***
За три часа уровень глюкозы не снизился даже до нижней границы нормы. Вполне пристойно. Надо бы повторить, но для чистоты эксперимента в следующий раз не есть на той стороне конфеты «Ассорти». Впрочем, и любые другие тоже. Чувствовал я себя вполне пристойно, незначительная слабость и легкая тряска рук не в счет. Даже не вспотел. Карамельки остались неиспользованными. Жалеть не буду, очень уж они приторные, по своей воле я такое есть не стал бы. Ладно, безопасное время раздвинем на час. Мало ли что там может случиться.
Ого, Александр Станиславович, да ты, похоже, уже решил покобелировать слегка на той стороне? А как же думки, что симпатичной врачихе ты нужен исключительно для получения сведений о Стасе? Забыл уже? Стоило одинокой дамочке угостить тебя грузинским чаем и взяточными конфетами, и ты сразу поплыл? Реалистичнее надо на вещи смотреть, дорогой товарищ. Ты сам — ни разу не образчик мужской красоты. Тощий, слегка сутулый. Оно понятно, что во времена позднего Союза каждый обладатель импортных джинсов сразу получал плюс десять очков к привлекательности. Но даже если она одинокая и подходящих кавалеров не было довольно давно... Что-то там не то, конечно. Но мне интересно. Я тоже... из одиноких, знаете ли.
Спасибо Агате Кристи за плодовитость. Теперь тетя Женя выпала из действительности надолго. Как я вернулся, даже не заметила. Уже другой баритон, чуть ниже тоном, но так же вдохновенно вещал: «Я уже описывал Эркюля Пуаро в записках. Необыкновенный человек! Рост пять футов четыре дюйма, голова яйцевидной формы слегка наклонена набок, глаза, загорающиеся зеленым огнём в минуты волнения или гнева, жесткие военные усы и колоссальное чувство собственного достоинства». Видать, там нешуточное преступление свершилось. Тётка сидела в кресле, то ли тщательно вслушивалась, то ли дремала. У стариков такое часто случается: выдуманный мир намного приятнее имеющегося.
Пошел на кухню, поставил чайник греться. Выбросил остатки вчерашней заварки, заметив, что пора уже выносить мусор. На всякий случай открыл холодильник. Да, у меня тоже бывает, что откроешь его без очевидных намерений, постоишь, да и закроешь. Но сейчас взгляд упал на контейнер с остатками сырников, которыми тетя Женя меня на завтрак кормила. Целых пять штук. И вдруг я понял, что голоден. Съел один холодным, остальные сунул в микроволновку. Так, сметанки еще для полноты вкусовых ощущений... Самое то. Вот чего мне, оказывается, не хватало.
Заваривать чай стало лень, и я бросил в кружку пакетик. Зеленый, потому что это тетьженин, у нее от черного изжога. Были еще какие-то аргументы, но я их не помню. Наверное, про мнимую полезность. Мне, в принципе, без разницы, но предпочитаю всё же, чтобы дно в начале чаепития видно не было.
Глотнул слишком много и ожег язык. Куда торопился? Поставил кружку на стол, повернул ее синими цветочками к себе. Мне почему-то, глядя на них, думается лучше. Что у меня в активе после сегодняшнего похода? Если подумать, то не очень много. Ну выяснил, что три часа на той стороне — безопасно. И всё. Никак к Леньке это меня не приблизило. Потому что вовлекать в процесс эту Аллу — последнее, что можно представить. Если папашу она знала, то подпускать ее к моим... Да уж, глупее не придумать. Наверняка мама ее помнит. Может, не только она. И брат тоже. Возможно, юная докторица и вовсе стала причиной развала нашей семьи. Или поводом. Не эта, так другая.
Я допил чай, помыл посуду, и пошел к себе в комнату. Буду читать Грина, старый томик из «Библиотека приключений». Оказывается, ни «Золотую цепь», ни «Дорогу никуда» я не читал никогда. Хотя в детстве вроде не пропустил ни одной книги этой серии.
Глава 5
Вот уж не ждал от себя. Только позавтракали с тетей Женей, и я пошел в прихожую. Зачем? Странный вопрос — мне надо туда. Может, мне хочется узнать, как себя чувствует больной Борисов. Смог ли он с помощью врачей улучшить свое состояние? А не купить ли каких-нибудь гостинцев? Конфет, или шоколадку какую. Сказано — сделано.
Вспомнив заветы Фёдора, я озаботился проблемами аутентичности. Шоколад, как выяснилось в «Пятерочке», никак не подходил. Сплошные штрих-коды, сроки годности, текст на иностранных языках. С конфетами тоже засада. Спасли рафаэлки. Там все криминальные надписи на упаковке, а на самом фантике только название. По-русски точно ничего. Коробку в мусор, а конфеты — в пакетик. А с какого года, интересно, их выпускают? Хотя какая разница? Ну расскажет Алла подругам о волшебных импортных сладостях. Поохают, да и забудут со временем.
И когда отошел от магазина метров на пятьдесят, остановился и чуть не хлопнул себя по лбу. Апельсины! Безошибочный подарок! Не такая редкость как, допустим, бананы, которые дальше Москвы в наших краях мало куда попадали, но и не ширпотреб, просто так доступный в овощном. Думаю, притащи я ананас или совсем уж неведомое советскому человеку помело, то получил бы славу добытчика неимоверных дефицитов. Или подозрения, что обворовал горком партии.
Но с цитрусами я уверен — покупал буквально пару дней назад, удачно. Сочные и сладкие. И две штуки в карман влезут — не выпирают и выглядят «по-советски». Решено.
