выходящего в сад. Именно за этим столом композитор работал в конце своей жизни. Стены украшают небольшие картины-пейзажи, подаренные разными художниками. Здесь же находится пейзаж, написанный под впечатлением от «Меланхолической серенады» Чайковского.
Когда впоследствии любимый брат композитора решил основать в этом здании музей и оставить все помещения дома в неизменном виде, ему пришлось сделать пристройку, чтобы в новых комнатах разместить все необходимое для себя. И сейчас посетитель музея, разглядывая комнаты братьев, может понять, насколько разными были эти люди, их вкусы, пристрастия и образ жизни. Модест Ильич очень любил искусство, живопись, скульптуру, — в его покоях представлена небольшая коллекция произведений, а сам интерьер оформлен в ренессансном стиле. Петр Ильич не очень интересовался своей домашней обстановкой. Куда больше был ему дорог сад возле дома, где он любил прогуливаться часами. Природа для него была неиссякаемым источником вдохновения. Известно также, что Чайковский знал все окрестные леса и был большим любителем-грибником. И сегодня мы можем представить себе, как стареющий композитор неспешно прогуливался по этим тихим аллеям и извилистым тропам, чуть опираясь на изящную трость. Таинственная тишина, пронизывающая все вокруг, лишь изредка нарушалась пением какой-нибудь маленькой птички и случайным шорохом в кустах. И эта благодатная тишина щедро одаривала своего благодарного и гениального слушателя самой красивой и бесконечной музыкой на свете.
Вернувшись обратно в кабинет, он садился за рояль и тихо наигрывал новую композицию. И любимый Чайковским дом снова и снова погружался в дивный мир таинственных грез. И ничто не нарушало этой удивительной тишины и гармонии — разве только изредка забегавшие соседские мальчишки, повадившиеся так некстати звонить в дверь. А чудак-хозяин, привыкший к подобным шалостям, на минуту отвлекшись, снова погружался в музыку. И звуки рояля невидимыми, прозрачными волнами разбегались в разные стороны, заполняя все покои и комнаты, уголки и закоулки, и, вылетая в распахнутое окно, сливались с тишиной и мягко, словно листья, опадали в сердцах маленьких слушателей.
«ЗНАНИЕ — СИЛА» № 6/2017
Галина Сизко186 дней и вся жизнь
Экскурсию по прошлому и настоящему клинского Музея-заповедника П. И. Чайковского проводит для нашего корреспондента Игоря Харичеваи читателей журнала — открывая нам окно в последние десятилетия XIX века — методист музея Галина Степановна Сизко.
— Расскажите, пожалуйста, историю дома.
— Дом построил клинский мировой судья, статский советник Виктор Степанович Сахаров в 1870-х годах. Вначале дом был одноэтажным, кирпичным, но оказался таким холодным, что жить там было невозможно. Надстроили второй, деревянный этаж. У Сахарова было несколько домов, — этот был предназначен для сдачи внаем. Тогда же вокруг дома посадили деревья. С одной стороны дома был парк с липами, кленами, тополями. С другой, за хозяйственными постройками — плодовый сад. Чайковский увидел дом в 1885–1886 году. В это время Петр Ильич делается клинским жителем.
В феврале 1885-го его избирают членом дирекции московского отделения Императорского Русского музыкального общества. Надо было возвращаться в Москву, но Чайковскому не хотелось — он слишком хорошо знал московский уклад жизни. В Москве он 12 лет преподавал музыкально-теоретические дисциплины в консерватории, ныне носящей его имя, и теперь никак не хотелось расставаться с той творческой свободой, которая, по его словам, была дарована ему Провидением — в лице Надежды Филаретовны фон Мекк. Это она сделала запись в его дипломе «свободный художник» реальностью, будучи убеждена, что Чайковский пишет лучшую музыку в России, и позаботившись о том, чтобы у него было как можно больше времени для сочинения.
Чайковский решил поселиться «в деревне близ Москвы», чтобы в уединении и тишине спокойно заниматься творчеством, без которого жизнь его теряла смысл, — а в Москву приезжать лишь при необходимости. Клин показался Чайковскому удобным потому, что здесь была железнодорожная станция, аптека, купеческие лавки.
Проведя несколько лет в усадьбах Майданово и Фроловское, в мае 1892-го он, наконец, поселяется в доме, который понравился ему почти сразу. Он увидел его во время одной из прогулок и сделал в дневнике 1886 года запись: «Ходил смотреть большой серый дом у заставы». Это и был сахаровский дом.
Чайковскому очень нравилось, что при доме есть парк и можно гулять в любую погоду. И каждое утро он по 30–40 минут непременно проводил в парке.
Вокруг дома не было ни одного строения — чистое поле, рядом проходило шоссе Москва — Санкт-Петербург, за ним — сосновый бор. С другой стороны — минут 15–20 ходьбы — усадьба Демьяново, где останавливалась Екатерина II, путешествуя между столицами. Последним владельцем усадьбы был известный адвокат Владимир Иванович Танеев, старший брат любимого ученика и ближайшего друга Чайковского — композитора Сергея Танеева. Город Клин оставался позади за рекой, и тишина в этом месте стояла такая, что был слышен шум курьерского поезда, проходящего по железной дороге. «Не могу изобразить, до чего обаятельны для меня русская деревня, русский пейзаж и эта тишина, в коей я более всего нуждался», — писал однажды Чайковский, приехав после городской суеты в Клинский уезд.
