Но со мной приключилось нечто худшее, чем изоляция от мира. Даже одинокие пассажиры вокруг меня, находящиеся в тысячах миль от своих домов, все же имели друзей и близких, пускай и сокрытых в глубинах их памяти. Мой ментальный вакуум обрел физические симптомы: я дрожал и задыхался. Хотелось вернуться в метро и броситься под первый же поезд. Я заметил, как пассажирка поставила стаканчик из-под кофе на стойку, но заторопилась, видимо опаздывая, – она побежала дальше, а стаканчик упал. Я наклонился, поднял и добавил его к остальному мусору, что меланхолично собирал пожилой азиат в мешковатой, ядовитого цвета униформе.
– Спасибо, – улыбнулся он.
– Э-э, простите, у меня, кажется, инсульт или вроде того… – забормотал я, пытаясь объяснить свое затруднительное положение. История звучала настолько невероятно, что я сам с трудом в нее верил и потому был несказанно благодарен этому парню, который вдруг проявил искреннее участие.
– Вам срочно нужно в больницу! «Больница короля Эдуарда» в миле отсюда. – Он махнул рукой в нужном направлении. – Я бы вас отвел туда, но… потеряю работу.
Но все равно это было первое сочувствие, я едва не расплакался. «Ну конечно! Медицинская помощь! – подумал я. – Вот что мне необходимо».
– Спасибо! Огромное спасибо! – Меня переполняло чувство благодарности этому человеку, моему самому близкому другу в целом мире.
Схема на автобусной остановке подтвердила наличие и расположение больницы: прямо по улице и повернуть налево в том месте, где прилип большой комок жвачки. Наконец я куда-то шел, и осмысленное действие наполнило меня смутной надеждой. Я решительно шагал по шумной улице, подобно изумленному чужестранцу или даже пришельцу с другой планеты: стараясь принимать все, отчасти казавшееся знакомым, а отчасти – абсолютно диким. Лучик надежды засиял ярче, когда я заметил на фонарном столбе объявление с надписью большими буквами: ПОТЕРЯЛСЯ. Но под ним красовалось фото перекормленного кота. Бетонное здание впереди, по-видимому, было больницей, и я ускорил шаг, точно люди внутри этого ангара мигом меня починят.
– Простите… мне действительно очень нужен врач, – лепетал я перед стойкой «Травмы и Неотложная помощь». – У меня как будто мозг застыл или что-то в этом роде. Не могу вспомнить, кто я такой. Вообще ничего о себе не помню. Как будто память стерли.
– Понятно. Будьте добры, ваше имя.
Я едва не начал отвечать на этот банальный вопрос – так же непринужденно, как он был задан.
– Я же об этом и толкую, я не могу вспомнить даже собственное имя! Словно всю личную информацию стерли одним махом…
– Ясно. Тогда не могли бы вы сообщить свой адрес?
– Э-э… простите… кажется, я недостаточно ясно объяснил. У меня полная амнезия – ничего не помню о себе.
Девица за стойкой умудрялась выглядеть одновременно раздраженной и равнодушной.
– Ну хорошо. А кто ваш лечащий врач?
– Поймите, я не знаю! Я ехал в метро, а потом внезапно осознал, что не понимаю, что я там делаю, куда еду Я не могу вспомнить, где живу, кем работаю, как меня зовут и что вообще было со мной раньше.
Она смотрела на меня так, словно я проявлял крайнее недружелюбие и отказывался сотрудничать.
– Номер страховки? – Судя по злобному тону, до нее дошло, что разговор предстоит долгий.
Телефонный звонок на некоторое время оставил меня в чистилище одного, пока она занималась кем-то более вменяемым. Я тем временем изучал плакат, вопрошавший, не забыл ли я вовремя обследовать свои тестикулы. На этот счет я тоже не мог сказать ничего определенного, но все же решил, что сейчас все равно не самый подходящий момент для данной процедуры.– Простите, но мы не можем начать лечение, не получив ответа на следующие вопросы. – На меня вновь обратили внимание. – Вы принимаете какие-либо препараты в настоящее время?
– Не знаю!
– У вас есть аллергия, соблюдаете ли вы диету?
– Понятия не имею.
– Не могли бы вы назвать имя и контактные телефоны ваших родственников или близких?
Вот тогда-то я впервые его заметил. Светлая полоска на безымянном пальце. Призрачный шрам обручального кольца. Ногти, кстати, очень неаккуратные – криво остриженные, с воспаленной кутикулой.
– Ну конечно, близкие! Похоже, у меня есть жена! – радостно воскликнул я. Кольцо, должно быть, просто украли. Меня, наверное, стукнули по голове и ограбили, а моя дорогая жена сейчас разыскивает меня повсюду. След обручального кольца воодушевлял. – Может, моя жена как раз сейчас обзванивает больницы, пытаясь найти меня, – самонадеянно заявил я.Неделю спустя я все еще пребывал в больнице и все еще ждал ее звонка.
