Глубокой ночью через узкий вход мы зашли в рыбацкий порт Барнет Хедс и встали у мола для чартерных лодок. На рассвете я сидел на причале, болтал ногами, сонный, но довольный собой, и лениво думал о тех благонамеренных пессимистах на юге. Они говорили, что я ненормальный. Согласен, я ненормальный, но лучше быть ненормальным на своей яхте в Квинсленде, чем ненормальным, копающим чью то картошку в грязи на Тасмании. Мне приходилось заниматься этим зимой, когда не было другой работы, одно воспоминание об этом вызывает дрожь.
Новый день занимался над побережьем Квинсленда, я был голоден и без цента денег. Порывшись среди своего скарба, я отыскал последнюю вещь, имеющую какую то ценность — девятидюймовую угловую шлифмашинку «Makita», с которой я строил лодку. Бандаберг находится в нескольких милях вверх по реке от Барнет Хедс, я отправился туда автостопом. В ломбарде за машинку дали не много, но достаточно, чтобы поесть. И это было начало.
В первую очередь мне нужно было плавсредство, чтобы сходить на берег, нужен был тузик. Я отправился в магазин грузовиков, рассказал боссу свою историю и вышел оттуда со старой камерой. На придорожной заправочной станции накачал её воздухом и привязал поперёк доску в качестве банки. Теперь у меня был мой первый тузик на котором можно было плавать по спокойной акватории порта. Вёсла вырезал из старых дверных косяков из орегонской ели, подобранных на развалинах снесённого здания. В рыбацком порту я занял свободный причал — у меня был дом.
Следующей задачей была работа. Я решил остановиться в Бандаберге, найти работу, скопить денег, закончить лодку, устранить недостатки, а потом - кто знает, мои планы не распространялись так далеко.
Получилось всё иначе. В работе я не привередливый, пробовал приложить руки в разных областях и никогда не сидел на пособии. Последний пункт был главным источником проблем в моём неудачном браке. Тасмания тогда находилась в глубоком кризисе и Бандаберг был не намного лучше. Работа была в пятидесяти километрах вглубь суши, за городком Джин-Джин, сбор помидоров. Сбором фруктов и овощей я часто занимался в годы бродяжничества, от оливок в Италии и винограда во Франции, до киви в Новой Зеландии и яблок в Тасмании. Я не боялся гнуть свою спину.
Место работы было далеко от порта, пришлось выехать автостопом накануне, чтобы быть на месте к шести утра. В Джин-Джин ко мне пристали полицейские. Я был бос, без денег, с длинными волосами и бородой. Они не поверили, что у меня в Бандаберге стоит яхта и очень удивились, не найдя у меня никаких наркотиков. Работа сама по себе не представляла никаких проблем, если хоть раз работал на сборе урожая, то знаешь об этом всё. Вскоре после обеда их упаковочный цех встал, на неопределённое время. - Извините, работы больше нет. Нас отослали назад. Чековой книжки, чтобы расплатиться, тоже не было: - Мы вышлем вам по почте.
Конечно, я был не очень рад этому, но жаловаться я не привык. Закинул пожитки на плечо и зашагал по направлению к шоссе, голодный и подавленный. И тут произошло событие, ставшее последней соломинкой, сломавшей хребет верблюда. Фермер спустил на меня собаку, не знаю почему. Я не пытался ничего у него стащить, не пересекал границ его собственности, просто шёл по дороге, после того, как меня уволили. Я не люблю собак, и они знают это. Чёртова тварь лаяла на меня и хватала за ноги. Я вскипел. Отбиваясь от собаки палкой решил, что это уже слишком. Моё время как бродячего сельскохозяйственного работника закончилось. Никаких больше сборов яблок, опрыскиваний, стрижки овец, хватит ломать спину. Нельзя гробить себя за корочку хлеба. Я поймал попутку до побережья и прибыв в Бандаберг, всё ещё злой и, как был, грязный после фермы, направился в офис социальной защиты, где без лишних приветствий встал в очередь на получение пособия. Я вступил в элитный клуб «Академия круизинга Пола Китинга» (он был тогда премьер министром). Много лет назад на ферме я сформулировал аксиому — чем больше работаешь, тем меньше у тебя денег. Противоположное оказалось тоже верным, несколько последующих месяцев я жил как король, впервые в жизни ни о чём не беспокоясь и имея гарантированный доход. Покидая Бандаберг было проблемно отказаться от пособия, они желали продолжать платить мне.
Вернувшись на лодку я принялся за внутреннюю обстройку. Электроинструмента у меня не осталось, только ручная ножовка, ручная дрель и отвёртка и лодка полная отличного дерева, привезённого с Тасмании. В лодке только одна банка, восемь футов в длину и восемь в ширину, с толстым поролоновым матрасом. Она занимает кормовую треть лодки и мне пока не на что было жаловаться. Есть так же большой, просторный камбуз, на его оборудование ушло шесть лет, большой штурманский стол, обращённый вперёд и посудный шкаф с яркими занавесками вместо дверок. Книжные полки я разместил везде, где только смог.
В рыбацком порту был ещё один яхтсмен бродяга и я выменял у него на часть древесины, фанерный ялик, неуклюжий гнилой гробик, который продержался на воде шесть часов, прежде чем наполнился водой и затонул. Он был тяжёлый и громоздкий, поднять его на палубу была задача не из простых. На Эйрли Бич я избавился от него и купил пластиковый.
