За патронами пришлось идти на другой конец посёлка. В какой-то момент мне и вовсе стало казаться, что горбун не имеет ни малейшего представления, что такое патроны и где они продаются. Но в итоге улочка привела нас к шаткой невзрачной хижине, возле которой ошивался грозный тип с рогами на лбу.
— Чего они все рога-то нацепили? — шепотом спросил я горбуна ещё на подходе, пока здоровяк не мог нас услышать.
— Потому что это круто. Совсем как у бесов. Ну, почти как у бесов. У тех они из волосьёв прям растут, но там клей не схватится.
— А бесы их зачем носят?
— Говорят же тебе, дурья твоя башка, растут у них рога. Чем ты слушаешь, я не пойму?
«Вообще-то рога на голове у людей расти не должны, мы же не олени, в конце концов. Хотя некоторые очень даже похожи». — подумал я про себя, но озвучивать не стал.
Не смотря на весь свой грозный вид, рогатый охранник нас не остановил и тем более не обыскал. Только сплюнул пренебрежительно в сторону и уставился на проходившую мимо женщину.
В хижине было тесно и темно, напротив двери находился стол со сгорбленным стариком за ним. В глубине висело несколько полок с ножами, кастетами и самострелами, и между ними зияла чернотой распахнутая дверь.
— Черепаха, это ты? — проскрипел торговец.
— Я, я, — отозвался горбун. — Вот с холопом пульки для пистолеты закупить хочим.
— С холопом? — старик перевёл взгляд на меня, но надолго не задержался. — А деньга у тебя есть?
— Лучше. Гляди, какие труханы для твоей кошечки достал. Чистенькие, свеженькие, без единой дырочки.
Горбун достал из кармана кружевные трусики, с помощью которых вчера объяснял мне, откуда мусор берётся, и положил на стол. Старик даже не двинулся. Только глазами скользнул по предложенной плате, подумал слегка и спросил:
— Кошечка будет рада. Сколько вам пулек? Для самострела?
— Нет, — вступил я в разговор. Достал пистолет, вытащил патрон из патронника и протянул торговцу. — Таких нужно восемнадцать штук. И ещё два магазина.
Старик дрожащей рукой взял патрон и долго его разглядывал. Несколько раз он с таким же любопытством смотрел на меня, но так ничего и не сказал. А потом встал, крякнул «Гляну щас» и скрылся в темноте между полок.
Вернулся он минут через пятнадцать с трёхлитровой банкой из-под солений. Внутри лежали патроны самых разных калибров, начиная от миниатюрного 2.7 миллиметра и заканчивая огромным, но единственным 12.7*99. К счастью, девятимиллиметровых было большинство, и заветные восемнадцать штук очень скоро выстроились на столе ровным рядом.
— Ну, чаво? Теперь в Скалку? — прошепелявил горбун, когда мы покинули хижину оружейника и вернулись на рынок.
— Нет. Сначала надо выспаться.
— Чаво тебе спать, коли ты и не работал ещё? Не заслужил ещё.
— Я не спрашивал твоего разрешения. Покажи мне, где здесь нормальную кровать можно найти, и можешь уходить.
— Ишь ты, разговорился-то как. Я из-за тебя такие труханы отдал за пульки какие-то бесполезные, а ты мне тут указывать собираесся? Вот уж нет уж. Теперяча я с тебя ни за какие коврижки не слезу, пока свои дюпончики не получу.
— Не получишь, если я в перестрелку полезу неподготовленным. Надо выспаться. Точка.
— Ладно, ладно, изверг. Есть тут одно местечко. Но учти, я с тебя теперяча не слезу. Будь уверен.
Глава 7
Ночью клопы сделали из меня сытный обед. Дорвались до свежей кровушки, гады, и не унимались до самого утра. Вдобавок горбун не давал спокойно насладиться укусами. Храпел раскатисто и взахлёб, словно вырос в немощном его тельце приличного размера мегафон.
Одним словом, набраться сил мне так и не довелось. Проворочался до утра и дремал в перерывах между укусами. Рассвета не было и на этот раз, хотя теперь это не вызвало паники. Когда громкими голосами проснулся город, я встал и пнул горбуна.
— Где ж это видано… Где это слыхано… — недовольно замычал тот, поднимаясь.
— Почему до сих пор темно? — перебил его я.
— Кошмары, что ль, опять снилися? Ну, не боись, всё нормально. Пандора на месте, никуда не денется.
— Бред какой-то.
— Сам ты бред какой-то.
Мой вопрос, где можно сполоснуться или хотя бы умыться горбун принял с тупым выражением лица, а потом гулко расхохотался:
— Тебе… тебе, мож, и баньку ещё растопить?
От баньки я отказываться не стал, но с этой просьбой горбун послал меня к чёрту. Я ответил примерно тем же, хоть адрес выбрал чуть дальше.
Не прекращая переругиваться, мы собрались и покинули хижину. Горбун её называл хотелем, а женщину с оплывшим от беспробудной пьянки лицом, что встречала постояльцев за стойкой у входа — нимфой, но на самом деле это была обычная халупа из листов железа и старой фанеры. Разве что чуть больше остальных, но на этом отличия заканчивались.
— Только не говори, что до твоей Скалки мы пешком пойдём, — предупредил я, когда город остался позади, а горбун продолжал уверенно ковылять вперёд.
— Ходит тут один автобус, вот только где остановка, я запамятовал.
— Просто замечательно! — я всплеснул руками и сел на удачно подвернувшуюся на пути покрышку. — А чуть пораньше, когда мы ещё в городе были, ты об этом вспомнить не мог?