— Как жил здесь Петр Ильич? Как был устроен его быт?
— На протяжении всей жизни у него был один слуга — Алексей Иванович Софронов. Чайковский везде его возил с собой, научил грамоте, выцарапывал от военной службы, обнаружив, что у него болезнь легких, занимался его семейными делами. В этом доме Алексей Иванович поселился на первом этаже вместе с семьей — женой Катериной и двумя маленькими детьми. Чайковский в одном из писем писал, что детские крики несколько оживляют мертвенный строй его дома. Другой прислуги у Чайковского не было, и флигель, запланированный как людская, стоял пустым. Не нужны были ему и просторные хозяйственные постройки — амбар, коровник, каретный сарай. Нечего было в них хранить. Любил молоко, завел корову, но в первые же недели жизни в этом доме в одном из писем с огорчением написал: «Сегодня ночью у меня увели корову». Выезд он тоже не стал себе устраивать, — была попытка в Майданове, но он понял, что не умеет ухаживать за лошадьми, а прислуги, которая занималась бы этим со знанием дела, у него нет, его холеные кони приобретают «извозчицкий вид», — и отказался от выезда
— Но не мог же один Алексей Иванович обеспечить все стороны жизни. Кто занимался, например, садом?
— В фондах музея среди рукописей и документов Чайковского сохранились квитанции на рассаду и клубни растений, которые он выписывал, чтобы высаживать в цветниках парка. Занимался этим с удовольствием, обожал наблюдать, как они растут. Когда-то, еще в Браилове, мог во время прогулки в лесу, не сходя с места, насчитать 40 видов разных растений. Вообще был внимателен к этой части живой природы и шутил, что, когда состарится и не сможет сочинять, займется цветоводством. Состариться Чайковский не успел, и в этом доме ему суждено было прожить всего 186 дней — с 5 мая 1892-го по 7 октября 1893-го.
Хозяйством занимался Алексей Иванович. Хозяйственное устройство дома по тем временам было очень неплохое. На первом этаже, где жила семья Софроновых, была парадная столовая для приема гостей. Правда, побывать у Чайковского не успели даже ближайшие друзья. Здесь же, в помещении сегодняшнего гардероба, была истопницкая — духовая печь, от которой под полом тянулись трубы. В некоторых местах в углах комнат можно заметить медные решетки «цветочками» — отдушины.
Электричества в доме не было. Зажигали масляные или керосиновые светильники, либо свечи. Водопровода тоже не было, водой снабжал, вероятно, водовоз. Кухня была на первом этаже. Сейчас в ней расположилась мебель, поступившая в музей после смерти Петра Ивановича Юргенсона — знаменитого московского издателя и друга Чайковского. Мебель эту делали абрамцевские мастера. У Петра Ильича такого роскошества не было, да и плита, которой пользовалась приходящая из Клина кухарка, была обычной. Чайковский, который в столицах позволял себе быть гурманом, мог заказать телятину под бешамелью, спаржу, икру, хорошее вино и так далее, в деревне любил есть гречневую кашу, кислую капусту, которую сам рубил, обожал всяческую рыбу. Окрестные девчонки и мальчишки приносили ему ягоды-грибы, за которые он всегда щедро платил. И этим ребятишкам, которым он вытирал носы, подвязывал рубашки, которые ходили за ним по пятам, он подарил школу. Деньги на ее строительство Чайковский дал еще летом 1885 года, когда жил в Майданове. Была она первой школой в этом селе.
Отношения с местными жителями у него были хорошие. Они называли его «наш барин». В 1885 году, когда выгорел весь деревянный Клин, Петр Ильич, арендовавший дом у помещицы Новиковой, на первых порах забрал к себе погорельцев, кормил, поил, всячески стесняя себя, пока эти люди не нашли крова. Местные жители Чайковского любили и знали, что к нему можно обратиться с любой просьбой, и она будет выполнена. Позднее в 1940 году, к столетию Чайковского они — уже взрослые люди, дедушки и бабушки, — писали трогательные воспоминания о том, как они общались с Чайковским: обязательно поздравляли его с именинами в Петров день, крутились вокруг него, называя друг друга Петрами и Павлами, зная, что каждый получит подарочек. Он ходил с мальчишками пускать змея и потом в письме радовался: «До чего хорош змей с трещотками!»
С детских лет у Чайковского была привычка рано вставать и всю первую половину дня отдавать серьезным занятиям. Так было заведено в доме мамы, Александры Андреевны, которая, по сути, была профессиональным педагогом. Она получила петербургское образование, а в старинных учебных заведениях нравы и уклад были очень строгими. Надо было непременно рано вставать, ни в коем случае не предаваться праздности, которая считалась худшим из грехов. И Чайковский с детства приобрел великолепную культуру умственного труда.