыми носами. Раньше местные жители ходили в таких туфлях у себя по Голландии, а сейчас продают их на память туристам.
Один башмак – Джонни это помнил точно – стоит на тумбочке у зеркала, и Вика хранит в нем разные шпильки, пуговицы и катушки с нитками. Наверно, и второй найдется!
Джонни-Буратино прыгнул в мамины резиновые сапоги и помчался к Вике: через двор, через лужу, в которой лежали цепочкой половинки кирпичей. По этим же кирпичам в луже, вниз головой, проскакал другой Буратино. Джонни подмигнул ему и показал язык.
Вика открыла дверь, молча втащила Джонни в коридор и лишь тогда сиплым голосом отругала за то, что он бегает по холоду раздетый.
– Схватишь ангину, будешь, как я, дома торчать.
Горло у нее было перевязано.
Джонни сказал, что он не дурак хватать ангину в последний день перед каникулами. И только после этого Вика поинтересовалась, что означает его странный наряд.
– Не видишь, что ли? Буратино.
– Вижу, что не Баба Яга. А зачем?
– Для карнавала. Зачем еще… Ты мне дашь ваши деревянные башмаки?
– А мушкетер?
Джонни снял колпак.
– С такой прической?
Вика не удивилась. Про Джоннину стрижку она уже знала.
– А зачем ты себя обкорнал? Такой был симпатичный ребенок…
– Сама ребенок! А что было делать? Все придираются – и в школе, и дома! Надоело!
Вика была проницательным человеком. К тому же она хорошо знала Джонни. Она сказала:
– Расскажите это вашей бабушке после двенадцати часов ночи.
– Да правда же…
– Не морочь голову. Зачем тебе костюм Буратино? Не скажешь – не дам башмаки. Зря я, что ли, мушкетерский плащ шила?
Вика была упряма. Джонни это знал. Он слегка покраснел и дерзко сказал, что могут же быть у человека личные причины.
Вика внимательно посмотрела на него, подумала и согласилась, что могут. Больше она не расспрашивала, вытряхнула швейную мелочь из деревянного башмака, и они с Джонни начали искать второй. Нашелся он почему-то в духовке газовой плиты.
Снаружи башмаки были большущие, а внутри – не очень просторные. Вика натолкала в них старых газет, и обувь стала совсем впору Джонни. Он с удовольствием потопал по половицам и завертелся перед зеркалом.
– Теперь все в порядке. Ага?
Вика смотрела на него прищуренным взглядом художницы.
– Не совсем "ага". Рубашка слишком обыкновенная. Неинтересно смотреть.
– Что же делать? – огорчился Джонни. – Они у меня все обыкновенные.
– Ладно уж… – сказала Вика. И принесла большой пестрый фартук. Викина мама купила его где-то в Италии Викиному папе: чтобы папа чаще занимался домашним хозяйством. Но он все равно не занимался, и фартук лежал без дела. А выглядел он великолепно! На материи были отпечатаны разноцветные рекламные наклейки, игральные карты и даже бутылочные этикетки знаменитых итальянских вин. На многих наклейках был нарисован длинноносый человечек в колпачке. Вика объяснила, что это не Буратино, а Пиноккио из итальянской книжки.
– Но у них очень похожие истории, – сказала она. – Не читал?
– Не читал… А в этой итальянской книжке есть девчонка с голубыми волосами? – спросил Джонни и чуть опять не покраснел.
– Есть. Но она не всегда девчонка. Она все время превращается… В общем, она фея.
"Фея – даже лучше", – подумал Джонни, и сердце у него сладко заныло. И чтобы Вика не догадалась, он опять начал разглядывать фартук.
– Ты из этой штуки мне рубашку сошьешь? – восхищенно спросил он.
– Все равно делать нечего, дома сижу, – хрипло сказала Вика.
– Карнавал завтра, – деликатно напомнил Джонни.
– Ладно, вечером заходи.
Джонни считал неприличным показывать нетерпение. Поэтому вечером он сначала поужинал, потом поспорил с Верой и только после этого отправился к Вике.
У Вики было тихо и уютно. Родители уехали в Польшу, тетушка Нина Валерьевна сообщила, что у нее предынсультное состояние и укрылась у себя в комнате. Видимо, гадала там на картах.
Готовая рубашка висела на спинке стула. Джонни так обрадовался, что даже не обратил внимания на Викино задумчиво-печальное настроение. Он быстренько обрядился в Буратиний костюм и гордо встал перед Викой, постукивая деревянной подошвой о половицу.
– Ну как?
Вика ответила с непонятной улыбкой и вздохом:
– Счастливый ты человек, Джонни…
– А ты разве несчастная? – удивился он.
– Я не про себя, – уклончиво сказала Вика. Потом велела Джонни встать на стул и начала искать недостатки в его костюме.
Оранжевые штаны показались Вике чересчур новыми, и она пришила к ним клетчатую заплату. Потом ей не понравился некрашеный бумажный нос.
– Будто в сметану обмакнутый. Он должен быть как деревянный.
Она полезла в шкаф за красками, еще раз глянула на Джонни и сообщила, что ноги у него ничуть не лучше носа.
– Белые, как макаронины. Весь загар за зиму облез. Давай я их тоже под орех разделаю.
– Как это? – опасливо спросил Джонни.
– Разрисую под дерево.
– А отмоется потом?
– Акварель-то? В момент.
– Валяй, – согласился Джонни. – Буду совсем превращаться в деревяшку…
Кисточки были мокрые и холодные, Джонни хихикал и пританцовывал на стуле.
Вика опять по-взрослому вздохнула:
– Эх, Джонни, Джонни… Беззаботное ты существо. Все бы тебе прыгать…
Джонни пригляделся с высоты и понял наконец: с Викой что-то неладное.
– С Сережкой поругалась? – спросил он.
Вика дернула плечом, поставила ему на ногу большую коричневую кляксу и грустно сказала:
– Больно мне надо ругаться с этим дураком.
– Ясно, – сказал Джонни. – Из-за чего опять?
– Ты разве не видел газету?
Джонни удивленно похлопал ресницами.
Вика взяла со стола газетный лист и сунула Джонни:
– Полюбуйся.
Это была городская газета за прошлое воскресенье. В нижнем углу страницы синим карандашом кто-то обвел стихотворение. Над ним было напечатано: "Творчество юных читателей". А пониже: "Другу детства". И подпись внизу: "С. Волошин. 8 класс, ср. Школа № 2".
– Ух ты! – восторженно сказал Джонни. – Это он сам написал?
– Кто еще может такую чушь сочинить? – язвительно откликнулась Вика. – Ты читай, читай.
Джонни встал на стуле, как памятник, и начал:
– "Мы с тобой играли в детстве… "
– Да не вслух, – поморщилась Вика.
Джонни тихонько зашевелил губами. И прочитал вот что:
Мы с тобой играли в детстве
На дворе заросшем.
Я тогда старался очень
Быть с тобой хорошим.
Ты тогда еще боялась
Лягушат зеленых…
А теперь промчалось детство
Средь зеленых кленов.
Ты с поры недавней стала
Чуточку другою.
Почему-то я робею,
Встретившись с тобою.