Я снял парус с латами и прострочил на машинке. Две панели истёрлись прямо посередине и зияли рядами дыр.
В пятидесяти милях к северу от Бандаберга находится место называемое Раунд Хил Хед или 1770, в память о дате, когда капитан Кук нанёс на карту этот берег. Устье реки почти полностью блокировано песчаным баром и проход постоянно меняет своё положение. - «Без мотора вы не сможете войти туда.» - заверяли меня. Я встал на якорь при ветре дующем с берега и дождался полного отлива. Ушедшая вода обнажила большие песчаные и илистые мели. С высоты мачты я хорошо рассмотрел извилистый входной канал и сделал грубый эскиз на листе бумаги. Потом терпеливо дождался возвращения воды и с максимальным приливом прошёл бар. Это было не просто, мне пришлось отталкивать «Кехаар» от множества отмелей, мы дважды коснулись дна, но прошли. Если вы терпеливы и хорошенько всё обдумаете, то сможете заходить без мотора во многие места.
1770 — это город, который так и не появился. В семидесятых годах застройщики из Брисбена разделили большую территорию вокруг Раунд Хил Хед на тысячи бесполезных участков и рекламировали их молодым парам из южных городов как «побег на природу». Участки по шесть акров были недорогие и многие купили их не глядя. Посетив, наконец, недвижимость своей мечты они были шокированы. Узкие полосы земли, пятьдесят метров вдоль дороги, на четыреста метров, уходящие в сухой эвкалиптовый буш. Нет ни воды, ни электричества, ни канализации, магазинов, школ, никакой экономической активности. Единственный подъезд — сто километров грубой грунтовой дороги из Бандаберга или Глэдстоуна. Только немногие из владельцев начали строительство на своих участках и городок до сих пор выглядит недоразвитым посёлком. Там сейчас всего один магазин, который является одновременно почтой и сберегательным банком. Пабов нет. Вы покупаете пиво в магазине и переходите через дорогу, на речной пляж. Там, под гигантским манговым деревом есть столы, лавочки и большие бочки для пустых пивных бутылок. «Под манговым деревом» - это главный атрибут и символ этого маленького яркого места.
Я продолжал работать на «Кехааре» в расслабленном темпе и начал мечтать. На Тасмании казалось, что дойти на лодке до Квинсленда, сложная задача. Теперь я был здесь и это не казалось окончанием путешествия, скорее началом. Я выспался, хорошо отдохнул, набрал вес. Моя любовница с Тасмании решила остаться дома - я был один. Ничто не держало меня от плавания дальше на юг, до Большого Барьерного Рифа, до самого Кэрнс. С момента, когда эта идея промелькнула у меня в голове, ничто уже не могло меня остановить. Хотя, выходя из 1770 я дважды садился на песчаные банки, и оба раза во время отлива.
Трудно описать живым языком, не повторяясь, четыре месяца счастливого плавания вдоль 2000 мильного, малозаселённого побережья. Кораблекрушения, шторма, трудности более фотогеничны, о них интереснее читать. Счастье, это опыт, которым нельзя поделиться на бумаге.
К северу от острова Грейт Кеппель яхт стало очень много, но яхтсмены почти не общались между собой. В основном это были пары среднего возраста. Днём они шли под мотором, чтобы добраться до рекомендованной якорной стоянки до наступления ночи и выходили рано утром. Они редко сходили на берег, иногда ходили в гости с одной лодки на другую, к друзьям, с которыми вместе круизили, всегда в спешке и полной анонимности, как вся их прошлая и будущая городская жизнь. Этот феномен встречался мне снова и снова. Самые лучшие места для круизинга по всему миру переполнены определёнными типажами. Дни, когда главной заботой шкипера по прибытию в порт было найти работу, остались в прошлом. Сегодня типичный шкипер это осторожный, самоуверенный, финансово обеспеченный сноб, который признаком настоящего моряка считает наличие у него GPS и опреснителя. Он находится в длительном отпуске и живёт днём возвращения из своей полуторогодичной кругосветки в пассатных широтах и очень обеспокоен продажной стоимостью своей лодки, когда всё закончится. Каждый день общается в радиосети с людьми, которых часто даже не встречал лично. Многие из них откровенно не любят океанские переходы и демонстрируют уровень некомпетентности который ужасает. Они избегают контактов с местным населением и редко исследуют незаселённые места. Общаться с местными считается небезопасным и глупым. Они остаются запертыми в своих маленьких плавучих гетто и любой другой подход к круизингу называют «безответственным».
Извините. Отвлёкся от темы. Я говорил о Большом Барьерном рифе. Вот ради чего весь круизинг — коралловые рифы. Разве нет! Кому интересно местное население.
На Большом Барьерном Рифе есть сотни прекрасных мест, от оживлённых туристских курортов с собственным аэропортом, барами и дискотеками, до пустынных коралловых островков и гористых джунглей. Большие пространства внешнего рифа до сих пор не исследованы. На картах они обозначены белыми пятнами и интригующими надписями «unexamined». Нужно обладать недюжинным опытом, чтобы отправиться туда.