Глава 2
Ногти отросли, заусеницы больше не кровоточили. Я носил на запястье браслет с надписью «НЕИЗВЕСТНЫЙ БЕЛЫЙ МУЖЧИНА», но санитары прозвали меня Джейсон, в честь страдавшего амнезией героя «Идентификации Борна». Между прочим, ничего не знать о себе оказалось вовсе не так увлекательно и не сулило невероятных приключений, как в голливудских блокбастерах. Мой статус эволюционировал от стационарного больного, поступившего в экстренном состоянии, до планового пациента «Больницы короля Эдуарда» в Западном Лондоне. Я вполне созрел, чтобы занять место «Тедди» – помните, милый медвежонок в заплатках, персонаж с открыток, а вовсе не стиляги 50-х и не дамское белье [1] .
Болезни как таковой у меня не обнаружили. В первый же день меня тщательно обследовали на предмет возможной черепно-мозговой травмы, но никаких логических объяснений, почему во вторник 22 октября мой мозг решил произвести полную перезагрузку, не нашлось. Каждое утро я просыпался с надеждой, что проснусь. Но то мгновение растерянности и потери ориентации в пространстве, которое переживаешь, открывая глаза в незнакомом месте, растянулось на целую неделю. Я безуспешно пытался дотянуться до своего утраченного прошлого, но все это были иллюзорные ощущения; так бывает, когда вам кажется, будто телефон в кармане жужжит, но оказывается, что никто не звонил.
Меня регулярно осматривали врачи – непрерывному потоку неврологов с ассистентами меня демонстрировали как любопытную диковину. Что касается диагноза, здесь все были единодушны. Никто из специалистов не имел ни малейшего представления, что же со мной произошло. Какой-то студент даже попытался обвинить меня:
– Если вы забыли абсолютно все, то как же сохранили способность говорить?
С другой стороны, один из неврологов всерьез озаботился моим заявлением, что я утратил память отнюдь не обо всех событиях внешнего мира.
– В таком случае вы, возможно, помните книгу доктора Кевина Ходди «Компьютер в черепной коробке»?
– Брось, Кевин, мало кто об этом вообще слышал… – вмешался другой.
– Ладно, а как насчет сериала по Би-би-си-4 «Исследователи мозга» с участием доктора Кевина Ходди?
– Нет, не припомню ничего такого.
– Хм, поразительно… – пробормотал доктор Ходди. – Абсолютно невероятно.
В тот период моим единственным другом оказался Бернард Зануда с соседней койки, и это несколько смягчило мою депрессию. В те первые семь дней помощь Бернарда стала поистине бесценной. Я был практически сломлен чувством страха и беспомощности от непонимания того, что со мной произошло, кто я такой и смогу ли вообще оправиться до конца своих дней. Но увязнуть целиком в мрачных мыслях мне не удалось, поскольку сосед по палате постоянно поддерживал меня в тонусе, вызывая глухое раздражение своими идиотскими поздравлениями с тем, что я помню, чем завтракал.
– Нет, Бернард, мое состояние характеризуется другими симптомами. Ты ведь присутствовал, когда врач это объяснял.
– Прости, забыл! Ох, это, наверное, заразно!
Бернард не имел в виду ничего дурного и был вовсе не противным – просто неизбывно оптимистичным. Немного утомительно находиться двадцать четыре часа в сутки рядом с человеком, который полагает, что неврологическое расстройство можно излечить, повторяя себе «мир прекрасен».
– Вот что я тебе скажу: у меня в прошлом были моменты, о которых я с удовольствием позабыл бы! – хохотнул он. – Новогодняя вечеринка в 1999-м – ну, ты понял, о чем я? – И, закатив глаза, изобразил пьяного. – О да, это я не прочь забыть навеки! И одну девицу из танцевального сальса-клуба… да уж… Не могли бы вы стереть этот эпизод из официальной записи, господин Председатель?
Постепенно мое лечение перешло в ведение одного врача. Доктор Энн Левингтон, лет пятидесяти, на вид немного ненормальная, как все неврологи, появлялась в больнице всего дважды в неделю. Но похоже, мой случай настолько поразил ее, что она стала приходить каждый день. По ее указаниям мне сделали сканирование мозга, утыкав всю голову датчиками, потом я прошел аудиовизуальное тестирование. Но всякий раз активность моего мозга демонстрировала «абсолютную норму». Даже неловко, что во мне не нашлось кнопки, чтобы выключить мозг, а потом включить обратно.
Надо сказать, я отнюдь не сразу сообразил, что восторг доктора Левингтон по поводу моих результатов никоим образом не связан с пониманием того, что со мной случилось.
– Ооо, как интересно!
– Что, что? – оптимистично вопросил я.
– Оба гиппокампа в норме, энторхинальный кортекс и височные доли в норме.
– Верно, и что это объясняет?
– Решительно ничего. Это-то и интересно! Никакого двустороннего повреждения височных долей или диэнцефальной средней линии. Видимо, ваша личная память сосредоточена в неокортексе, независимо от средней височной доли.
– Это хорошо или плохо?
– Ну, никакого явного объяснения или подобных примеров нет. Но тогда получается, что данная картина типична для мозга – просто чудо! Невообразимо!
Она в восторге хлопнула в ладоши, а я обмяк на стуле.
– Как именно функционирует память, где она хранится – это одна из самых запутанных областей. Невероятно захватывающий объект для исследований!
– Угу, отлично…. – потерянно кивнул я. Это все равно как во время операции на открытом сердце услышать: «Ух ты – что это за штука такая постукивает в своем собственном ритме?!»