(Из)обретение нотации
Со времен Античности до нас дошло несколько памятников с нотной записью, но мы не можем сейчас сказать, насколько распространена была нотация в то время (между сохранившимися памятниками сотни лет и километров), была ли какая-то устойчивая практика нотописания, или мы имеем дело с чем-то уникальным.
В теоретических трудах Античности для обозначения разных ступеней лада использовались буквы: эту традицию продолжил и пользовавшийся большим авторитетом в Средние века Боэций (ок. 480–524), но в практической жизни музыкантов раннего Средневековья подобная нотация не использовалась.
Святой Исидор Севильский (ок. 560–636), Отец Церкви и основатель средневекового энциклопедизма считал, что «если в человеческой памяти звуки не удерживаются, то они погибают, поскольку записать их невозможно» («Nisi enim ab homine memoria teneantur soni, pereunt, quia scribi non possunt»). Певцам приходилось разучивать новые произведения с учителем и держать их в памяти. И помнить приходилось многое.
По Уставу современника Боэция и основателя первого в Европе монашеского ордена святого Бенедикта Нурсийского (ок. 480–547), принятому во многих мужских монастырях с VI века, а в женских – с VII века, монахи должны были петь несколько часов в день (всего предусматривалось восемь служб ежедневно, разной продолжительности и состава).
Также Устав предусматривал распевание всех 150 псалмов в течение года. В итоге приходилось держать в голове удивительный объем музыки, плохо представимый для нас, людей письменной культуры.
Впрочем, даже для того времени этот объем был весьма велик. Поэтому, как и в других устных музыкальных культурах, фактически все песнопения состояли из музыкальных паттернов или формул: у антифонов и респонсориев в каждом из ладов были формулы запева; формулы, по которым распевался текст, и так называемая differentia – формула окончания. Если формулы запева и распева чаще были более или менее стандартизированы, то differentia различались по регионам, и даже по монастырям в одной и той же области.
Но, несмотря на все формулы для удержания в памяти такого большого объема информации, певчие вынуждены были практиковать свое ремесло постоянно и петь по многу часов ежедневно. Неизвестный автор трактата «Dialogus de musica» (ок. 1000) писал, что некоторые певцы посвящают более 50 лет своей жизни суете практики и изучения пения. A епископ Лиона Агобард во второй четверти IX века выражал свое недовольство тем, что певцы вынуждены учиться с ранней юности до седин и из-за этого пренебрегают «духовными занятиями, чтением и изучением Божественного красноречия».
Еще сложнее приходилось священникам. С одной стороны, они также должны были петь немало произведений по памяти, с другой же – не получали полноценного певческого образования. Они просто нуждались в инструменте, который бы помог их памяти! Возможно, именно этим объясняется, что значительную часть появившихся в IX веке нотных рукописей составляют уроки, молитвы или интонации распева для ординария мессы, то есть репертуар для священников и диаконов, но не для обученных певчих.
Новая нотация, первые памятники которой датируют сейчас 820–840 годами от Р. Х., вероятно, предназначалась именно для священнослужителей, но не певчих. Это объясняет некоторые особенности самой ранней нотации. Например, отсутствие четкой звуковысотности: священникам и диаконам нужно было в первую очередь напоминание о движении уже знакомых мелодий. Буквенные же обозначения ступеней лада, известные некоторым теоретикам, в этом могли бы помочь меньше. Да и знакомство с музыкальной теорией у священников было поверхностным.
Возможно, эта же особенность происхождения невменной нотации объясняет связь ее музыкальных знаков – невм – со знаками, которые использовались в латинских грамматиках (а туда они пришли из грамматик греческих), чтобы подчеркнуть ударение.
Упоминавшийся выше Исидор Севильский в главе «Об ударении» своих «Этимологий» пишет: «Ударение названо так, поскольку прикреплено к песне (музыке) так, как наречие прикреплено к глаголу. Заостренное (акут, acutus) называется так, поскольку поднимает и заостряет слог [‘]. Тяжелое (gravis) – поскольку понижает и придавливая тон [`]. И в этом оно противоположно заостренному. Циркумфлекс (circumfl ex) cостоит из повышения и понижения, начиная с заостренного оно переходит в тяжелое, и так, оно повышаясь и понижаясь, получается циркумфлекc [^]».
Рис. 8. Один из самых ранних памятников западноевропейской нотации – прозула Psalle modulamina laudis, записанная переписчиком Энгилдео (Engyldeo), ок. 820–840.
Обратите внимание на иллюстрацию – первые невмы именно так и выглядят! Одни невмы выглядят как акут, другие как гравис, а третьи как циркумфлекс!
В основу невменной нотации были положены не обозначения ступеней лада, а движение мелодии. Этот способ оказался и понятнее, и привычнее, потому что был связан с традицией обучения латыни.