— Сейчас-сейчас, погоди, — горбун внимательно смотрел по сторонам, бережно поглаживая бороду. — Я уверен, что где-то возле этой кучи она была.
— Интересно, как ты их различаешь?
— Не часто такую красотку увидишь на верхушке, — кивнул он на гору.
Я посмотрел туда же и с удивлением обнаружил проржавевший трактор на самом пике мусорной кучи. Выглядел он внушительно. Особенно два огромных задних колеса, даже издалека казавшиеся чересчур большими. А вот держался трактор, казалось, на одном только честном слове и готов был в любой момент сорваться. На меня.
Я встал и на всякий случай, сделав вид, будто не заметил насмешек горбуна, отошёл подальше.
— Зачем его туда затащили? — спросил.
— С чего это ты решил, что его туда затаскивали? Матвеич три года голову ломал, как бы половчее его оттуда снять, это было. А вот наверх ни один дурак бы не стал такую махину подымать.
— Но ведь он как-то там оказался?
— Значит, ненужным стал. Хватит глупые вопросы спрашивать, Балда. Шёл бы лучше остановку искать.
— Как она хоть выглядит?
— Табличка такая с надписью «Пиво. Соки. Воды».
Я глянул на покрышку, где сидел минуту назад, и заметил в ней подозрительно подходящую под описание табличку.
— Это не она?
Горбун подошёл, придирчиво осмотрел находку и подтвердил, что именно она и есть.
— И где тогда твой автобус?
— А мне почём знать? Едет, видать, где-то. Подождать надобно.
Возразить мне было нечего.
Горбун уселся на покрышку и принялся ковыряться в зубах. Один его вид отозвался во мне тошнотворными позывами, так что я предпочёл уставиться на кучу и изучить её состав.
Кроме огрызков и объедков, я скоро обнаружил весьма любопытные вещи. Наручные часы с гравировкой «На юбилей любимому мужу», кассету с наклейкой из смутного знакомого мультфильма, несколько брошюр свидетелей чего-то там. Была здесь и одежда. По крайней мере, одну прорезиненную перчатку я заприметил.
Вскоре я поймал себя на том, что потянулся к потёртой кожаной барсетке с намерением открыть её и посмотреть, что внутри.
— Приплыли. Уже мусором интересуюсь, — пробубнил я.
— Чё там, нашёл чаво? — тут же напомнил о себе горбун.
— Нет. А вообще… я спросить хотел. Если, ты говоришь, вещи здесь появляются, когда о них кто-то забывает, то откуда берутся люди?
— Тьфу ты, ёлки-маталки, — усмехнулся горбун. — Такие ты странные вопросы, конечно, задаёшь. Ладно, там, детишки о таком спрашивают. А ты-то куда?
— Да я не об этом. Просто понять пытаюсь, как меня-то сюда занесло.
— Пить надо меньше и заносить никуда не будет. Знавал я одного мужичка. Так ему от смирны за неделю так крышу снесло, что он сначала напрочь всё забыл, а потом и слюни пускать начал.
— А ты сам как здесь оказался?
— Так это. Мамка меня родила, а батька по жопе ремнём уму разуму учил. Но это давно было, уж годиков сорок прошло.
— Тебе всего сорок? — удивился я. — Выглядишь на шестьдесят, если не больше.
— Слушай, холоп! — оскорбился горбун. — Ты чаво такой разговорчивый стал? Вот щас привяжу тебя покрепше, будешь знать.
Я помолчал немного, выждав, пока он успокоится, а потом опять спросил:
— А эти двое? Зафар и Колян. Это, как я понял, местные авторитетные граждане. А власть государственная где?
— Какая ещё «государственная»? Тебе Зафара, что ли, мало?
— Но ведь над ними кто-то стоит? Они же не сами по себе?
— Ну, наверное, кто-то стоит, только это не моё дело. Да и твоему носу там делать нечего. Они сами разберутся, а ты сиди себе спокойно, вещички собирай. Щас только Коляна пристрелишь, и вообще больше ни о чём можешь не думать.
— Нравится мне твоя позиция. Ничего не знаю, ничего не слышу и моя хата с краю.
— Да, с краю. Только потому я до сорока годков и дожил. А ты так молодым и помрёшь. Уж не знаю, чем ты раньше занимался, но вчера ты вляпался по уши. Я за всю жизнь столько дури не сотворил, сколько ты всего за один день.
— То есть ты не хочешь, чтобы я Коляна убивал?
— Хотеть-то я много чего хочу, да и тыща дюпонов на дороге не валяется. Вот только кается мне, что не ты его, а он тебя пристрелит, как пса шелудивого.
— Ты думал, что меня и к Зафару не пустят.
— Думал, думал. Но теперь уверен. Я тогда, может, и обшибся, но дважды не обшибался никто из моей семьи.
— Всё когда-нибудь случается в первый раз.
Горбун злобно сверкнул глазами, но выдать очередную порцию брюзжания не успел. Вдалеке, быстро приближаясь, заурчал автобус. Когда он вывернул из-за кучи, полоснув по нам яркими лучами фар, и, вальяжно покачивая кузовом, подъехал, я едва сдерживался, чтобы не засмеяться.
Таких колымаг я не видел никогда. По форме похожая на буханку, вся в жестяных заплатках и с окнами через одно заделанными фанерой. На каждой неровности автобус принимался танцевать что-то среднее между чечёткой и брейкдансом, а так как вся дорога только из неровностей и состояла, танец не прекращался ни на секунду.