Перед выходом посмотрел на себя в зеркало еще раз. Вроде ничего выдающегося с точки зрения человека той эпохи. Рубашка явно заграничная, купленная в сети дешевого ширпотреба «Вайкики», но в мою легенду побывавшего за рубежами нашей родины вписывается. Джинсы старые и без ярлыков, кроссовки тоже древние, но довольно пристойные. И куртка кожаная, тертая, но еще вполне приличная. Остатки эпохи финансового благополучия.
— Собираешься, как на свидание, — заметила тетя Женя. — Опять в сарай, да? Что ты там хоть делаешь?
— Бункер оборудую, вдруг ядерная бомбардировка.
— В этом случае рекомендуется воспользоваться простыней, Саня. Тщательно завернуться и ползти в сторону ближайшего кладбища, чтобы похоронным командам работы меньше было.
Советский народный юмор, могучий и дубовый. Сколько лет этой шутке? А жива до сих пор.
***
Мне показалось, или нора «сопротивлялась»? Обычно преодоление занимало ровно двадцать три «шага» — считал не раз. Но сегодня словно что-то притормаживало. Нужно будет проверить. А то вот так в один чудный день залезешь и не выберешься, и всё потому, что вовремя не оценил нестабильность перехода.
Я выбрался на ту сторону и, привычно отряхнув колени, осмотрелся. Мир прошлого встречал меня прохладным воздухом и слабым запахом сырости. Угловатые ящики в сарае выглядели ещё более чуждыми, чем обычно. Следов визита Федора не было, да и откуда им взяться, если он уехал и вернется только через неделю?
Поднялся по ступенькам к двери и прислушался. Похоже, устный выпуск журнала «Новоторск и окрестности» перенесли на другое время. И это хорошо, не придется сидеть, когда сплетницы разойдутся.
Погода снаружи соответствовала интернетной. Очень удачно какой-то краевед выложил архив метеосводок с семьдесят пятого года. Плюс пятнадцать, мелкий моросящий дождь, ветер северо-западный, до двух метров в секунду. Осадки, к счастью, сделали перерывчик небольшой. Асфальт влажный, но с неба не капает. Может, из-за этого санитарки и не собрались сегодня здесь, а рассказывают сказки в более комфортном месте.
В отделение я зашел как к себе домой, ни на кого не оглядываясь. А как же, я тут с заведующей чаи распивал, дорогу знаю. Не хамел, ноги о влажную тряпку, расстеленную у входа, вытер, и уверенно прошёл к двери кабинета Аллы Викторовны. Только занёс руку для стука, как меня окликнули:
На пороге отделения я не замедлил шага, уверенно прошёл к двери кабинета Аллы Викторовны. Только занёс руку для стука, как меня окликнули:
— Вы к заведующей? А её нет.
Голос молодой медсестры звучал так, словно она только что выиграла лотерею. Я взглянул на неё: лет двадцать пять, чуть уставший вид и подозрительная улыбка. Нехватка сна или привычка злорадствовать?
— А когда будет?
— Она мне отчёта не дает.
— Понятно.
Я развернулся уходить. Не то чтобы никакого волнения, но переживал не особо. Мы не договаривались, никто никому ничего, так что прогуляюсь — и домой.
— Подождите, — остановила меня медсестра. — А вы не Александр Борисович?
— Он самый, — с любопытством посмотрел я на нее.
— Алла Викторовна просила вас позвонить. Подождите, я вам номер запишу. Или, если хотите, на посту телефон есть.
***
Позвонил я из таксофона, висящего на стене перед приемным покоем. Наверное, их на всякий случай выпускают уже поцарапанными. Никогда целого не видел. Но главное, он работал. Я скормил ему гривенник, что выглядело бы крайне расточительным поступком, увидь кто. Я помню как совершенно взрослые люди таскали в кармане просверленные монетки с привязанной леской, чтобы обманывать телефоны-автоматы. В основном, конечно, пятиалтынные для межгорода, но и двухкопеечными для внутригородских разговоров не брезговали.
— Здравствуйте, Алла Викторовна. Это Александр, помните?
— Здравствуйте, Саша! — голос в трубке был далёким, словно сигнал проскочил далекую галактику. — Спасибо, что позвонили. У меня тут настоящий хаос, но я почти закончила. Заходите, жду!
— Может, неудобно? Да и адреса вашего я не знаю.
— Вы откуда звоните?
— Из автомата, в больнице.
— Выйдите из ворот, поверните направо. Следующий дом, второй подъезд, третий этаж, квартира девятнадцать. Увидимся.
Хорошее место, целиком входит в границы моих передвижений. С запасом. Нет вероятности, что не смогу переступить порог квартиры. Или пойти в ванную.
Настроение продолжало улучшаться, я даже поймал себя на том, что напеваю строчки:
«East of the sun and west of the moon,
We’ll build a dream house of love, dear...»
Отголоски вчерашнего джазового вечера. Но как только дошёл до «Just you and I, forever and a day», нос к носу столкнулся с Калерией Борисовной.
Офигеть какая встреча! Каля, моя школьная классная руководительница и преподавательница русского языка и литературы, заодно автор множества психологических травм, которыми можно было бы обвесить целую стену. Гимназеры должны были заучивать наизусть учебник критики, и воодушевленно читать партийные гимны стихоплетов, включенных в школьную программу. Как вспомнишь, так и вздрогнешь. «Под солнцем Родины мы крепнем год от года, мы беззаветно делу Ленина верны. Зовет на подвиги советские народы Коммунистическая партия страны!». Блин, а я думал, что забыл всё.