О развитии нотации мы поговорим в следующих главах, а сейчас хотелось бы вернуться к вопросу, заданному в начале этой главы. Можем ли мы сейчас определить начало Средневековья в музыке? Любой определенный ответ будет неточным и являться, по меткому выражению философа науки Карла Поппера (1902–1994), всего лишь «сваей, забитой в болоте»[1]. Но если нам нужно все-таки обозначить какое-то начало огромного музыкального исторического периода, то рубеж VIII и IX веков или самое начало IX века были бы хорошим вариантом ответа. В это время формируется григорианское пение (называлось ли оно тогда «плавным пением» или «мецским напевом»), и примерно в это же время в западноевропейских монастырях формируется новая традиция нотной записи. Традиция, претерпевшая значительные изменения, но непрерывно существовавшая до наших дней.
Лекция 2Реформы нотации и Гвидо д'Ареццо
В наше время среди всех людей наибольшими глупцами являются певцы.
Ведь в каждом искусстве значительно больше вещей мы изучаем, а не просто повторяем за учителем <как певцы>.
Родившаяся в первой половине IX века невменная нотация показала себя удобным мнемоническим инструментом, она позволяла быстро напомнить основные движения мелодии и визуально не мешала тексту. Но выучить новую мелодию с ней было невозможно. Без дополнительного пояснения не были понятны ни лад, ни движение мелодии – только ее контур. Записать многоголосную музыку таким способом тоже не получилось бы. Поэтому неудивительно, что на протяжении следующих двух веков предлагались разнообразные реформы нотации.
Союз букв и невм
Святой Гильом де Вольпьяно (962–1031) был сыном графа Роберта де Вольпьяно и крестником императора Священной Римской империи Оттона I. В возрасте семи лет он начал обучаться в бенедиктинском монастыре Сан – Микеле в Лучедио (рядом с Верчелли), где вскоре принял монашество. В дальнейшем Гильом стал одним из реформаторов бенедиктинского ордена и руководителем его диоцеза в Бургундии, Лотарингии, Нормандии и Северной Италии.
Однако наибольшую известность Гильом де Вольпьяно получил как архитектор. Он спроектировал смелую по тем временам романскую церковь в знаменитом монастыре Мон-Сен-Мишель в Нормандии, перестроил самую старую из сохранившихся церквей Парижа – Сен-Жермен-де-Пре.
В истории музыки Гильом остался как автор оригинальной нотации и, вероятно, как автор некоторых произведений из составленного им тонария святого Венигна.
Архитектор прекрасных и сохранившихся до наших дней зданий, реформатор монашества и нотации, певчий, руководитель монашеского ордена и, возможно, композитор – ну чем не «человек эпохи Возрождения» задолго до Ренессанса?
Рис. 9.
Нотация Гильома де Вольпьяно была довольно очевидным способом примирить невменную нотацию и предложенные Боэцием буквы для обозначений ступеней лада. В нотации св. Гильома каждой букве латинского алфавита от «А» до «Р» соответствовала своя нота. То есть в разных октавах ноте «ля» соответствовали разные буквы алфавита. Также, вероятно, у Боэция Гильомом были заимствованы знаки для обозначения «микротонов» – нот, находящихся между ступенями звукоряда.
Буквенные обозначения звуковысотности в этой нотации шли вторым рядом под привычными невмами, которые давали информацию не только о связи нот, но и об орнаментах.
Посмотрите, как это выглядело в тонарии святого Венигна.
Дасийная нотация
Иную попытку зафиксировать звуковысотность предпринял автор трактатов Musica Enchiriadis и Scholica Enchiriadis. Enchiridion – это латинский вариант греческого ἐγχειρίδιος, означающего «справочник». Однако автор трактатов или недостаточно хорошо знал латынь и греческий, или, наоборот, знал их очень хорошо, чтобы иронизировать. Так или иначе, он использовал слово Enchiriodion как имя собственное, и названия трактатов можно перевести на русский язык как «Музыка справочника» и «Конспекты справочника».
Кем был автор этого «справочника», достоверно сказать сложно. Историки приписывали эти трактаты Одо Клюнийскому (ок. 878–942) и аббату Хогеру Верденскому (ум. 906), но до настоящего момента оба трактата «справочника» считаются анонимными.
В трактатах представлена так называемая «дасийная нотация», в основу которой положен древнегреческий диакритический знак – дасия (дословно «густое придыхание»). К вершине этого знака приписывались крошечные буквы «S» и «С». Полученная графема переворачивалась под разными углами. И угол наклона (90 % или 180 %) помогал исполнителю понять, какой именно тетрахорд[2] используется.
В этой нотации средневековая грекофилия достигла, пожалуй, одной из своих высших точек: и знаки, и сама их теория вышли из древнегреческой теории. При этом античная Греция не знала такой нотации!